— Дорогой, ты откуда? — здоровенный толстяк вдруг перегородил мне дорогу.
Я остановился и оглянулся — еще два с гнусными рожами сзади. Гоп-стоп на центральной улице, прямо в толпе? Они тут совсем страх потеряли?
Кошель под штанами прижат брючным ремнем. Вырвать не вырвут, но куда-то проводят или посадят в машину, как мне говорили. Втянут в беседу и попытаются подавить, напугать — «ты кто по жизни?» и всё в таком духе. Всегда один и тот же базар.
Молча делаю два быстрых шага в сторону и выхожу на дорогу. Мне сигналят, возмущенно орут, но уже все равно. С каменным лицом сумасшедшего иду навстречу потоку. Толстяк что-то кричит, но преследовать никто не решается. Все смотрят на меня, я в центре внимания, как под прожектором. Машины вынужденно тормозят, огибают, но только метров через пятьдесят я, наконец, оглянулся.
Бандиты ретировались, им шум не нужен. А то, что со мной будут проблемы, уже поняли сразу. Есть жертвы полегче, их тут полно.
С облегчением выдохнув, схожу на тротуар, возвращаюсь к отелю. Нагулялся. Утром найти автобус и пора бы домой.
После яростной торговли сумки купил на другой улочке, на всякий случай сделав пару кругов. Расслабляться не стоит, гоп-стопщиков тут поди дофига. Нам бы еще сотни две бы потратить, а уже загружены под потолок.
К счастью, к моему приходу Стефан и Дино куртки прислали, и мы долго распихивали по сумкам товар. Выглядел он теперь крайне серьезно, с таким в автобус могут не взять. По-хорошему это три белых чувала, которые разбили на шесть больших сумок. Впору рисовать на каждой мишень. Столько через таможню я еще не тащил.
Навалилась усталость, этот день нас вымотал адски, а после моей прогулки интерес к изучению Стамбула пропал. Вечером опасность найти приключения, видимо, выше, поэтому решили больше никуда не ходить.
Глава 17
Я ненавижу врагов и привязана к тем, кого считаю друзьями.
Я двигаюсь на ощупь во мраке заблуждений, не отличая зла от добра.
Во время практики Дхармы, я становлюсь жертвой лени и сна.
Но мои чувства ясны и остры, когда трачу свои силы впустую.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Даруй благословение, чтобы тревожащие эмоции меня не смущали!
Услышав слова песни, я внутренне сжался, готовясь вновь оказаться в аду. Весь день я старался не думать о том, что случилось и получалось неплохо, потому что там это выглядело, как обычный кошмар. Это воспоминание словно подернуто спасительной рябью, позволившей сохранить ясность ума. Но сейчас мир вновь бесспорно реален, и сомнений в этом уже больше нет.
К счастью, не ад. Я стою в дверях храма, где медитируют десятки, одетых в одинаковые красные тоги, монахов. Их глаза открыты, но взгляды пусты. Перед ними на небольшом, украшенном цветами и былыми шарфами троне сидит лопоухий маленький старец, похожий на мастера Йоду из Звездных войн. Лысая голова заметно блестела, отражая свет красных масляных ламп. Пляшущие под сквозняком огоньки отбрасывали на стены странные тени, словно проецируя беспокойные души на них.
Не зная, как себя здесь вести, я нерешительно отступил за колонну, надеясь, что незваного гостя не успели заметить, но мне приглашающе махнули рукой. Кряхтя, старик слез с трона и, пройдя за него, открыл неприметную дверь. Мы вновь встретились взглядами, и тогда он кивнул, зовя за собой.
Ничего не оставалось, кроме как пойти вслед за ним. Стараясь не беспокоить монахов, я пошел между рядов, слыша легкий стук четок и слабый гул мантр.
В комнате не было ничего, кроме деревянного ящика, в котором теперь «Йода» сидел. В нем он даже не мог вытянуть ноги, но, должно быть, привык медитировать именно так.
— Вот уж не думал, что это будешь ты, Кай! — мягко улыбнулся он мне. — Как слышал, экзекутор Бюро уже не у дел. Рад тебя видеть, дружок.
