— Каким? — Принцесса протянула руку, чтобы погладить черную униформу кота, но тот, фыркнув, предупредительно отстранился.

— Я нюхаю… — раздраженно ответил Диодор. — И не мешай мне…

— Подумаешь, какая важность, — насупилась девушка. — Всё время нюхаешь ты что-то: то пол, то подоконник, то что-то под своим хвостом…

— Не приставай! — раздраженно перебил ее кот. — Сейчас я нюхаю такое, что важностью своею затмевает все хвосты на свете.

— Ах, что такого важного ты можешь здесь унюхать? — отмахнулась Тули́нэ.

— Я чую запах будущего… — таинственно мурлыкнул Диодор.

— А что, так можно было?! — опешила девушка.

— Конечно, можно, — довольно усмехнулся Диодор. — А для котов, что рождены под чёрной мастью, это даже нужно!

— Так разве черные коты — особые?

— Что за вопрос?! — обиженно мяукнул Диодор.

— Ах, значит, сам не знаешь? — поддела его Тули́нэ.

— Ах, значит, знаю! — передразнил ее кот.

— И чем же? — не унималась принцесса. — Ведь у вас у всех четыре лапы, хвост… Опять же, шерсть, которую вы постоянно забываете то тут, то там… Усы… Так в чем же чёрные коты отличия имеют от других, не черных?

— Отличие — в удаче.

— Как, в удаче? — растерялась Тули́нэ.

— Вот так, — грустно пожал плечами Диодор. — Ты знаешь ли, удача у кошек черной масти не очень-то удачлива… И, мягко выражаясь, хромает. И на все четыре лапы. Так что ее в расчет мы с детства не берем, а полагаемся на запах будущего…

— Я даже не могла предположить, что будущее можно чуять носом, — принцесса с любопытством посмотрела на Диодора.

— Да, можно, — закивал черный кот. — Можно.

— Обоснуй?

— Легко, — воскликнул Диодор. — Британские ученые коты давно, еще на той неделе, доказали: сначала запах появляется, потом уже чего-то происходит. Понятно?

— Нет, — скептически прищурилась принцесса. — Как-то ненаучно звучат твои слова… Ты не находишь?

— Как же не научно?! — обиделся Диодор. — Британские ученые коты же доказали, а ведь они мяукать ерунду не станут. Ты мне не веришь, но ученым-то поверь!

— Ах, верю, верю, — усмехнулась Тули́нэ, — конечно, если уж британские ученые коты так намяукали, тогда ты прав, наверное…

— Я прав всегда! — фыркнул кот.

— И чем же оно пахнет?

— Что пахнет?

— Да, будущее, ё-твоё!

— Ах, это… — прищурился кот. — По правде говоря, я не успел как следует разнюхать, ты прискакала и помехи навела.

— Что я навела? — не поняла Тули́нэ.

— Помехи… — устало вздохнул Диодор. — Своим приходом ты весь мой предсказательный эфир забила запахом своим, теперь всё будущее тобой пропахло.

— Ты хочешь мне сказать, что я воняю? — возмутилась девушка. — Мне, той, которая из душа не вылазит и чистотой своей является примером для принцесс!

— Да не ори ты, — недовольно скривился кот, — не от тебя фонит, фонят лишь твои настырные помехи.

— И чем же у меня они фонят?

— Какой-то сказочной белебердой и жизнерадостностью…

— Упс, — смущенно усмехнулась Тули́нэ. — Ну, если жизнерадостностью пахнет, то это да, мои помехи помехуют… Ты говоришь, фонят сильно?

— Просто жуть! — пожаловался кот. — От уровня такого, жизнерадостности, рецепторы все стонут у меня…

— Как стонут? Соло, хором иль дуэтом?

— Я выразился образно, могла бы догадаться, конечно же, никто не стонет, хотя, конечно, мог бы и стонать…

— Как хорошо, что образно, — облегченно вздохнула принцесса, — а то мне только тут рецепторного хора не хватало, что по-кошачьи стонет в унисон. Мне одного рецепторного кота хватает, с усами и хвостом.

— А мне с того, что образно, не легче! — обиженно фыркнул Диодор. — Пришла тут с жизнерадостностью своею и всю настройку сбила!

— Мой милый Диодор, насколько ты пушист, настолько ты капризен.

— Капризен?! Я?! — возмутился кот. — А ну-ка обоснуй!

— Легко! — воскликнула Тули́нэ. — Британские ученые принцессы уже давно, вчера после обеда, доказали, что те коты, у коих всё помехи помехуют и хором образно рецепторы стенают от жизнерадостности премиленьких принцесс, являются капризными!

