– Я вообще-то тоже там живу, если чё, – вступает Вадик.
– Больше не живёшь, – сквозь зубы говорит Рыков.
– Как это? А куда ж мне? У меня там лучшие годы жизни прошли, между прочим, и что теперь, из родного, можно сказать, дома погоните?
– В отеле поживёшь.
– Э-э-э, нет! У меня на отель денег не хватит, надо сначала контракт заключить, оплату товара получить и всё такое.
– Не переживай, я снял тебе номер на несколько дней. Сейчас приедем, возьмёшь свои вещи и поедешь в отель.
– А в какой?
– «Плаза». Я сам там живу.
– Ух-ты, серьёзно? Ну ладно. А у него сколько звёзд, пять?
– Пять-пять. Ты выбирать, что ли будешь?
– Ну так-то, почему бы и не выбрать? Так чё, может бухнём там вечерком, перетрём за дела? Или ты с Дашкой зависнешь?
– Не зли, – бросает Рыков и отворачивается к окну.
Остаток дороги мы едем молча. Приехав, поднимаемся в квартиру. Вадик собирает свои вещи и убегает.
– Ром, я тачку возьму, да? – бросает он перед выходом. – Ладно-ладно, шучу, чё ты…
– Иди уже, оленёнок Бэмби, пока по бубенчикам не получил. Ключи отдай. Часа через два приезжай на завод, буду решать по тебе. Скажешь там секретарю, что договаривался со мной. Она, конечно, злая и умом не блещет, но кофе нормальный варит. А тебе испытание – прорваться через её кордон.
– Это Кристинка что ли? Нормальная девчонка, зря ты на неё наезжаешь.
– На заводе чтоб по имени отчеству меня называл, понял? Иди тренируйся.
Он уходит, а мы остаёмся одни. Стоим. Смотрим друг на друга. Я чувствую себя, как школьница под его взглядом.
– Иди сюда – тихо говорит он.
Я делаю шаг, подхожу поближе. Он берёт меня за руку и притягивает к себе. Я кладу голову ему на грудь, дышу им, горьким миндалём, его выветрившимся одеколоном… Он обнимает меня, проводит рукой по волосам и прижимает к себе. Так мы стоим какое-то время и ничего не говорим.
Он гладит мои волосы, плечи, рука спускается ниже и я ощущаю возникающее напряжение, тело начинают пронизывать первые импульсы возбуждения. Совсем маленькие искорки, которые вот-вот начнут расти и превратятся в негасимый огонь. Я чувствую, как Роман наполняется силой, дыхание едва заметно учащается и в меня упирается его напрягшийся член.
Меня это заводит, но я не готова. Я должна понять, должна знать, должна быть уверена до конца.
Я кладу ладони ему на грудь и отстраняюсь.
– Я так не могу. После того, что было… я хочу смыть это всё с себя и потом… мы так и не поговорили со вчерашнего дня…
Он меня не удерживает и я выскальзываю из его объятий. Мы должны уже всё выяснить. Я забегаю в душ и долго стою под горячей водой, не в силах выбраться. На сердце тревожно, но под водой хорошо и очень не хочется идти туда, где меня ждёт куча непростых вопросов.
Когда я выхожу из ванной, чувствую запах еды и сразу осознаю, насколько проголодалась. Завязываю пояс на тонком шёлковом халате и иду на кухню.
– Яйца остыли, – с укором говорит Роман.
– Что?
– Яичница. Сделал нам перекусить. У тебя тут полная кастрюля пельменей, но решил, что лучше не рисковать.
– Это да. Они вчерашние. Варила для Вадечки.
– Для Вадечки… Какого хрена ты пустила сюда этого…
– Слушай, не начинай, а…
– Сама ищешь приключения на свою… Ну-ка подойди… смотри, я тут мазь нашёл гепариновую, вон там лежала.
– Да, это бабушкина. Надо, кстати, в больницу позвонить. Не знаешь, когда мне телефон вернут?
– Новый купим. Иди сюда, дай синяк помажу.
Он аккуратно и, на удивление, нежно наносит крем мне на лицо.
– Потерпи, потерпи… вот так…
– Если бы не Вадечка, как я понимаю, никто бы сейчас не знал, где я нахожусь.
– Нашли бы, не сомневайся. Но вот если бы ты не попёрлась к Лозману, то и Вадечка твой нам бы не пригодился. Какого… хера ты вообще потащилась в эту кафешку?!
– Ну а что мне оставалось? Обложил меня своими жёнами со всех сторон!
– Яснее изъясняйся, а то как брат-олень, ничего не понять.
