Быстрорукая отмахнулась:

– Я не по этому делу.

– Да? – герцог расцвел, – а я тут стараюсь, что-то доказываю. Болван!

– Я ищу одного человека, – девушка посмотрела в окно. Синий свет плащеносок придавал этому красивому лицу дополнительную целеустремленность. Герцог ахнул, так благородно смотрела сейчас Герцогиня.

– Не так давно он ушёл в ваше селение. Его зовут Мутный. Он мой жених.

В Длинноногом что-то хрустнуло и рассыпалось на мелкие осколки. Такого поворота событий он не предвидел. "Уж лучше бы явилась сюда по делам своей гильдии".

– Вот как. Этого имени я не знаю.

– Возможно, он назывался иначе. У него светлые волосы, слегка вьющиеся. Голубые глаза. Чуть шепелявит. И этот… рубец… над правым глазом, – Быстрорукая поморщилась, вспомнив, откуда у Мутного этот рубец.

Длинноногий сел.

И задумался.

– Был тут один. Только не верю, что он ваш жених. Этот оказался разбойником.

– Где он? – Быстрорукая будто окаменела.

Герцог нахмурился.

Потом посмотрел на девушку.

Снова нахмурился:

– Его казнили. Его и четырех остальных…

– Покажите, – потребовала воительница.

– Нет. Извините… но я не могу этого сделать. И никто в Червивом не сможет. Он там, на равнине, под пылающими небесами.

Бесполезный открыл глаза.

Было тихо, только в углу монотонно посапывал пыхчик, собирая домашнюю пыль. "Беззаботный, – подумал парень, – сосёт себе всякую хрень, чтобы пустить в чью-то морду."

Люди держали пыхчиков вместо метлы. Эти небольшие неуклюжие шестилапы подолгу бродили по углам, засовывая свой нос во всякие дыры и набивая мешочек. Их выпускали на воздух, не забывая при этом привязывать (хотя это было не обязательно – пыхчики далеко не убегали, вообще бегали они весьма неохотно), и за вечер мешочек пустел. Домашние питомцы, собаки там, плащеносцы, знали зверька и обходили его стороной, овечки и козы – и вовсе не замечали, но пришлым, бегунам или саммакам, приходилось несладко – пыль почему-то всегда попадала в глаза.

Дикие пыхчики водились в одном только месте – на озёрах Озерного Края, и местные жители наладили промысл, за счёт которого многие жили.

Как и все шестилапы, зверьки в неволе не размножались. Поэтому охотники зорко следили за тем, чтобы нужное количество пыхчиков оставалось нетронутым, и в то же время оберегали коробочки. Как маячки брум или кубышки носатиков, эти растения служили колыбелью для будущего потомства.

Бесполезный сел. За окном стояло дерево, на котором росли небольшие цветы, покрытые замысловатым переплетением линий. Чем-то похожим на сетчатые коконы ползунов. Зелёный свет, что они излучали, и бодрил, и успокаивал. Снилась какая-то хрень, и теперь она отступала. "Деревья бегунов, – сказал себе парень, – бегуньи. Их в этой части немного, но гостевой дом построили рядом". Он уже отметил отзывчивость и доброжелательность местных жителей. Теперь он оценил и их гостеприимство.

Бесполезный протёр глаза, которые не хотели до конца разлипаться и тут же вскочил.

"Первая!"

Эта мысль ужалила где-то в паху, и безмятежность растаяла, словно туман.

Ему повезло. Когда он, уставший, дошёл до ближайшего селения Леса, в этом самом селении находились проводники. Он рассказал, что случилось. Рассказал, и заснул. Потому что валился с ног.

"Повезло, – подумал тогда Бесполезный, – сейчас такое время, сонхваты только что плодоносили, и Долина буквально кишит проводниками. Подремлю в гостевом, буду ждать".

Теперь он проснулся, но ждать было трудно. Даже не трудно – ждать было мучительно…

Раздвинув шторки-верёвки, сплетенные из внутренностей кубышек, парень вышел во двор.

Это был Лес Долины, или просто Долина, как говорили в народе. Рядом лежали холмы, но, в отличие от Прихолмья, которое к ним прижималось, Долина была в стороне.

