Передо мной две девушки: одной под тридцать, другой как будто только-только восемнадцать стукнуло, – обе вытаращили глаза и молчат. Только сейчас понял, что из одежды на мне только штаны. Первый прерываю молчание:

– Я знаю, чем вы промышляете… Сразу об этом догадался… Я подменил бокал в целях самозащиты, конечно, и ваша соучастница выпила это снотворное.

Про самозащиту зря сказал, да и второго бокала вроде бы не было. Они так же растерянно хлопают на меня глазами, и я продолжаю:

– Мне проблемы с полицией не нужны, и сажать вас, быть свидетелем или потерпевшим у меня нет ни малейшего желания, – после такой уверенной речи я продолжаю с бо́льшим убеждением, – поэтому я предлагаю сейчас же всем нам свалить.

У той, что помладше, затряслась нижняя губа и она хочет сказать, но я, предопределив её мысли, говорю:

– Её придётся оставить здесь. Либо она, либо вы все трое.

– Мы её бросать не собираемся, – дерзко отвечает мне старшая. Видно, что не доверяет мне.

– Сами же говорили, что пора уходить. Как хотите, а я ухожу, – это лучшее, что я мог сделать в данной ситуации. Спорить и конфликтовать совсем не вариант.

Они отходят к входной двери и о чём-то переговариваются между собой. Я набрасываю на себя свои шмотки, попутно растирая рукавом места, которых мог коснуться. Сдерживаюсь, чтобы не пощупать пульс у полуобнажённого тела, тем более те могут заметить. Они так и не уходят, обсуждают что-то и попутно косятся на меня.

– Решили здесь остаться? – говорю с лёгкой издёвкой и специально медленно шнурую обувь. Понимаю, что нужно уходить, но боюсь, что обнаружат кровь на её затылке или, совсем плохой вариант, отсутствие пульса.

– Она сдаст нас. Нужно забрать её с собой, – как отрезает, говорит старшая.

«Не сдаст – нема, как труп», – хочется пошутить, а сам всем существом надеюсь, что это только шутка.

– Может, не надо? – вякает себе под нос младшая.

Но её напарница настроена решительно и направляется в ту самую комнату. Здесь уже я начинаю заметно нервничать; не нахожу, что можно сказать, сделать, чтобы остановить её. Старшая уже касается плеча и шеи той проститутки. Я предпринимаю попытки отхода, но у меня не получается сразу открыть замок. И тут-то раздаётся испуганный визг младшей. По моему лбу пробегает увесистая капля холодного пота. Я поворачиваюсь и сам издаю подобие визга.

Из той комнаты, где играла музыка, из приоткрытой двери на четвереньках выползает существо мужского пола. По блестящей лысине и седой щётке усов между красными щеками я узнаю в нём Юрьевича, что и вызвало во мне такую реакцию. Приглядевшись, я понимаю – к лучшему или худшему, – что обознался. Мужик похож на лунатика, как в полусне, глаза вот-вот закатятся под лоб, и производит неразборчивые звуки, похожие на кашу из стонов, рыков и брани. Старшая, к счастью, не успев тщательно осмотреть тело проститутки, бросилась к нам; я открыл дверь, и мы втроём выскочили в подъезд.

Чем это они его накачали? Это отходники такие? А на его месте мог быть и я, но убегаю вниз по лестницам вместе с преступницами, как соучастник. Если бы только как соучастник. Надеюсь, что всё обойдётся. Знаете, а у девочки впереди меня, той, что помладше, красивые оголённые ножки. Сейчас меня должно волновать только то, как быстрее покинуть эти места и замести следы, но почему бы не воспользоваться моментом? Я хватаю её за локоть, останавливаю на первом этаже и говорю:

– Сними сейчас свои трусики и отдай мне!

Она смотрит на меня пустым и непонимающим взглядом. Скорее всего, не отошла от всего увиденного и пережитого.

– Снимай трусики и отдавай мне, иначе я закричу на весь подъезд и сдам тебя, – повторяю я.

Та же реакция: как баран на новые ворота.

– Сними трусы и отдай этому больному извращенцу! – кричит ей старшая, которая уже стоит на улице и держит дверь. До младшей, наконец, доходит, она засовывает руки под юбочку и шустро исполняет приказание.

Можно было попробовать и со старшей что-нибудь получить, но она без лифчика и в джинсах, – я же не совсем изверг. Забирать было нечего, и вот бабочки покидают подъезд, а я вдыхаю ещё один трофей.

