Посвящается А.Р.

Зеленоватый солнечный диск скользил между грязными облаками. Погода здесь редко бывала иной. Как и время. Для трех фигур, облаченных в черное, это не имело значения. Ни один из них не мерил время так, как решили смертные. Да и мерил ли вообще?

– Ты нашел его, Великий. Наконец-то, – нарушил затянувшееся молчание один, стоящий у подножья каменного трона, взгляд темно-синих глаз скользнул по неподвижному полотнищу серовато-черной тени, простершейся чуть ли не до самого горизонта. Единственной тени, что не страшилась показываться на плато Совета. – Но мы не можем ничего сделать, пока не решится судьба Равновесия.

– Так и есть, – отозвался другой, тот, что сидел на троне. Взгляд нечеловеческих льдисто-белых глаз без зрачков был неизмеримо спокоен. Он ждал возражений. Что ж, долго ждать не пришлось…

– Хватит, – едко бросил третий советник, держащийся в стороне. – Я и без того слишком долго терпел это унижение.

– Мы не будем нарушать договор. Есть и другие способы достичь нашей цели.

– Твоей цели.

– Нашей цели, – с ледяным спокойствием повторил главный. – Нашей, Гриммсворд. После битвы Сторон нас осталось всего трое. Сейчас не время делить цели. Я наконец отыскал потомка того, кому перешел мой дар. Но убить его сейчас – значит дать светлым повод обвинить нас в нарушении договора с Вечными. Мы не имеем права вмешиваться в судьбу Равновесия. Не мы его творили и не нам решать его судьбу. Как не нам решать и судьбу мира, в который попали Печати.

– Те, кто ими владеют тоже далеки от творцов, – ядовито заметил Гриммсворд. – Все смертные оказались в Моокрогге по воле Судьбы и Случая. Явились из сопряженных миров. Они ничем не лучше нас. Но держат в руках ключ к новой битве Сторон. А мы просто… наблюдаем!

Льдисто-белые глаза поймали взглядом зеленоватое пятно солнечного диска:

– Ты сам когда-то был частью их мира.

– И потому знаю, о чем говорю, лучше вас обоих.

– Я никогда не ставил под сомнение твое знание. Но у меня нет никакого резона вмешиваться в эту битву только потому, что тебе надоело ждать.

– Ждать? О, я не просто жду, я стою здесь и слушаю того, кто по собственной воле лишился большей части силы, а теперь смеет приказывать мне набраться терпения!

– Хочешь бросить мне вызов?

– А если и так?

– Мы можем не просто ждать, Великий, – подал голос синеглазый.

– Говори, Фаргдалл.

– Если Равновесие падет, Моокрогг вновь поглотит Хаос. Есть большая вероятность, что мы потеряем след или человек погибнет раньше, чем вы проведете нужный ритуал и вернете себе утерянную часть силы. Почему бы, в таком случае, не помочь Носящим? Мы, как и вассалы, несущие нашу волю, не можем вмешиваться в судьбу Равновесия. Но кроме вассалов у нас есть и другие союзники. Формальности договора будут соблюдены.

Сидящий на троне задумчиво обхватил ладонью подбородок, медленно кивнул:

– Согласен. Поручим это моему посвященному – он сумеет найти даже то, что не оставляет следов.

Угольно-черные глаза Князя Гриммсворда зло сузились. Но возражать он не стал. Не сейчас…

Шуршали капли, скатываясь с крыш на брусчатку внутреннего двора, ворчал раскатами уходящий гром, следом за ним спешила юркая змея молнии. Непривычная для Юга погода загнала по домам даже вездесущих торговцев, стекавшихся в Хувнтон со всей Границы. Дождь шел уже четвертый день, неизменно отступая перед закатом и возвращаясь на рассвете, дисциплиной превосходя даже гвардию правящего монарха. Не то чтобы эта гвардия вообще была образчиком означенной дисциплины, но сравнивать мне особо не с чем – Верные Степи для столь возвышенных метафор явно не годились. Конечно, существовала в этом мире армия, с чьей дисциплиной и эффективностью меня угораздило познакомиться давным-давно, еще в детстве, но сравнивать кого-то с хатрами – неблагодарное занятие, что прекрасно доказала Четвертая война. А еще Пятая, Шестая, Седьмая и последняя, Десятая.

