Шли молча; Натали рассматривала деревеньку. Именно так она её и представляла: низенькие домики со скошенными крышами, узкие тропинки в снегу, одни сани на всю деревню. Во многих окошках сидели коты – кто-то спал, кто-то умывался, – над печными трубами вился плотный дым, разнося запах дров. Мельком Натали поглядывала и на своего провожатого. На глаз сложно было сказать, сколько ему лет, плюс гладко выбритые щеки всегда молодили. С грустью вспомнилось, как Михаилу пришлось отрастить усы, чтобы выглядеть солидно – иначе в гимназии его принимали за студента. Дар был светлоглаз, светловолос, с заурядными чертами лица – в целом, ничем не примечателен, но Натали не могла не заметить невероятную ауру спокойствия, исходящую от ученика колдуна.

Улица резко свернула и повела к домику, стоящему особняком. Он был не больше и не меньше остальных, но наличники были особенно яркими, над окнами были приколочены деревянные обережные фигурки, выкрашенные в красный, а в заборе присутствовали все жерди – остальные таким похвастаться не могли. Дар негромко постучал, и через пару секунд дверь распахнулась.

На пороге стояла женщина в годах – маленькая, сухонькая, с хорошей осанкой и живым взглядом. На женщине – назвать её бабушкой или старушкой не поворачивался язык, – красовался меховой жилет, а абсолютно белые волосы прятались под цветастым платком.

– Бог в помощь, – Дар чуть поклонился старосте, приложив ладонь к груди. Натали сделала книксен, не сводя глаз с женщины.

– Помогай Господь, – таким же сочным, как и её внешний вид, голосом ответствовала Дарьяна Митрофановна и оглядела девушку – бегло, но в этот момент Наташе показалось, что её развернули и перетряхнули, как затоптанный ковёр.

– Дедко просит приютить, – ученик колдуна указал на девушку, а та даже не сразу поняла, что под “Дедко” подразумевался сам Филипп Егорович.

– Никак, учить собрался? – Дарьяна прищурилась, на губах её появилась задорная улыбка.

– Видно будет, – выражение лица Дара не изменилось. С такой же безмятежностью в глазах он попрощался со старостой и с Наташей и отправился восвояси.

Дарьяна приняла Натали так, будто ей каждый день утром и вечером приводили вот таких девиц. Сперва она досконально объяснила, где можно спать, где посуда и где можно разместить одежду, которую Натали привезла с собой; затем накормила девушку, научила раздувать самовар, по ходу дела расспрашивая Натали о семье, увлечениях и родном городе. Натали отвечала с охотой: старосте Дарьяне хотелось доверять.

После плотного завтрака Дарьяна проводила Натали к бане. Поблагодарив женщину, Наташа шмыгнула в предбанник – маленькое полупустое помещение, где предполагалось оставить одежду. Извертевшись в попытках дотянуться до лент, Натали наконец избавилась от верхнего платья. Раздеваться догола застеснялась: дверь не запиралась. Аккуратно сложив одежду на лавке, Натали сняла серьги, выпутала шпильки из растрепавшейся прически, подумав, сунула в рукав блузки и свернула его в несколько раз. У крохотного окошка обнаружились отрезы ткани ("Полотенца", – догадалась Наташа) и горшочек с густым мылом, по виду напоминавшим жидкое тесто и ядрено пахнувшим травами.

За тяжелой, грубо сколоченной, дверью была сама мыльня: большая каменная печь с трубой, выходящей сквозь крышу на улицу, полки буквой "Г”, возле них – большая кадка с водой и замоченные веники. Пахло влажностью и берёзовым листом, и этот аромат расслаблял и вытягивал мысли из головы, наполняя её лёгким туманцем.

Натали интуитивно набрала в ковш немного воды и вылила её на раскалённые камни. С тихим шипением поднялось облако пара.

Ну вот, она здесь – Наташа присела на нижний полок. Но надолго ли? Пренебрежение, с которым встретил её Филипп Егорович, отрезвило. Это было похоже на погружение в холодную воду. С чего она взяла, что сможет разобраться в проклятии? Если оно действительно есть, вероятнее всего, наложено кем-то знающим… знатким, как говорил Дар. Он сам учился столько лет, а сколько времени понадобится ей? Да и успеет ли она научиться хоть чему-то?