— Ни капли не научно! — запротестовал кот.

— А вот научно! Или ты веру потерял в британскую учёность?

— Я не капризный, — шмыгнул носом Диадор и обиженно отвернулся.

— А какой, мой милый Диодор? — принцессе все же удалось погладить пушистого ассистента по загривку.

— Чувствительный… — фыркнул кот и спрыгнул на пол.

— Ах, посмотрите-ка вы на него! — всплеснула руками Тули́нэ. — Чувствительный какой нашелся! Тоже мне, пушистая принцесса!

— Тогда уж принц! — огрызнулся Диодор. — И не фоняй тут жизнерадостностью своей! Ее высокий уровень мне не сулит приятностей.

— А что же он сулит?

— Он неприятности сулит, а то чего похуже…

— Так что же, неприятна я тебе? — надула губы Тули́нэ. — И близость царственной особы рядом не вызывает радости? А я стараюсь и тружусь, и жизнерадостность свою всю трачу на тебя, неблагодарный…

— Тут царственность не при делах совсем, — вздохнул Диодор, — какой б особой не была она. Все дело в жизнерадостности, ведь от нее одни проблемы.

— И чем же жизнерадостность тебе не угодила?

— Да всем!

— Ну а по-моему, жизнерадостность — штукенция весьма приятная.

— Чего же в ней приятного? — недовольно отозвался черный кот. — Да весь пушистый опыт мой подсказывает, что жизнерадостность в хозяйстве бесполезна, а иногда и просто для здоровья вредна.

— А ну-ка обоснуй, — парировала Тули́нэ. — Но только без мяуканья котов ученых из Британии.

— Ну хорошо… — промямлил Диодор. — Вот, например, прошу я жизнерадостно покушать и, предположим, в три часа утра. Тогда что происходит?

— Летит в тебя моя прекрасная туфля, что золотом расшита, с подбитыми набойками из стали, чтобы на балах звенели и…

— Кхм-кхм, мы отвлеклись, — прервал ее Диодор. — Продолжим наши опыты. Так… Значит… Скажем, возвращаюсь жизнерадостно домой, когда лишь алая заря окрасит утреннее небо багрянцем алым, и радость возвращенья своего хочу я зычно разделить с тобой, что происходит?

— Летит в тебя моя прекрасная туфля, что золотом расшита, с подбитыми набойками из стали, чтобы на балах звенели и… Кажется, уже вторая… — задумчиво произнесла Тули́нэ, загибая пальцы.

— Ну вот, а если… — начал было Диодор.

— Так, стоп! — прервала его принцесса.

— Кто крикнул: «Стоп!»? — опешил кот. — Что значит «Стоп»?

— А то и значит — «Стоп»! — возмутилась Тули́нэ. — Миленькое дело! Я так без обуви останусь! Нет, если дальше так мы будем продолжать, то я босая буду. Да я ж так простужусь! Такой мне опыт неприятен! Стоп, я так больше не играю!

— Вот и говорю я, что жизнерадостность — штуковина довольно вредная… Согласна? — довольно прищурился Диодор. — Так что ей ты не фони, не надо.

— Ну хорошо, меня ты убедил, не буду, — пробурчала Тули́нэ. — Я пофоняю чем-нибудь другим. В большом избытке любопытство у меня… Вот любопытством можно помехнуть немного?

— А любопытством так вообще ни в коем случае нельзя! — вздыбился Диодор. — Ведь в любопытстве кроется смертельная опасность для кошачьих!

— А ну-ка обоснуй? — усмехнулась Тули́нэ.

— Легко! — воскликнул Диодор. — Британские ученые коты уже давно всем доказали: капля любопытства убивает кошку!

— Ох, эти мне ученые английские коты! — всплеснула руками Тули́нэ.

Вопросительный ус

— Диодор, а зачем тебе усы? — неожиданно спросила Тули́нэ у кота, приводившего свою пушистую униформу в порядок.

— Что? — Диодор от возмущения чуть не подавился своей шубой, которую методично вылизывал. — Тебе больше докопаться не до кого?

— Не-а, — легкомысленно замотала головой девушка. — Кудесник с мандрагорами свинтили в дендропарк посмотреть на цветение сакуры…

— Так она же отцвела давно! — удивился кот.

— Ага, — хмыкнула Тули́нэ, — но старшая мандрагора сказала, что на само цветение малышкам пока ходить рано, ибо там творятся какие-то невиданные ботанические непотребства. Поэтому в педагогических целях они пошли смотреть на то, что бывает после того, когда этим непотребствам предаются неосмотрительные молодые растения.