История Моокрогга ставила своими вехами крупнейшие войны, где сталкивались интересы соседей по материку, так что обрывалась годом подписания мирного договора с Севером – три тысячи сто двадцатым. Нынешний три тысячи сто тридцать восьмой год ничем еще отличиться не успел. Это если смотреть в масштабах страны. Но я бы лучше послужил переговорщиком в катастрофической Первой Войне, чем торчал здесь с этим дурацким экзаменом!

Я в который уже раз попробовал воплотить на практике свежепрочитанное заклинание и с непередаваемым чувством зашипел под нос куда более понятные слова, известные любому, кто хоть раз ронял себе на ногу ящик гвоздей. Бесполезно! Даже если изменить две последние переменные, проклятая формула не работает. Нужно менять центральные или перестраивать саму основу, и я инстинктивно чувствую, как это сделать так, чтобы наверняка добиться нужного результата, но предмет-то называется «Основы классической магии», а не «Десять самых удачных импровизаций никак-не-выпускника Южной Школы»! Бездна б побрала эти занудные экзамены, консерваторов-наставников, закосневшие школьные правила, а заодно и магию всех сопряженных пространств вместе взятых!

Скрипнула дверь, в проеме показался тощий зад сокурсника, натужно волочащего какой-то грязный мешок.

– Кого убил? – меланхолично бросил я.

– А, Хаос тебя забери! Звор! – Сидхар, будущий оракул, от неожиданности подскочил ретивой блохой и выронил добычу, машинально хватаясь рукой за сердце. – Нельзя же так пугать!

– А как можно?

– Никак нельзя! Нет бы хорошее что сказать, а то сразу «убил», «убил»…

Приятель смерил меня укоризненным взором, затащил в комнату мешок и, воровато повертев головой в полутемном коридоре, запер дверь на крючок.

– Что это за дрянь?

– Картошка, – пропыхтел Сидхар, ногами подпихивая мешок в угол.

– Вот я и спрашиваю: кого ты за нее убил.

– Свободное время, – скривил губы оракул и принялся отряхивать пыльные ладони и не менее пыльные холщовые штаны, подпоясанные щегольским плетеным ремнем. – Привязалась какая-то девица на торжище, коза у нее, видите ли, пропала. Дойная-удойная, все хозяйство на ней, родимой, держалось, ну, ты и сам знаешь все эти селянские присказки о краеугольном серпе, прадедом заговоренном на большой урожай, богами ниспосланной несушке и прочих неприкосновенных обитателях амбаров, сараев и огородов. В общем, мне стало жаль бедняжку, но денег у девицы не оказалось, вот я картошкой и взял.

– Лучше б натурой.

– Пойди предложи, – Сидхар критически оглядел себя спереди, выпятив тощую грудь, смахнул пару пушинок с вышитого красной ниткой жилета. – Только место на погосте заранее присмотри, у ее братца кулак размером с кочан капусты.

– Что-то у тебя сегодня одна картошка с капустой на уме. Нет бы грезить втихую о пышнотелых селянках, – я лениво отмахнулся от хиленького светового пульсара, брызнувшего молочно-белыми зернами по стенам. Швыряться «светлячками» умели даже первокурсники, независимо от специализации – это одно из самых простых и одновременно эффектных заклинаний. Убить никого не убьет, но уважение впечатлительных селян обеспечено. – Коза-то нашлась?

– Нашлась, – в голосе оракула зазвучала плохо скрываемая гордость. – Я сначала отказаться хотел, не мой же профиль, тут скорее прорицатель нужен, событие-то в прошлом, а не в будущем; но потом придумал, как можно выкрутиться: прикинул вероятности, покрутил так-сяк, сузил временной промежуток, и вот она, родимая, стоит в мясном ряду.

– Странно, что не лежит в виде супового набора.

– Не все в этом мире такие кровожадные, как ты.

– Да, есть личности и покровожаднее. А что с вором?