В тишине раздался негромкий стук, настолько неожиданно, что Наташа вздрогнула. Подкравшись к двери, выглянула в предбанник. За дверью никого не было. “Показалось”, – решила девушка и вернулась было к полку, но тут снова послышался посторонний звук, но, на этот раз, не стук, а как будто кто-то хлопал по стенам мыльни мокрыми ладонями. “Да это дети шутят”, – сообразила Натали. Девушка видела, с каким интересом они наблюдали за ней, а теперь, вот, решили подшутить над новенькой. От этой мысли Натали рассердилась. Встав, она обмоталась грубо тканым полотенцем и направилась к двери с твёрдым намерением натолкать шутникам полный ворот снега, как позади что-то зашипело. Натали обернулась ровно в тот миг, когда в дальнем углу, который показался ей особенно тёмным, мелькнула тень и зажглись два огонька, словно угольки вспыхнули. По мыльне пронесся жуткий хохот – и в Натали полетела вода. Взвизгнув, та инстинктивно увернулась, но несколько капель всё же попали на кожу. Натали будто ошпарило, но не водой, а ужасом. Не разбирая дороги, она вылетела из бани, наткнулась на кого-то, забарахталась, заорала.

– Тихо-тихо-тихо, – послышался над головой знакомый голос. Натали подняла голову – и вспыхнула: на неё с удивлением сверху вниз смотрел Дар.

– Там! – не справляясь с дрожью, девушка ткнула пальцем в сторону бани. – Смеется! И глаза! Горят – страшные – жуть!

Дар приподнял брови, затем опустил взгляд. Натали сделала то же самое. Она стояла босиком на снегу и – надо же – даже не сразу это поняла. Но теперь холод стремительно поднялся от ног вверх, Натали задрожала ещё сильнее. К счастью, Дар не стал просить её вернуться в баню, а сам быстро принес её вещи, помог обуться, накинул на плечи свой тулуп и проводил обратно к Дарьяне.

Увидев Натали, староста удивилась не меньше.

– Ты кого у себя в бане завела? – поинтересовался Дар, и Натали могла поклясться, что в голосе у него прозвучала смешинка. – Кто у тебя там городских девиц пужает?

Дарьяна вытерла руки о полотенце и махнула им в сторону Дара. Натали поплотнее запахнулась в тулуп, скрестила голые ноги. Дар усмехнулся, взглянул на неё – словно кипятком окатил – и вышел из избы. Староста обернулась к Натали, которая жалась поближе к красному углу.

– Банник тебя напугал, – беззлобно пояснила она, кивком отправляя Натали за занавеску, которая отделяла спальное место от общего помещения. Девушка беспрекословно спряталась за шторкой, стянула тулуп и начала переодеваться.

– И хорошо, что банник, а не обдериха, – Дарьяна что-то искала: периодически то что-то звенело, то падало. – А то осталась бы от тебя одна кожа, растянутая на полку.

Натали передёрнуло. А то, с каким равнодушием говорила об этом Дарьяна, и вовсе пугало.

– Банник не злой дух, – продолжала, тем временем, староста. – До смерти не замучает, не упырь какой. Пошутит, попугает, самое большее – ошпарит. Но чтобы в следующий раз так не попасться, разрешения попроси, вежливо.

– Всё поняла, Дарьяна Митрофановна, – Натали вышла в горницу, замешкалась немного, а затем скользнула за стол. – Но я не знала…

Дарьяна добродушно отмахнулась.

– Надо было тебе раньше сказать. Да мы настолько привыкли с соседями жить, что забыли, как это – по-другому…

Староста вернулась к своему занятию. Перед ней стояли тканевые мешочки с травами, среди которых Натали разглядела березовый лист, высушенные листья смородины, какие-то веточки и сморщенные, темные ягоды. Дарьяна брала деревянную баночку, бросала в неё по щепотке содержимого из каждого мешка, плотно закрывала и подписывала красной краской.

– А вы тоже… знаткая? – Натали поерзала по лавке. Сидеть в тишине было неловко.

– Да что ты! – Дарьяна расхохоталась. – Куда мне! Ну так, руны бросить могу, на ручку взглянуть, да это все умеют, на это особого таланта не надобно. Так что ты, ежели хочешь с силой зазнаться, лучше к Дару сходи, он на тебя только раз взглянет – и все твои жизненные ниточки распутает.