А те, что ещё оставались в живых, но уже не могли двигаться, сидели кучками и жалобным стрекотом оплакивали свою отлетавшую жизнь...

Внезапно что-то выскочило из-под амбара и большими скачками понеслось к толпе крыс, где сидели и слепые подруги. Чудовище на мгновение поднялось на дыбы, щелкнуло острыми, безжалостными зубами, и, опустившись на четыре лапы, замерло в окаменелой неподвижности.

Это был свирепый вожак стаи – он был вне себя от бешенства. Никому из тех, кто решался противостоять ему, ещё не удавалось уйти живым и невредимым.

Вожак молча оглядел поверженную в ужас стаю и сказал что-то, нетерпеливо и резко взвизгнув. И тот час же пара слепых крыс, опережая свою охрану на полхвоста, ринулась вперед, подняв к луне свои незрячие глаза.

Они взвизгнули, за ними вся стая испустила пронзительный крик. Крысы повторили команду вожака – «в поход!»

И снова двор переполнился крысами. Амбар, сарай, свинарник, выгребная яма – всё, где были мрак и грязь, извергало из темного нутра своих постоянных обитателей. Крысы выбирались оттуда полчищами.

Это, большей частью, были взрослые опытные крысы, побывавшие во всяких переделках и, приобретя ценный опыт, чудом оставшиеся в живых.

Итак, крысы отправились в Страну Спасения. Они шли большой, неразделимой массой, но не было в этом движении ни малейшей сутолоки, непредусмотренных остановок или колебания – ведь ими управлял незыблемый Закон Стаи!

Вожак упруго вскидывал задние ноги и уходил всё дальше от проклятого двора, вскоре оказавшись в большом пшеничном поле.

Стая следовала за ним – все до одной, без сомнений и лишних вопросов. Крысы верили своему вожаку.

Навстречу стае попался человек. Это был одинокий путник на проселочной дороге, конечно, неробкого десятка, раз шел так поздно один, в столь пустынном месте. Но хоть он, несомненно, и был смельчаком, но всё же благоразумие взяло верх, и он без колебаний уступил дорогу крысам. Для этой цели он воспользовался ближайшим деревом.

Оттуда, из своего безопасного убежища, он спокойно наблюдал, как там, внизу, катится живой крысиный поток.

Спина его постепенно становилась мокрой...

Внимательно присмотревшись, он с изумлением увидел двух молодых крупных крыс, которые вели под мышки с видом неловкой, но весьма трогательной заботы двух других, смотревших перед собой слепыми глазами. Потом он отвернулся, ему почему-то стало неловко наблюдать за процессией.

А когда крысиное шествие скрылось из виду, человек, ещё долго не слезая с дерева, смотрел стае в след и даже почесал в затылке.

...Когда Пасюк закончил рассказ, я заметил множество крыс, стоявших и сидевших справа и слева – они буквально пожирали рассказчика глазами!

«А дальше? Дальше что?» – горячо, с нетерпением шептали они, стараясь не разбудить сторожа в коридоре.

Пасюк покосился на большие круглые часы на стенке лаборатории и просто сказал: «В следующий раз».

Было уже около восьми и скоро придет старший лаборант – включить установку.

В этот день крысы почему-то меньше толкались у кормушки, и не было ни одного укуса.

Замысел шефа гениален – научить сердце не бояться стресса. На языке науки это будет звучать примерно так: предупреждение стрессовых нарушений сократительной функции миокарда. Крысы для этой цели вполне подходили – у нас с ним схожая сердечно-сосудистая система.

Это так называемая щадящая адаптация к небольшому стрессу – опыты просты и даже тривиальны. Шесть часов без движения – это называется иммобилизация – и у всех крыс готов стрессовый синдром.

Начали с получасовой иммобилизации. Я предложил шефу: «Если мы хотим увеличить защитный эффект, мы должны увеличить мощность системы, лимитирующей стресс-адаптацию организма. Вопрос только в том, как это достоверно проконтролировать».