— Эмм… — замялся я, не понимая, стоит ли мне отрицать. — Это не он. Но имя пока мне не дали.
— Вот как? — удивился «Йода». — Так почему же ты здесь? Тысячеликий снова выбрал тебя?
— Честно говоря, не понимаю, как и почему здесь оказался, — признался я. — Через какое-то время, видно, уйду. А Тысячеликого даже не видел еще.
— Нет, мой друг, так не пойдет, — он покачал головой. — Закончи всё, раз мы тут. Я долго ждал, мое время пришло.
— Чего ждали? — отступил я на шаг, начиная понимать, что должен сделать.
Мой лоб покрылся испариной, ноги дрожали. Чертов Кай! Где же Гейла⁈ Хочет, чтобы убивал теперь я?
— Смерти, конечно, — сказал он спокойно. — Я благодарен судьбе за то, что смог практиковать Дхарму, но рано или поздно всему приходит конец. Надо делать следующий шаг. Пожалуйста, отправь меня в Чистые Земли. Уже в настоящие, не такие, как здесь.
— А сами не можете?
— Конечно, могу. Но хочу, чтобы моя смерть имела значение и принесла тебе пользу. У Тысячеликого великая миссия, у тебя тоже есть цель.
— Считаете, она достижима? — спросил я, показав, что знаю о ней.
— Постигнув одно, поймешь сразу всё. У каждого найдется путь к вершине. Кай это понял, тебе тоже придется делать свой выбор.
— А если я откажусь?
— Тогда таков будет выбор. Но думал ли ты, кто выбирает? Есть ли он вообще? — внимательно посмотрел старик на меня.
Видимо, выражение моего лица стало кислым, и он рассмеялся. Да читал я уже про всю эту муть. После проповедей Гейлы пошел к Лешке и попросил что-то такое достать. У нас, понятно, мало что сыщешь, но в журналах «Науки» книги Щербатского все же нашли.
— Вы про двойственность, «Я есть То» и всё такое? — с понимающим видом важно кивнул я.
— Возможно, тебе сказал об этом какой-то шутник, — хихикнул старик. — Прошу, выброси из головы эту чушь. Никто не может знать «То», до того как появится мысль, а в этот момент никакого «То» уже нет, есть спекуляция, которую ты где-то подобрал и запомнил. У тебя нет никакой возможности открыть это «То», как и не было её у того, кто это сказал.
— Не понял вообще ничего, — признался я неохотно.
— Пойми, мысль уже разделила, создав тебя и концепт о том, что было до этого. Даже указать на различающую структуру мысли, можно только благодаря уже возникшему разделению, иначе не будет двоих. По этой же причине нет никакой возможности узнать то, что есть «То».
— Тогда почему говорят?
— Они просто пытаются отождествиться с тем, что было до того, как произошло разделение, но такая возможность является его результатом, благодаря чему возникает тот, кто собирается отождествиться с чем-то еще.
— Хм…
— А вот когда таких представлений нет, нет и необходимости с чем-то отождествляться и что-то описывать. Потому что это может быть только концепцией «То», с которой себя отождествляет «я», называя это «То, что ты есть». Но все эти фантазии имеют один и тот же источник. Это знание, которое играется марионеткой, возомнившей себя хозяйкой знания. Ты его побочный продукт, выдумка, которая продлевает свое существование через хоровод мыслей.
— Кхм… — вновь тактично кашлянул я. Теперь мне и правда его хотелось убить. Ведь издевается, сука. На кой ляд тогда всё говорит? Это ж бессмысленно всё получается. Одна болтовня, озарение нужно, а его нет.
— Похоже, мы друг от друга немного устали, — вновь рассмеялся «Йода». — Освободи меня поскорее от этого тела, чтобы я занялся практикой в пространстве бардо.
— А как же монахи? Это ж твой лимб, они пропадут? — я беспокойно оглянулся на дверь, за которой бормотание мантр становилось всё громче.
— Для тебя нет, а меня в этот момент уже просто не будет. Реальность всех снящихся персонажей одного и того же порядка. И мы среди них. «То», как сновидящий, который никогда не проснется. Ключевой момент, который надо понять.