Не будь я такой принципиальной, заранее узнала бы и о его жене, и о блядских повадках. Галина Михайловна с самого начала готова была делиться этой информацией с каждым, кто предоставит в пользование уши.

– Ишь! Через босса пошли! Секретная какая эта Шаталова! – удовлетворенно крякает наша «служба разведки».

– Так что с донором? – До приема остается десять минут, поэтому я спешу. – Откуда он взялся и почему знает о жене нового босса?

– Да кто этих мужиков поймет?! То они трясутся над генофондом, как Кощей над златом. То готовы сдавать в первой попавшейся клинике. Только возьмите! – Галина Михайловна машет рукой.

– Но этот, вы говорите, знал о Шаталовой? – Тревога набирает обороты.

Шаталовы уже выбрали донора. Их дело должно было стать одним из самых простых в моей практике. Без сюрпризов и долгого лечения.

– Да он просто спросил, здесь ли она наблюдается. Еще и вид такой сделал, будто сам знает правду, а мой ответ ему так… проверка на бдительность.

Почти до самого приема я пытаюсь вытянуть из Галины Михайловны информацию о доноре. Задаю прямые вопросы, наводящие, чуть ли не пляшу перед ней. Но знания нашего лаборанта ограничиваются описанием внешности мужчины и количеством материала, который он сдал.

Ни первое, ни второе никак не относится к делу Шаталовых, потому в конце концов сдаюсь. Галина Михайловна уходит от меня с вопросом: «Зачем Савойскому понадобилась такая таинственность?» А я спешу на прием, чтобы после его окончания лично перепроверить документы Шаталовых.

Через час оказывается, что в медицинской карточке Анастасии все по-прежнему. Тот же донор, те же сроки. Результаты анализов тоже прежние.

Это должно успокоить, только успокоиться не получается. Внутри что-то грызет, заставляя копать дальше. И, пока совсем не сгрызло, я открываю базу данных по донорам.

На первый взгляд здесь тоже никаких изменений. Скромный каталог из тридцати мужчин. Детские фотографии. Рост, вес и остальные сведения на момент забора материала. Пометка, что мы сотрудничаем с другими центрами. И парочка рекламных слоганов, которые должны убедить, что именно наши доноры гарантируют самых красивых детей.

Последнее, конечно же, бред, рассчитанный на отчаявшихся женщин. Чистой воды манипуляция рекламщиков. Увидь я это первый раз, наверное, смутилась бы.

В принципе, можно сворачивать базу данных и заниматься работой. Но одна безымянная папка в самом низу страницы неожиданно привлекает внимание.

В отличие от других, в ней нет ни детских фотографий, ни подробного описания кандидата. Даже не указано, прошел ли донор медицинскую проверку перед попаданием в базу. Стандартный черновик. Однако дата создания – вчерашнее число – заставляет открыть настройки и посмотреть, кто из работников разместил папку в каталоге.

Пальцы пляшут над клавиатурой. Сердце бухает в груди как отбойный молоток. И только я вижу фамилию, тут же в дверь стучится следующая пациентка.

– Добрый день, – произносит Анастасия Шаталова. – Я немного раньше. Милая девушка на ресепшене сказала, что вы уже свободны.

За год, который Вероника работает у нас в центре, она ни разу не отправляла пациентов досрочно в кабинет доктора. Дай ей волю, она бы и на порог их не пускала, чтобы не отвлекали от телефона.

Шаталова явно лжет, но я не хочу с ней никаких конфликтов.

– Конечно, – растягиваю губы в улыбке, – проходите.

Начинается обычная процедура: проверка последних анализов, опрос, УЗИ. Назначение гормональных препаратов для стимуляции овуляции и триггера. Потом краткий ликбез, который Шаталова наверняка уже слышала в первой клинике.

– Рекомендую снизить физическую активность. Никакого фитнеса, саун. Постарайтесь придерживаться такой диеты… – Даю цветную распечатку. – Она достаточно свободная. Нет больших ограничений, за исключением продуктов, которые вызывают метеоризм.

