– Да, ты всё верно изложил. Но как избежать страданий?
– Надобно во всём соблюдать меру, довольствоваться тем, что имеешь. Об этом еще несколько веков назад сказано в стансах нашего великого философа Чжу Си «Невзгоды и тяготы трудовой жизни»:
Ох, эти тяжкие труды земные
Когда еще довольство принесут?
Считается, в богатстве, в простоте ли —
Лишь дома голову, как черепаха, спрячешь.
Всех благ достигнув, дальше не круши,
Остерегись непостоянства мира.
Не торопись и поучать. Как поседеешь,
Ученики к тебе толпой сбегутся.
Кто не стремится в золото чертогов?
Кому не в радость жирные доходы?
Там добродетелей ты всех не сохранишь,
И в том закон природы неизменный…
И в других стансах говорится:
Купаются в довольстве толстосумы,
А бедным не избыть тоски-печали.
Все тайны Неба не дано познать,
Взаимосвязаны беда и счастье —
Одно в другое плавно переходит.
Посему нашим древним философом сказано: «Кто знает меру, у того не будет неудачи. Кто знает предел, тот не будет подвергаться опасности»[72], – закончил речь Чжан Саньфэн.
– Познать меру непросто, – вздохнул государь.
– Однако ежели ее не соблюдать, императору трудно будет избежать переменчивости и непостоянства[73].
– Неужли сие столь обременительно?
– Нынче, когда отец наш вступил во дворец, тут яств столько, что всего не съешь, парадных облачений столько, что все не наденешь. Привязанность к ним тщетна и ведет к страданиям, в этом и таится толика непостоянства.
От подобной дерзости лицо государя потемнело от гнева, и он приказал тайной службе – стражам в парчовой одежде – вытолкать монаха вон. Сам император встал – только парадные одежды развеваются – сел в экипаж и покинул дворец.
Чжан Саньфэну сего оказалось достаточно, дабы заполучить истинную духовную природу[74] государя. Вернувшись к Бифэну, он вытащил из рукава свою крохотную тыковку – талисман с запрятанным в ней духом императора как Владыки севера – и передал ее Государю-Будде. Тот, не скрыв радости, на золотом луче вернулся на корабль и вновь принял земной облик.
В следующем бою стоило Златовласому даосу поднять семизвездный стяг, Бифэн молча отвинтил крышечку драгоценной тыковки и направил золотой энергетический луч прямо к Северным небесным вратам. В тот же миг Златовласый услыхал с небес грозный окрик: «Кто смеет размахивать флагом?» Потрясенный, маг поднял голову – то был глас самого Владыки севера. При виде его Златовласый тотчас опустил флаг и умчался. И тут золотой луч высветил всю свиту Златовласого.
– Как вы смели самовольно покинуть Небесные врата и устраивать беспорядки в земном мире? – обрушился на них Владыка севера.
И в наказание приказал отослать всех четверых звероподобных стражей Небесных врат в царство тьмы на веки вечные без права освобождения. Только благодаря заступничеству милосердного буддиста они смогли вернуться обратно в небесную обитель.
А Государь-Будда, вобравший в золотую тыковку энергетические потоки истинной духовной природы Владыки севера, снова перенесся на золотом луче в город Пекин. Чжан Преемник великих встретил его со всеми положенными церемониями: трижды обошел вокруг и отвесил восемь поклонов. Затем сообщил, что с тех пор, как истинная духовная сущность государя переместилась к Северным небесным вратам, императору неможется. Буддист немедленно вручил Чжану тыковку, хранившую сию духовную энергию.
И вот Чжан Саньфэн, набросив плащ и накидку и держа обеими руками драгоценную ношу, явился на вновь проложенную главную улицу новой столицы – Чанъаньцзе. Он шел медленно, сильно раскачиваясь: безумец – не безумец, пьяный – вроде и не пьяный. Вдруг кто-то из местных вскричал: «Вон тот в плаще с накидкой – не Чжан ли это Неряха?» Упоминание имени святого вызвало переполох среди блюстителей порядка в пространстве девяти городских ворот Пекина, среди командиров гарнизонов всех пяти районов столицы, а также горожан, заполнивших в это время улицы и переулки столицы. Все они поспешили к месту явления святого духа и окружили Чжана. Тот не мог взять в толк проявленного к нему интереса:
– Чего столпились?
