Отец… Надо отдать должное герцогу, несмотря на раздражительность и нетерпимость к малейшим ошибкам, он уделял внимание моему обучению, нанимал учителей, заставлял отчитываться о пройденном. Благодаря ему, к семнадцати годам я знала тот минимум, который необходим девушке из знатного семейства в дальнейшей жизни – для поступления в университет или замужества. Несмотря ни на что меня воспитали как благородную сьерру. Я должна сказать спасибо за такую милость? Да ни за что, ведь это лишь дань светским условностям, а не искренняя забота и любовь! Мне казалось, герцог Оленрадэ вообще не способен на такие чувства, но с рождением брата, наследника титула, убедилась, что это не так.

Долгое время после смерти первой супруги герцог не женился, но пять лет назад вступил в брак с юной вдовушкой – баронессой Кеннвиг. С появлением в доме сьерры Доретт, началась ее тайная война против меня. Мачехе был тогда двадцать один год, мне – одиннадцать – разница в возрасте небольшая, и я надеялась найти в ней друга. Но не случилось: Доретт сразу невзлюбила меня. Единовластно управляя домом, она считала потерянным каждый хилдо, если он потрачен на падчерицу. Под предлогом обустройства детской для родившегося наследника, меня выселили из жилой половины особняка на этаж для слуг, в комнатку старой няни герцога, которая умерла несколько лет назад. С тех пор помещение пустовало и постепенно превращалось в чулан для отслужившей свой срок мебели.

Впрочем, переезд меня совсем не огорчил – жить подальше от мачехи и герцога я была только рада. Не беда, что комнатка мала и похожа на склад, я хорошенько вычистила мусор и пыль. Горничная Зора, сильная в бытовых заклинаниях, помогла избавиться от лишнего хлама. И здесь стало даже уютно. Потертое кресло, хромоногий столик для письма – под сломанную ножку пришлось подложить кирпич для устойчивости, узкая кровать с расписным деревянным изголовьем, растрескавшимся и потемневшем от времени, но все-таки чудесным. Старинная мебель таинственно потрескивала ночами; это не пугало, но будило воображение: казалось, предметы обстановки рассказывают друг другу истории о том, что повидали на своем веку.

Сильнее всего скупость мачехи отражалась на моей внешности, точнее на гардеробе. Вернее, на почти полном его отсутствии. Леди Доретт убеждена, что молодая девушка моего положения должна иметь не более двух платьев: одно для дома из дешевого сукна, другое – на выход из грубой шерсти. Последнюю обновку мне справили полтора года назад. И проблема вовсе не в том, что у любой служанки наряды намного лучше и менее поношены, просто я сильно подросла за последний год и платье выглядят не совсем прилично, открывая ноги по щиколотки, что для взрослой девицы любого положения неприемлемо. О белье, многократно заштопанном, молчу, его хотя бы не видно.

Я заглянула под кровать и нашарила ручку небольшого дорожного сундучка. Здесь я хранила свое сокровище – два тома иллюстрированной истории Андора – книги, которые я утащила из библиотеки в поместье, да так и не вернула, когда пришлось уехать. Не смогла расстаться. Пусть они будут со мной, ведь я отправлюсь в неизвестное будущее.

Прикрыла томики бельем – собрала все, что имелось – две смены. Уложила даже ночную рубашку, сегодня буду спать в нижней сорочке. Отыскала в шкафу старую газету и упаковала тапочки на плоской, стершейся подошве, которые ношу летом. На этом сборы почти закончены, домашнее платье положу сверху, когда разденусь на ночь. То же и со средствами гигиены. На глаза вовремя попался набор для шитья в небольшом плоском ящичке: швейный артефакт, пара катушек, ножницы, игольница, несколько ленточек – все это богатство отправилось в сундучок. Выходное платье надену в дорогу, а чтобы скрыть его недостаточную длину, наброшу сверху плащ. На ноги – единственные ботинки, уже почти осень и на улице слякотно. Вот и все, что у меня есть.