Собрали собрание – это был настоящий малый совет. Обсудили всё – образование эндорфинов и энкефалинов в мозге крысы, утрясли вопрос о естественных антиоксидантах в исполнительных органах. Но!

Вот об этом «но» и следовало бы подробно поговорить. В нем и была загвоздка. С этим согласилась даже Ирборша. И лишь Милев, стервец, делал всё, чтобы эксперимент сорвать.

Мы с Майей показали, что защитный эффект к стрессу не полон – по причине цены адаптации. То есть, сама адаптация снижает функцию миокарда почти на четверть.

Это слишком. Это просто недопустимо. Это похоже на порочную методику обучения, когда нерадивому ученику с помощью подзатыльников и вовсе вышибают последние мозги.

Конечно, иногда можно слегка наподдать, чтобы обучаемый объект сосредоточился, но если всё время бить по голове, то скорее вы получите круглого идиота, а не круглого отличника. То же и у нас – сам метод был порочен.

Майя настаивала, и я полностью поддержал её предложение, на резком снижении этой самой цены – цены эксперимента.

Она интуитивно выбрала верный путь – в основе адаптации лежит феномен памяти. Чем лучше у крысы память, тем легче она приспосабливается к стрессу.

Крысы с хорошей памятью умеют противостоять стрессу лучше, чем, к примеру, склеротички. Многие сразу погибают.

В тот кошмарный день десять лучших крыс с петлями на лапах уже лежали на лотках, когда вдруг потащили и Рату.

Мы ещё не знали, что их привязали на время, а не до конца. Пока смерть за ними не придет.

Это была «временная иммобилизация» – слова-то какие презентабельные! Наши палачи всегда находили приличные слова для обозначения самых отвратительных вещей. Их послушать, так здесь, в лаборатории, сущий санаторий!

Сначала крысы были в шоке и лежали тихо, но тут одна, придя в себя, заорала благим матом. Чтобы так заорать, надо просто сбрендить...

Рата подняла голову так высоко, как это только было возможно, из чего я заключил, что привязала её майя некрепко. И крикнула – держитесь!

Да, надо было держаться, не поддаваясь страху, не паниковать раньше времени. Пока ведь действительно ничего страшного не происходило.

Однако паникерша уже утратила контроль над собой – она рвалась из петель до тех пор, пока не вывихнула себе суставы.

Мы в клетке наблюдали за экспериментом, и одна крыса сказала, что та, на лотке, ещё не до конца сбрендила, раз так орет.

Она сказала это весьма злорадно.

Я должен ещё объяснить, что такое – контрольная группа. Это – мертвяки изначально. По их показателям замеряют отклонения от нормы.

Этот был из контрольной.

Удивительным образом перекраивается психика этих крыс – из контрольной. Они делаются заносчивыми, наглыми в общении с крысами, и полностью утрачивают способность сопротивляться и м.

Хотя, если честно, чему вообще можно сопротивляться в нашем положении?

Мы все ведь ходячие трупы. И наша судьба предрешена.

И всё же, неужели злорадство – такое приятное чувство?

Крысу с вывихнутыми конечностями сразу же бросили в большое ведро, она не дотянула четверти часа до конца эксперимента.

Кардиограмма Раты показала лишь небольшое отклонение от нормы.

Именно тогда Пасюк, вытирая лапой пот со лба, изрек своё откровение – о непротивлении злу!

Но это было совсем другое...

Возможно, именно с этого момента наши пути стали расходиться.

Рата лишь усмехнулась на его слова, она разминала затекшие лапы с такой энергией, словно это были пружины, сжатые до предела.

Пасюк усмешки не заметил, и это – к лучшему.

Да, с её «непротивлением» и в аду будет не страшно! Уверен, они сами сандали скорее отбросят, чем её достанут, – будьте уверены, я Рату знаю.