– Руслан, лишился ты Людмилы; твой твёрдый дух теряет силы…
– Валерку-то, к директору повели. Факт. Теперь, нам всем – крышка.
– …Но зла промчится быстрый миг
– Видели, как Кость увезли? С мигалками.
– …На время рок тебя постиг
– Он сам, как Рог! Кокнул сначала хоккеистов, потом училку. Ребята, видели какой он, сегодня, безумный?
– С надеждой, верою весёлой Иди на всё, не унывай.
– Как вернётся, вместе пойдём и всё про него расскажем. Если вместе наябедничать – нам ничего не сделают.
– Вперёд! Мечом и грудью смелой Свой путь на полночь пробивай.
– Вот сама и иди, раз такая староста, а мы видели, как он медведя одним ударом. Чеши грудью на амбразуры!
– Дети! Разговорчики в классе! Я им про интересное рассказываю, а они болтают! Тихо, я говорю! Ти-ши-на! – призвала всех к порядку недовольная учительница литературы.
Класс затих. По классу залетали записки и самолётики. Денис перехватил одного такого почтового голубя, развернул, прочитал и понял, что если вождя вовремя не вернуть, в классе может случиться очередной государственный переворот с последствиями. Судя по тексту, староста собирала оппозицию. Бедная девочка, лучше бы она молчала. Валера скушает её без соли и без мыла. Старосту было нужно срочно спасать, для чего пришлось организовать спонтанную политическую провокацию. Он узнал от своей соседки имя и фамилию бойкой девочки, а потом, недолго думая… Да что там, вообще не думая, составил записку следующего содержания:
“ГлубокАуважаемая Полина, с тех пор, как я вас увидАл, я потерял сон по ночам и всякий апетит. Я забыл, как стричься и выгуливать собаку, зато я каждОй день, читаю стихи про любовь и прекрасных дам и всё время про вас думаю и прИдставляю, как мы вместе держимся за руки. Я бы очень хотел с вами дружить и согласен носить за тобой портфель. С уважЫнием Денис. М. Аноним. СИкретно”
А кроме того к посланию пририсовал стрелу и сердечко, ну чтобы уж было совсем понятно, что письмо очень “сикретное”.
Любовная малява пошла гулять по классу и переходила от одной девочки к другой, потихоньку приближаясь к конечному адресату. Ведь всем известно, что девочки, они не мальчики, и чужие любовные послания читать ни за что не будут, а коварный обольститель, тем временем, уже поднимал правую руку:
– Инна Витальевна…Можно выйти?
– Иди Макаров, иди.
Денис пулей вылетел из класса и помчался искать кабинет директора. Тот обнаружился на третьем этаже, рядом с актовым залом и, судя по громким крикам из-за двери, великий вождь уже вовсю шатал местную вертикаль власти. Он убедился, что поблизости никого нет, и решил поучаствовать в разговоре хотя бы одним ухом. Ухо было плотно прижато к замочной скважине и первое, что он услышал…
– …За твои хулиганства, я могу тебя исключить, Кипятков! Ты это понимаешь? Я сегодня же вызову твоих родителей в школу! – кричал директор.
– А, ну и пожалуйста, Борис Николаевич, сделайте себе приятное. Давайте, вызывайте моих родителей, а заодно и всех родителей пятого “В” класса! У меня вот здесь заявление, подписанное одноклассниками – всё как вы любите, с шапкой, с указанием вашей должности и адресом школы. Из заявления следует, что в течении почти двух учебных четвертей преподаватель математики Эльвира Николаевна буквально растлевала наш и, возможно, другие классы, матерно сквернословила и являлась активным противником теории воспитания по Макаренко! Краткий список ругательств прилагается. А давайте, действительно, не будем это держать внутри коллектива и, так сказать, обнародуем? И пусть наши родители узнают, что новые ругательства дети приносят вовсе не с улицы, а из стен всеми любимой школы. И ладно бы, я понимаю, услышать эти слова от учителя русского языка и литературы, ему по должности полагается, но ведь нет! Мы это слышим от учителя математики. Знаете, с чем она гипотенузу сравнивала? А с кем? У меня тут записано, я вам сейчас вслух прочитаю.
– Прекрати! Ты, несносный мальчишка! Ты понимаешь, что я никогда не приму от вас это заявление? – заорал директор.