В дверь без стука вошла личная горничная мачехи. Дородная девица с задорно вздернутым носиком и рыжими волосами собраными в тугой узел на затылке. Эрмина раньше казалась неплохой девушкой, но с тех пор, как госпожа герцогиня назначила ее доверенной служанкой, характер у нее сильно испортился – важничает и задирает нос перед всеми слугами, кроме дворецкого и камердинера его светлости. Естественно, со мной тоже не церемонится.

Уверенной походкой камеристка прошла к кровати и небрежно скинула на покрывало стопку одежды.

– Ее светлость герцогиня велела отдать вам эти платья, чтобы вы не позорили честь рода дей’Холлиндор. – Эрмина одарила меня высокомерным взглядом и бросила перед тем, как выйти: – А те тряпки, что вы здесь таскали – оставьте в комнате, сгодятся на ветошь.

Невиданная щедрость! Мачеха убоялась слухов, будто герцоги Оленрадэ – последние скряги, и раскошелилась мне на новый гардероб. Невесело усмехнувшись, я подошла к кровати, где неровной стопкой лежали обновки. Обновки? Да как бы не так! Два самых нелепых балахона из всех, что мне приходилось видеть!

Я развернула первое из платьев – темно-серое, закрытое, с длинным рукавом, без корсажа, но неумело присборенное на талии. Застежка спереди – это большой плюс, не надо никого просить о помощи. Дешевая шерсть уже заметно потерлась на манжетах и вороте. Даже без примерки видно: в талии мне будет велико – Эрмина любит булочки гораздо больше, чем я. Что ж, как ни противно, но даже этот кошмар – все-таки намного лучше, чем мое старое вылинявшее платьишко. И нет – свое «выходное» платье я им не оставлю, пущу его на окантовку ворота и рукавов. Это и украсит, и освежит убожество темно-серого безобразия.

Второе платье выглядело откровенно убого – дешевенький ситец неопределенного цвета с нелепыми разводами. Сперва показалось странным, что платье совершенно новое, Эрмина явно его не носила. Но после того как я приложила его к себе и оценила вид в зеркале, стало ясно, почему оно как новое – никто добровольно такой кошмар не наденет! Грязно-желтый цвет, который с большой натяжкой можно назвать горчичным, сделал мою кожу болезненно-серой. Я не расстроилась, сразу же окрестила это оскорбление почтенного цеха портных – рабочим халатом и засунула в сундучок. Мое домашнее платье, то, что сейчас надето на мне, так и быть, останется здесь, раз уж мачеха нуждается в ветоши.

А вот темно-серым платьем хотелось заняться вплотную, и пока есть время подогнать по фигуре. Решив примерить его, я быстро скинула повседневное платье, оставшись лишь в нижней сорочке. Взгляд невольно скользнул к магической метке на правом предплечье. Болезненное, неприятное чувство, похожее на стыд, привычно кольнуло душу. Бледно-зеленая, узенькая полоска, вроде татуировки, браслетом охватывала тонкую руку. Рисунок нечеткий, словно полустертый, в нем с трудом различимы мелкие, уродливо скрученные листочки.

Все маги отмечены особой меткой при рождении. Ее цвет, форма, узор – уникальны и раскрывают характер дара – чем мощнее магия, тем шире, четче и ярче рисунок. Мне говорили, что когда герцогу показали новорожденную дочь, он, узрев настолько явное не благоволение Шандора – верховного бога, который наделяет магов силой – разнес в щепки половину особняка. Даже оставаясь одна, я прячу этот позор, вот и сейчас побыстрее натянула новое платье, чтобы забыть о проклятьи слабого дара.

Покрутилась перед зеркалом: да, хороша! Платье – точь-в-точь серый холщовый мешок, в каких на рынке продают сахели [1]. Что тут ушивать? Здесь требуется перекраивать полностью. Плечи висят, в груди жмет немилосердно, талия болтается в районе бедер. Замечательный наряд для огородного пугала! Ладно, Тхар с ним, надеюсь, в университете выдадут форменную мантию, буду прикрывать это убожество.

Я вновь влезла в свое старенькое домашнее платье, а «новое» повесила на спинку кресла, чтобы завтра надеть в дорогу. Примерка, хоть и расстроила меня, зато отвлекла от переживаний о будущем, дала возможность немного встряхнуться и взглянуть на ситуацию по-другому. С большим оптимизмом, что ли?