На улице уже их след простыл – растворились в ночи. Я бреду, огибая случайные фонари, по тёмным дворам. Постараюсь добраться до центра пешком по закоулкам. Немножко потряхивает – напоминает предлихорадочное состояние, но я поглаживаю в кармане женское бельё, и становится как-то спокойней. Оно и такое свойство имеет, знаете ли.

Глава 1

Что мне осталось, кроме глубокой,

Кроме бездонной печали?

Ветер, о, Ветер, как я, одинокий,

Все мы с тобою встречали.

Что полюбить мне, кроме безбрежной,

Вглубь ускользающей дали?

Ветер, о, Ветер, как я, безнадежный,

Быстро мы все увидали.

Что же мы ищем в безднах неверных,

Те же в конце, как в начале?

Все мы постигли в пространствах безмерных,

Только себя не узнали.

Бальмонт К. Д.

Пустая банка из-под консервированного личи в сиропе пролетает метр, ударяется об грязно-бежевые обои и точно попадает в мусорный пакет. Он даже не смотрит в ту сторону – уверен, что попал. Его внимание занимают ветви с ещё не распустившимися почками за окном. Колышутся в такт волнообразным перекатам сеточной занавески. По оголённым стопам проходит сквозняк. Во рту сладкое послевкусие экзотического фрукта. Он уже забыл, для чего посмотрел в окно. Слежение за кончиком дерева не даёт сконцентрироваться ни на чём другом, и только телефонный звонок через некоторое время выводит из подобия гипноза.

– Алло, Макс, ты подошёл?

– Нет ещё, одеваюсь.

– Ты не вышел?

– Выхожу.

– Ладно, я тогда пока сам с ней встречусь, – в интонации слышится подготовленность, потому что это отточенное копирование манеры поведения ненуждающегося человека, о чём оба прекрасно понимают. – Наберёшь, когда будешь подходить.

– Стой, я по срочным делам задержался, – со смехом врёт Максим, – иди ко мне навстречу, я уже выхожу.

– Ты снова опаздываешь, а я мог бы по своим делам в офис заскочить, – ещё одна ложь. Максим знает, что в месте, именуемом «офис», где собираются на мягких диванчиках разного рода фрилансеры, его не особо жалуют, если, конечно, он не нашёл новое.

– Мы давно не виделись, я хотел бы поговорить наедине.

– Три дня – это давно?

– Конечно, – кокетство – лучший способ оправдания.

– Ладно, давай только быстрее.

– Будет исполнено, мой альфа-господин!

– Ха-ха, давай-давай.

Максим жил в съёмной комнате коммунальной квартиры. Помещение небольшое, старый ремонт, порой пробегают тараканы, зато недорогая плата, рядом с центром города, есть удобный диван. Год назад он был отчислен с последнего курса университета за неуспеваемость. О слове архивариус и его значении узнал, можно сказать, сразу перед тем, как поступить на специальность «документоведение и архивоведение», сонный после трёх дней в шумном плацкарте, удивлённый местной летней прохладой.

– О, Макс, здорова! – стоило выйти из комнаты, и раздаётся скрипучий голос.

– Привет, Вовчик.

– Куда снова побежал? – всегда один и тот же вопрос.

– Да по делам, – всегда один и тот же ответ.

– А, по девчонкам? – та же любознательность, которая в Максиме постоянно вызывает какую-то стыдливость, не за себя, а за Вовчика.

– Как пойдёт.

– Как тебе сценарий?

– Какой сценарий?

– Который я дал тебе почитать.

– А, да, то есть, нет, ещё не прочёл. Думаю, сегодня этим займусь.

– Глянь, Максим, мне кажется, на этот раз у меня удалась интересная вещь.

– Хорошо.

– Вот что ты знаешь про метемпсихоз?

– Я опаздываю, давай потом обсудим, – если нет времени, Вовчика нужно сразу останавливать или избегать, иначе точно опоздаешь.

Вовчик – один из соседей по квартире. По невысокому, худощавому телосложению и гладкому лицу с редкими волосиками над губой и редкими зубами под ней не скажешь, что он старше Максима, пускай даже на год. Он тоже бывший студент, но всё-таки с дипломом. Максим, послушав изрядное количество рассказов Вовчика про своё студенчество, немало удивлялся тому, что сосед смог окончить обучение, кажется, не меньше удивлялся и сам Вовчик. Если Максим съезжал со студенческого общежития с возбуждающим трепетом перед будущей неизвестностью, то дипломированный журналист с большой неохотой, хотя в его жизни мало что поменялось с тех пор, разве что появились рабочие смены билетёром в кинотеатре. Псевдоинтеллектуальные интересы, разбросанные крышки от бутылок пива, лёгкие наркотики, любовь к кинематографу и всепоглощающая прокрастинация.