– Да вот, сейчас… где моя сумка?
– Вон на стуле у окна.
Я достаю из сумки жёлтый конверт.
– Посмотри сам.
Он бросает быстрый взгляд на копии газетных статей.
– Вот урод. Я, блядь, его считай с руки кормил столько лет, а он мало того что за моей спиной мутил свои схемы, так на тебе. Это всё херня, что тут написано. Неужели ты поверила?
– Честно говоря, не поверила, подумала, эти статьи заказуха, но осадочек-то остался…
– Какой, нахер, осадочек, издеваешься, что ли. Это всё яйца выеденного не стоит. Ну Лозман, ну тварь. Это он тебе на встрече дал?
– Нет, раньше. Это была приманка, а на встрече должен был предстать ужасный полицейский документ.
– Ну а почему ты у меня не спросила? Лозману, значит, поверила, а мне нет? Это уж вообще пиздец какой-то!
– Во-первых, ты был у губернатора, а во-вторых, я пошла, чтобы узнать про вторую жену. Про неё ты ведь и слова не сказал.
– Да откуда ты вяла вообще эту жену вторую?
– В журнале «Успешная женщина» прочитала. Знаешь такой?
– Да, я читал статью.
– Этого мало что ли?!
– Мало ли что пишут. Там могут такую ахинею написать, всему верить теперь?
– Не знаю, чему верить, но она мне позвонила.
– Кто? – меняется в лице Рыков.
– Да Куприянова твоя.
– Зачем?!
– Ну, чтобы сообщить, что она твоя жена, а я шлюшка, которых у тебя миллион и чтобы я не забывала об этом.
– Вот же сука! Не жена она мне никакая. Аферистка! Сука! Покупает она, блядь, сеть кофеен. Купи мне кафешки, а то всем буду говорить, что я твоя жена!
– Ну это, если честно, как-то неубедительно звучит. А что ж она тебя выбрала, а не премьер-министра сразу?
– У меня денег больше!
– Да ладно! Ну давай я сейчас позвоню какому-нибудь крутому челу и скажу такую же ерунду, и что со мной будет? Не бывает так.
– Много ты знаешь, что бывает, а что нет… Да, мы были женаты. Но очень коротко! Поженились и сразу разбежались. Даже в паспорте отметки не было никогда. Это ошибка была. Сраная ошибка! Всё, мы развелись! Ясно тебе?!
– Ясно-ясно. Зачем на меня-то кричать? Это же не я ей звонила, правда? И не я ей сказала, что я мол шлюшка, а ты жена законная.
– Я с ней разберусь. Вот же тварь… Как она твой номер узнала? Может, Лозмана работа?
– Вряд ли. Он сказал, что первый раз её видит. Я ему статью показывала. Похоже было на правду. Ещё добавил, что знал бы, будь у тебя жена.
– Он бы знал. Он бы всё сука знал! Он ведь во все щели залез. Блядь, одни уроды окружают всю жизнь! Слетаются, как мухи на дерьмо. Сю-сю-сю, а сами только и норовят, что обчистить, освежевать, в грязь втоптать! Подлое племя, блядь! Хоть бы один нормальный человек, одни, сука, кровососы!
Эти слова звучат как пощёчина и причиняют гораздо больше боли, чем настоящая оплеуха, влепленная Сургановым. Я краснею так, как ещё никогда в жизни не краснела, и даже Рыков, ослеплённый негодованием, замечает это.
– К тебе это не относится, – бросает он.
– Не относится?! – теперь уж и я вспыхиваю, как порох. – А что, что тогда относится ко мне? Что ты обо мне думаешь? Да ровно то, что сказал! Ты, в том числе, и про меня это только что говорил!
– Нет!!!
– Нет?! Да это же по твоему поведению, по твоим словам ясно. Думаешь, я совсем дура и умалишённая? Поставил он меня директором! Да разве мне это надо было от тебя? Я тебя просила что ли?! Попользовал и на тебе с барского плеча! Я же шлюшка, только как обчистить думаю, чего мне ещё! Вон и Кристина твоя, да и весь завод уже перешёптывается, что Розанова смотри как сосёт хорошо, целый завод высосала? Ну а что, прекрасно укладывается в твою картину мира! Будешь приезжать время от времени, потрахивать. И тебе хорошо, и бизнес под присмотром, и баба довольна – целый завод подарили, есть кому мозги выносить!
– Еба-а-а-ть! Да ты с ума что ли сошла?! – почти орёт в ответ Рыков.
Глаза его мечут молнии, голос делается похожим на рычание, а ноздри раздуваются как у сказочного дракона.