И тут со всех сторон заорали:
– Ты еще спрашиваешь? Да ты государственный преступник! Сановники судебного отдела Ведомства церемоний повсюду развесили объявления – за твою поимку обещана награда в несколько сот лян!
– Что такого я совершил? – удивился Чжан.
Ему объяснили, что с тех пор, как он, даос-грязнуля, чем-то огорчил государя, тот занедужил. Он стал меньше есть, чурается увеселений. Сие не на шутку встревожило сановников Ведомства церемоний:
– Они уж так расстарались, составляя планы твоей поимки, боялись, что не смогут тебя разыскать. Как ты решился явиться сюда и чванливо разглагольствовать? Принимаешь нас за дураков? Думал, не узнаем тебя?
– Хватит шуметь, – прервал их Чжан, – ведите-ка меня лучше в Ведомство церемоний.
Чжана отконвоировали в ямэнь, а оттуда доставили к дворцовым вратам в ожидании высочайшего решения. Из дворца последовало распоряжение стражам в парчовой одежде – отправить даоса в тюрьму и содержать там до утверждения приговора. Чжан заявил, что нет нужды прятать его в камеру смертников, гораздо полезнее дозволить ему проверить драконовы жилы[75] – пульс императора.
– Государь немедля поправится и будет здравствовать тысячу лет, – пообещал он.
Чиновник, подносящий доклады трону, отправился в государевы покои и, получив от императора новое указание, обратился к военным и гражданским сановникам, дабы выведать, кто возьмется рекомендовать монаха и выступить его поручителем. Вызвался его давний знакомец – тот самый начальник Ведомства церемоний, почтенный Ху. Допрежь всего он поинтересовался у Чжана, как именно святой собирается проверять пульс государя, и тот смиренно отвечал:
– Я всего лишь простой монах, далекий от этикета, а перед нами сам император. Нешто я осмелюсь собственными руками коснуться его драконовых жил? Прикажите кому-нибудь из дворцовых евнухов принести алую нить натурального шелка длиной в сотню чжан, один конец привяжите к запястью государя, другой передайте мне[76]. Скажу без хвастовства, я отличный врачеватель.
Начальник Ведомства церемоний всё слово в слово доложил государю и, получив высочайшее одобрение, приказал доставить алую нить. Чжану Неряхе удалось успокоить пульс, государь возрадовался, а все его недомогания отступили. Как же святому посчастливилось вылечить государя? Оказывается, истинная природа императора как Владыки севера – та, что была заключена в золотой тыкве, – через алую нить проникла в его сердце. Поэтому с тех пор перестали употреблять такие слова, как «щупать пульс», а стали выражаться красиво: «в императорском лазарете пульс проверяют по алой нити». Может, сие и ложь, мир полон разными слухами. Так что – хитроумно или нет действовал Государь-Будда? Как можно оценить посредничество Чжана?
Взгляните на государя – брови разноцветные, как у древнего правителя Яо, а зрачки двойные, как у Шуня[77]. Трижды просвистел государев кнут, и все сановники собрались в тронном зале. Вошел император, придворные возликовали и стали отбивать поклоны. Последовал государев указ – наградить начальника Ведомства церемоний ценными шелковыми тканями, пожаловать ему высший титул, присуждаемый за особые заслуги, и назначить опекуном наследника престола. Затем огласили еще один высочайший указ, касающийся Чжана Преемника великих. Все загомонили: мол, вон как ветер переменился, какая удача привалила даосу! Да только напрасно искали монаха по всему дворцу, да что там – по всему городу, дабы император мог вручить высочайше пожалованный почетный титул «небесного бессмертного». Святой Чжан, притворившись, что ни о чем не ведает, по совету Государя-Будды вознесся в небесные дали, в свою горнюю обитель.