На равнине дул ветер, прохладный, сухой и не меняющий направления. "Дыхание гор" – называли его местные жители. Даже в Прихолмье подобного не было. Возможно, всё дело в долине, узкой и длинной, где ночью селились сонхваты, от которой Лес и получил своё название. Холодный горный воздух, пересекая холмы, спускался в долину и проезжал по ней, словно брума на задних колесиках. Кожаные, а иногда и меховые плащи в этой части носили и днём, но только за Лесом, в Лесу было тепло.

Бурные речки с холмов накладывали особый отпечаток на уклад местных жителей. Количество водяных мельниц, которые здесь стояли, было, наверное, больше, чем где-то ещё. Чем на всей остальной равнине. С помощью мельниц мололи, пилили, раздували меха. В Долине находились центры различных ремесленных гильдий – гильдии кузнецов, гильдии стеклодувов, гильдии плотников.

Хотя вот с последними было непросто. Гробовщики и корабельщики с Большого и Малого Приморья были как будто бы плотниками, но имели свои собственные гильдии. Причём добились этого сами. Более старшее поколение еще помнит конфликт, который прозвали "войной гробовщиков". Стражи приняли сторону плотников – они всегда возвращали традиции, но отступили – производство гробов прекратилось, а с ним прекратилась и основная статья дохода. Ведь без гробов и ритуальных лодок тела на Остров не отправляли, а, значит, пришлось бы искать другой, узаконенный способ прощания с покойником.

И этот способ нашли. Им оказалось сжигание. Если тело горит, душа воспаряет к Обиженному, а после уходит на Остров.

В Озерном Крае сжигали давно, и посредничество стражей в этом вопросе казалось ненужным. Пришлось срочно, на коленке, переделывать Писание, написанное Шестипалым, и объяснять, что сжигание тела – это уже более поздние приписки. Ну и договариваться с гробовщиками. А заодно и корабельщиками.

В посёлке, куда пришёл Бесполезный, жили кузнецы. Здесь раздавался стук наковальни, шум раздуваемых мехов и журчание падающей воды. Каждые сутки, каждый час, каждую минуту. "Наверное, по набору звуков можно определить, в каком ты селении. Даже не глядя" – подумал парень.

И огляделся.

Ме́ста между деревьями много, и небольшие деревянные домики с покатой крышей и торчащими то тут, то там башенками не стояли вплотную, а были разбросаны на достаточном удалении.

Ребятишки весело кричали, играя с язычками – небольшими растениями, которые выбрасывали длинный липкий язык, чтобы поймать твердотелку. Твердотелок ловили, насаживали на конец длинной нитки и таким образом дразнили язычок.

Другие дразнили пыхчиков, и театрально огорчались, когда те опорожняли содержимое мешочков. Важно было закрыть глаза, и закрыть глаза вовремя, иначе потеха становилась опасной.

Более тихие пускали кораблики, благо ручейков через селение протекало немерено. Кораблики плыли вниз по течению и застревали в водных тянучках, а ребятишки их доставали и снова пускали в воду.

На это смотрел Бесполезный.

И удивлялся.

Взрослые куда-то пропали. Остались одни только дети.

Да, жители долины отличались завидным трудолюбием, такого в Длиннолесье, к примеру, не встретишь. Там праздношатающихся как твердотелок под зонтиком. Об этом он помнил, несмотря на потерю памяти. Хотя что значит праздношатающихся – люди отдыхают. Здесь же казалось, будто все либо работают, либо делают вид. Ну или спят. И всё.

Парень остановился.

Карусель мыслей все время возвращалась туда, к той самой девушке, которую он оставил. Оставил одну, на безлюдной равнине. Карусель крутилась, крутилась, как мельничный жернов, пока Бесполезный не понял, что давно уже принял решение.

Тогда он пошёл к старейшине.

– Старейшины нет, – сказал бородатый мужчина, выйдя из кузницы, и вытирая о фартук руки, – я за него. Что угодно?

– Мне нужен прыгун, – Бесполезный старался не мямлить, говорить так, чтобы звучал металл. Но выходил какой-то истерический писк.

– Хм, – мужчина задумался, – но проводников в селении нет. Те, что были, ушли.