– Что-то еще? – Пациентка даже не смотрит на бумагу. Будто это флаер на пиццу со скидкой, складывает вчетверо и сует в сумочку.

– Вы можете продолжать пить свои витамины. Уколы сможет делать наша медсестра, процедурный кабинет работает круглосуточно.

– Понятно. Это я уже и сама умею. Дополнительно ничего не нужно? – Шаталова взглядом указывает на распечатанный рецепт.

– Нет, больше ничего. Только витамины, гормоны. Строго по часам! Правильное питание и… умеренная половая жизнь.

Последнее предупреждение дается сложнее всего. Я помню темперамент Шаталова… Даже спустя много лет не забыла наши дни и ночи, когда одна близость перетекала в другую, секс сменялся сном, а через какое-то время сквозь дрему я чувствовала медленные сладкие толчки.

Вряд ли за эти годы аппетиты Марка стали скромнее. Во всяком случае, наша встреча в ресторане говорит об обратном.

«Но это теперь не твои заботы!» – обрубаю себя.

– Итак, курс стимуляции десять дней. График УЗИ и точное время введения триггера я вам расписала. После завершения ждем у нас для пункции, – заканчиваю прием.

– Да, я помню… – Шаталова морщит свой красивый нос. – Общий наркоз и почти день в больничных стенах.

– Вы можете провести его с супругом. Или с родственниками.

Обычно в этот момент пациентки на седьмом небе от счастья и уже начинают отсчитывать секунды. Но это совсем другой случай.

– Конечно. Само собой. – Анастасия все еще медлит.

– Тогда до встречи. – Я поднимаюсь и иду к двери.

Более красноречивый намек на необходимость убраться придумать сложно. Однако вместо того чтобы встать, Шаталова делает глубокий вдох. И с той же улыбкой, с какой вошла в кабинет, произносит:

– Я бы хотела поговорить с вами. О личном.

После слов «о личном» по спине катится холодок. Чувствую себя преступницей, которую поймали на месте преступления и вот-вот потребуют чистосердечное признание.

С языка так и рвется: «Я не веду с пациентами разговоров о личном». Но вовремя сдерживаюсь.

Вряд ли Марк рассказал жене о наших стычках. Да и на роль коварной разлучницы я не гожусь. Даже после минутной слабости в ресторане!

– Что вы имеете в виду? – Застываю у двери, так и не решив, закрыть ее или оставить открытой.

– Марка, меня и нашего малыша. – Шаталова задерживает взгляд на дверной ручке.

Так и намекает.

– Если вы хотите, чтобы я дала какие-то гарантии, то, к сожалению, вынуждена разочаровать. Доктор не Господь. Мне не все под силу, – стараюсь сразу повернуть разговор в безопасное русло.

– Я уже знаю, что доктора не боги. – На пухлых губах Анастасии застывает грустная улыбка.

– Тогда… о чем вы хотели поговорить?

– Видите ли, нашему браку с Марком всего два года, – начинает Шаталова. – До этого, несколько лет назад, мой муж перенес серьезную операцию. Его водитель не справился с управлением машины, и на гололеде их вынесло в кювет.

– Не понимаю. Для чего вы это рассказываете?

Мне совсем не хочется слушать. Еще меньше я хочу представлять себе, как это было. Того, прежнего Марка, летящую по льду машину и скрежет тормозов. Как в жутком фильме без счастливого финала.

– Марк тогда получил сразу несколько травм. Из-за одной из них он лишился возможности иметь детей. – Шаталова делает короткую паузу. – Муж не любит распространяться о себе, он довольно закрытый человек. Но мне важно, чтобы вы понимали всю глубину проблемы.

– Да, я ее осознаю. И постараюсь помочь вам.

С трудом сдерживаюсь, чтобы самой не выйти за дверь. Несмотря на спокойный тон и вполне откровенный рассказ, что-то здесь не то. Нутром ощущаю скрытый подвох. Тем самым шестым чувством, которое перед лекцией в вузе предупредило о встрече с Марком.