– Ну, народ, жду музыкальные заказы.
– А что есть? – спросил кто-то из наших.
– Все! – гордо парировала хозяйка.
Посыпались предложения: «Абба», «Арабески», «Бони М», «Крылья». Я хотел было патриотично предложить «Поющие гитары» или «Синюю птицу», но, как скоро понял, вовремя одумался, промолчал. Громкая музыка, выпитое вино постепенно делали свое дело, завязались разговоры, начались переглядывания, послышался смех.
– Танцуют все! – прокричал кто-то запомнившуюся фразу из только что прогремевшей гайдаевской комедии.
Народ из-за стола решительно выдернула ритмичная «Абба». Композиция следовала за композицией, танцевали нон-стоп, одни смелые пары подходили к столу, чтобы закрепить знакомство, выпив на брудершафт, другие – чтобы утолить жажду. Пиджаки уныло повисли на спинках стульев. Музыка гремела, градус веселья повышался и повышался.
Лично мне было не совсем комфортно на этом празднике жизни. Ах, как мне хотелось танцевать, как мне хотелось пригласить Элис, коснуться ее рукой, но – это было не для меня. Дело было вот в чем. Лишь в июне я демобилизовался из армии, в августе, как сам считал, чудом поступил в университет. Впрочем, чудом ли? Служить пришлось в Заполярье, в краю, как пишут газетчики, белого безмолвия, два года был вдали от всех гражданских утех. Но нет худа без добра. Чтобы не одичать, не завыть, все свободные часы я готовился к поступлению в вуз – и поступил. Мои родители-пенсионеры могли за меня порадоваться, но при всем желании не имели возможности оказать мне и минимальной материальной поддержки. На мне были пошитые до армии, вышедшие из моды брюки клеш, такие же давно не модные остроносые туфли и весьма потертый кардиган. Многие однокурсники щеголяли если не в джинсах, то в правильных брюках, в модных клетчатых пиджаках, а некоторые и в кожаных. За столом мое убожество могло не бросаться в глаза, но выйти в круг – нет, это было немыслимо. Впрочем, никто, кажется, и не ждал моего приглашения. Я улыбался, но мне было грустно, был вроде как не в своей тарелке, моя же была еще там, где не было пиджачно-брючного неравенства. Удивляясь реальности происходящего, я поводил головой влево-вправо, вправо-влево. Потом встал и, тихо ступая, прошел вдоль стены к стеллажам, сам не зная зачем. Взял какой-то альбом, стал бесцельно листать.
Неожиданно сквозь звуки музыки откуда-то из-за стеллажей до меня стали доноситься голоса разговора явно на повышенных тонах. Как оказалось, эти стеллажи делили пространство гостиной на две части. Разобрать можно было отдельные слова, но не суть очевидной ссоры. Опасаясь, что меня уличат в подслушивании, я спешно ретировался к столу. Через какое-то время из-за темноты стеллажей вышла Элис, немного позже – Федя. Приглядевшись, можно было понять, что оба они выглядят хмурыми, явно чем-то недовольными. Но не думаю, что, кроме меня, кто-то заметил случившуюся разборку.
Праздник катил своим чередом, праздник удался. Было уже за полночь, когда Элис объявила, что до последней электрички остается чуть более получаса. В ответ послышалось драматичное «уууууууууу», и она в шутку или всерьез предложила желающим остаться. Немного погодя гости уже сформировавшимися парами потянулись в прихожую одеваться. Облачилась в дубленку и хозяйка. Толпа вывалила в темную морозную ночь, под навес крыльца, освещенного фонарями-прожекторами и светом из окон. На небе во множестве сияли не видимые в городе звезды, покой нарушало лишь отдаленное то хоровое, то сольное лаянье собак. Все стояли молча, запрокинув головы в небо, еще разгоряченные танцами, вдыхая свежий морозный воздух. «Все небо усыпано весело мигающими звездами, – приятный девичий голос озвучил строчки из Чехова, – и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…» Голос другой девушки продолжил в той же тональности строчками из Гоголя: «Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле…» Наверное, не только мне хотелось вот так стоять здесь, смотреть в звездное небо и слушать, слушать, слушать это очень соответствующее моменту чтение.
В домике на другом конце участка громко хлопнула дверь, оттуда быстрыми шагами к крыльцу коттеджа подошла женщина средних лет. Ее окликнула Элис:
– Марьяша, я уезжаю, не знаю, приеду ли завтра, мама, папа где-то к вечеру точно будут. Ты приберись там.
