Эффективная власть, по мнению Виталика, это такая власть, которая построит в каждом районе по крематорию и займётся чисткой авгиевых конюшен. Будет отлавливать двуногий сброд, вводить ему смертельную инъекцию и отправлять в крематорий, а пепел смывать в канализацию. Никаких сброду похорон «по-человечески», ибо не заслужил. Человеческое обращение – привилегия людей, а дерьмо не хоронят на кладбище, его спускают в канализацию.

Поскольку в государстве и в обществе не было и не предвидилось подобных подвижек, Виталик стал сам выходить на промысел – не регулярно, по графику, а только когда ощущал потребность. Он называл это «охотой». Подобно Декстеру, Шалевич точно знал, что его жертвы – законченные подонки и мрази. Он не ведал сомнений, не колебался, его ничто не удерживало. Им двигало обострённое чувство справедливости, когда ты точно уверен, что делаешь правое дело. Разница лишь в том, что Декстер знал о своей ненормальности, Виталик же считал ненормальным весь окружающий мир, кроме себя. Нарушенная социализация окончательно в нём зачахла и сколлапсировала в точечную сингулярность, спрятавшуюся где-то в глубинах внутреннего микрокосма. Шалевич считал, что у него есть только он сам, больше рассчитывать не на кого. Только себе можно доверять, только наедине с собой можно что-то обсуждать и принимать решения.

Так он превратился в закоренелого социопата-мизантропа, внутренне непохожего на окружающих, но внешне маскировавшегося под обычного гражданина, чтобы не выделяться из серой обывательской массы. Как и Декстер, Виталик не имел вредных привычек и не состоял на учёте в правоохранительных органах или психдиспансере. Он был добропорядочен и законопослушен, вовремя платил за квартиру, ходил на работу, везде и со всеми был вежлив, добросовестен, не опаздывал, не имел нареканий от начальства, не конфликтовал с сослуживцами.

Подонков и мразей Шалевич считал злом, а тех, кто этого не понимал, идиотами. К идиотам он был равнодушен, ко злу беспощаден. Поскольку он оставался одиночкой, а двуногого сброда было много, Виталик воспринимал его масштабы спокойно, с философской стойкостью – не как совокупность живых субъектов, а как однородную безликую биомассу, из которой то тут, то там можно выхватывать особь за особью и доводить коэффициент их мортализации до единицы.

Наедине с собою Виталик пользовался неологизмами собственного изобретения. Например, он не говорил о людях «живой» или «мёртвый», он использовал понятие «коэффициент мортализации». Если кто-то жив, значит коэффициент его мортализации равен нулю, если мёртв – единице. Болезни или ранения – это промежуточные дробные значения между нулём и единицей, в зависимости от тяжести.

Обезличенная и расчеловеченная масса двуногого сброда не пугала Виталика своими колоссальными масштабами. К ней как ни относись, ей не жарко и не холодно. Так чего зря стараться? Надо же понимать, что гораздо продуктивнее оставаться бесстрастным и беспристрастным, рациональным, прагматичным и трезво мыслящим. Двуногий сброд просто есть – вот и относись к нему как к объективной детали окружающей действительности, вроде насекомых или космического излучения. Как к данности, с которой ничего нельзя поделать, которую просто нужно принять и жить с этим. Либо двуногий сброд растопчет тебя, сожрёт, переварит и высрет, либо ты не поддашься и начнёшь взаимодействовать с ним на своих условиях. Никогда и нигде не вовлекайся в чужие правила, всегда и везде вовлекай других в свои – в такие правила, которые выгодны прежде всего тебе…

– Получается, у Виталика как бы контролируемый психоз? – уточняет Сисирина, ознакомившись с моей задумкой.

Я отвечаю утвердительно.

– Но ты не подумай, я не копирую Декстера. У многих серийных убийц довольно высокий уровень интеллекта, это доказанный факт. Виталик тоже весьма умён, много читает, у него навалом свободного времени и он употребляет его главным образом для саморазвития. А раз есть мозги, есть и самоконтроль. Мой персонаж из того сорта людей, которые стараются продумывать всё до мелочей, что, вообще-то, свойственно не каждому. Иногда Виталик даже слишком рассудителен, он иначе не может, для него это в порядке вещей, так он устроен. Он во всём опирается на системный анализ, крепко за него держится и придаёт ему повышенное значение. А если в чём-то никакой системы не просматривается и осмысливать вроде бы нечего, то он её сам создаёт, сам придумывает с нуля. В жизни такого человека фактор случайности сведён к минимуму.

Сисирина неожиданно задаёт вопрос:

– А как у него с религиозностью? Ты утверждаешь, что его садист-папаша был помешан на религии. Обычно такие люди промывают детям мозги с малых лет.

Как говорится, не в бровь, а в глаз. Про религиозность Виталика я ничего не помню, приходится пролистывать рукопись в поисках ответа.

– Вот, слушай. Во-первых, человеку с высоким интеллектом не требуется религия. Во-вторых, раз Виталик терпеть не может родителей, это в первую очередь касается всего, что они в него заложили. То есть, если папаша в детстве и грузил его религией, Виталик выкинул всё из головы, едва вырвался из-под родительской опеки. Однако он неплохо ориентируется в священном писании. Ему особенно нравится одно место из Второзакония: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания и скажут старейшинам города своего: «Сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти, и так истреби зло из среды себя». Под «сынами буйными и непокорными» Виталик понимает как раз двуногий сброд, вследствие чего интерпретирует слова бога как прямое указание мочить всех безо всякой жалости и стеснения. То есть, если бы он верил в бога, то решил бы, что тот на его стороне и что с религиозной точки зрения он в такой же степени прав, как и с личной. Если болезненное общество не желает самоочищаться, будучи поражено патологическим гуманизмом, значит процесс лечения (вопреки воле больного) должны взять в свои руки инициативные одиночки. А если государству это не нравится, если ему не угодно здоровое общество, то тем хуже для государства.

У Сисирины наготове следующий вопрос:

– Ты говоришь, у Виталика много свободного времени. Откуда?

Я снова листаю текст.

– Ага, вот. Он работает курьером в редакции глянцевого женского ежемесячника «Ты и только ты». Журнал, конечно, вымышленный. Виталик устроился туда не без умысла. Курьерская работа заключается в постоянных разъездах по городу. Ты весь день в транспорте – вот тебе время для чтения и саморазвития. Ты не торчишь в офисе, значит не мозолишь глаза начальству. В офисной работе есть один нюанс, о котором обычно не знаю те, кто там никогда не работал – если мозолить глаза начальству, оно обязательно найдёт, к чему докопаться. А раз Виталик не торчит в офисе, к нему никто не докапывается. Курьеру оплачивают проездной и он бывает везде, имея возможность изучать все городские районы – для предстоящей «охоты». Во время рабочих поездок Виталик выбирает место, где можно порыскать в поисках следующей жертвы, намечает пути отхода.

Каждому району Шалевич присвоил номер. Перед «охотой» он запускает генератор случайных чисел и едет в тот район, чей номер выпал, чтобы убийства выглядели бессистемно и не привели правоохранительные органы к нему на порог. Некоторые серийные убийцы прокалываются, когда география их преступлений образует чёткий радиус вокруг дома. Их без труда вычисляют. Виталик же старается действовать осторожно, с учётом наиболее распространённых ошибок. Места его «охоты» разбросаны по всей Москве равномерно и бессистемно, между ними нет отчётливо просматривающейся связи. Это позволяет Шалевичу чувствовать себя в безопасности…

Сисирина разворачивает чалму и ерошит пальцами влажные пряди волос.