– Понимаю. Я так и думал, что вы незрелый и безответственный руководитель, поэтому на коллективном собрании класса было принято решение продублировать наше заявление и направить его в более компетентные органы: в милицию, в прокуратуру и кроме того в газету “Пионерская правда”. Скоро вся страна прочитает про то, как Эльвира Николаевна преподаёт математику новым экспериментальным методом без согласования с Министерством образования. А сегодня вечером мы покажем заявление нашим родителям – пусть они тоже посмеются. Ну, или давайте, исключайте меня из школы и вызывайте моих родителей, вы же этого хотели? Всех наказать? Ух, после такого кого-то, однозначно, накажут! Век свободы не видать!
Директор затих. Задумался. Однако Валера вовсе не собирался давать ему время на размышления.
– Вы, Борис Николаевич, о себе подумайте, а не о том, что ученики и в частности – я, довели несчастную учительницу математики до припадка и судорог, – уже более мягким тоном заговорил он. – Мы не знаем, здорова ли она, и имеет ли возможность вести уроки по состоянию здоровья. А может, это на нервной почве? А может по семейным обстоятельствам? Тут ведь не только сквернословие, рассмотреть нужно и другие варианты, потому что сегодня припадок, а завтра она школьника из окна выкинет. Кто будет отвечать? Кипятков? Дворник? Нееет, будет отвечать педсовет и лично вы, а заявление – это, извините, сигнал. Ученики сигнализировали вам о том, что с учительницей не всё в порядке. Посмотрите внимательно на список ругательств. Мне вот это особенно понравилось – Мразь абциссная. Я его обязательно запомню. Кстати, вы не знаете значения слова – Мразь? Вы же директор, вы и не такие слова знать обязаны.
– Чего ты хочешь? – тихо спросил директор.
– Не я, а мы, – вежливым голосом поправил его Валера. – Мы, ученики пятого “В” класса, просим отстранить Эльвиру Николаевну от занятий, вплоть до её полного выздоровления. Кроме этого, нам бы хотелось, чтобы она прошла психиатрическую проверку и переаттестацию, поскольку не уверены в том, что она надлежащим образом исполняла свои обязанности. Просим назначить нам другого учителя математики и кроме этого, считать сегодняшнюю контрольную состоявшейся, а все оценки честными и справедливыми.
– А у тебя губа не дура, Кипятков, – проворчал директор.
– Ну, или война. Но тогда я предвижу, что нас покинет не только Эльвира Николаевна, но и возможно кто-то ещё, – мягко намекнул бессовестный ученик пятого класса.
– Хорошо иди. Возвращайся на урок, я подумаю, – нехотя произнёс директор.
– Э-нет. Никаких подумать. Думать надо было раньше, когда её на работу брали, а сейчас, будьте любезны, собирайте педсовет, составляйте необходимые документы, у вас сроку: до 17.00. Именно тогда, мой папа – сварщик вернётся с работы, а сегодня пятница. День получки. Он, когда заявление прочитает, будет немного в ярости, – предупредил Валера.
– Ты мне что, угрожаешь?
– Нет, что вы. Угрожать буду не я, а разгневанные родители. Просто, я знаю своего папу, сегодня утром узнал… Всего лишь, скромное предупреждение. Это вам, сейчас, кажется, что они будут на вашей стороне, но всё окажется, совершенно не так, как кажется.
– Хорошо, Кипятков, я тебя понял. Иди.
– Всего вам хорошего, Борис Николаевич, – поблагодарил Кипятков.
В коридоре Валера покосился на своего товарища, самодовольно хмыкнул и начал величественно спускаться по лестнице.
– Ну что? Принял заявление? – нетерпеливо спросил Денис.
– А куда он денется. Он, сегодня, не только заявление примет, а ещё валерьянку, валидол и сто грамм для храбрости. Такова уж его нелёгкая доля, – притворно вздохнул рыжий мошенник.
– Отлично. Кстати, там, в классе, староста попыталась перехватить власть, но я её…эта… – рассказал Денис.
– Ликвидировал угрозу?
– Разумеется. Искоренил, можно сказать, в зародыше. Послал ей любовную записку от своего имени, и теперь ей больше не до политики, – похвалился Денис.