В электричке было весело и шумно. Одни пары сидели, довольствуясь скрещеньем рук, другие неистово целовались в тамбуре. Я же сидел в одиночестве, украдкой наблюдая за Элис. Боже, как она мне нравилась. Нравилась… Бесцветное слово. Я был влюблен, влюблен без памяти, и при этом не смел поднять на нее глаз. Мне казалось, она сразу все поймет и будет смеяться надо мной. Федя и Элис сидели напротив, но, по моим скрытым наблюдениям, совсем не разговаривали и даже, перефразируя известные строки, не соприкасались рукавами.
Из электрички мы высыпали на привокзальную площадь. Для каждой дамы нашелся провожающий. Шумно прощаясь, пары удалялись одна за одной. Я, единственный кавалер без дамы, будто чего-то ждал, не уходил, понимал, что выгляжу смешно, но не мог заставить себя оторваться от нее. И вот нас уже осталось человек пять. Вдруг достаточно громко Элис сказала, обращаясь к Феде:
– А ты меня не провожай. Меня… – Она посмотрела по сторонам и, будто случайно, вдруг меня заметив, капризно заключила: – Вот он меня проводит.
Я не сразу понял, что «он» – это я. Но Элис решительно взяла меня под руку и повела прочь в сторону стоянки такси. Я был в каком-то заторможенном состоянии, кажется, ей пришлось немного тянуть меня, вероятно, девушка думала, что я пьян. Она сама открыла дверцу машины, назвала адрес. На вздохе пронзило: достаточно ли у меня денег, чтобы заплатить таксисту? Выдохнул: должно хватить. Я благодарил небеса, что как-то сами собой находились темы для разговора. Она что-то спрашивала, кажется, не интересуясь ответами. Дорога была недолгой, мы подъехали к светящемуся подъезду высотного дома, вышли из машины. Я сунул водителю все деньги, которые у меня были, уверенный, что достаточно. Расстаемся, расстаемся навсегда, уколола мысль, и волна вселенской тоски накрыла меня с головой. Элис виделась мне существом горним, при этом казалось, красавица читает мои мысли, и от этого было особенно неуютно. Вдруг она внимательно посмотрела на меня и медленно, как бы в раздумье, произнесла:
– А хочешь подняться, кофе выпьем?
Я шел за ней сомнамбулой. За парадной дверью из служебной комнаты нам навстречу вышел высокий подтянутый мужчина, его строгий темный костюм дополнял такой же темный галстук, узнав вошедшую и взглядом сфотографировав меня, удалился. Мы поднялись на ее этаж, на выходе из лифта нас встретил второй охранник, точная копия первого, процедура опознания и фотографирования повторилась.
Ее квартира напоминала выставочный зал, музей или что-то некогда увиденное в каком-то зарубежном фильме. Я и представить не мог, что такое великолепие существует на обычной московской улице, в обычном на вид высотном доме. Мебель была каких-то невероятно больших размеров, волнообразная по фасаду, в креслах могли запросто поместиться два человека средней упитанности, зеркала тонули в массиве бронзовых рам. Полки книг упирались в расписные потолки. На свободном пространстве стен были густо развешены причудливые маски, луки, стрелы, копья, кинжалы, картины. Все вокруг сияло и блестело. Впрочем, осознание великолепия пришло потом. Я с замиранием сердца смотрел на красавицу, хотел насмотреться на нее впрок, впрок, впрок.
Элис выкатила маленький никелированный столик, поставила на него какую-то красивую бутылку, поломала плитку шоколада. Посмотрела на меня:
– Что выпьем? Сладкое? Крепкое? Вино? Может, виски?
Мне хотелось попробовать виски, напиток, о котором я только читал, но, скромничая, попросил вина. На столик Элис положила пачку «Мальборо». Это было не так удивительно, эти сигареты я уже пробовал. Но нечто удивительное бытовое мне еще пришлось пережить. Посетовав, что стало душновато, она потянулась с кресла к подлокотнику дивана, что-то там нажала – и стеклянные двери балкона раздвинулись. Я выдержал, виду не показал, но эта механика меня чрезвычайно впечатлила. Однако настоящий шок был еще впереди. Мы говорили о вечеринке, о друзьях, об учебе, о кино, перепрыгивая с темы на тему.
