— Принеси его сюда, пожалуйста.
Дверь комнаты открылась. Из неё показался низенький паренёк в круглых очках и давно не стриженными волосами. Длинная клетчатая рубашка выправленная наружу делала его похожим на молодую женщину, но голос не оставлял никаких сомнений в половой принадлежности:
— Возьми. Ладно, можешь не объяснять — откуда он здесь.
— Благодарю… Возьми. Больше ничего не забыл?
Новый жилец вернулся в комнату. У Александра пересохло во рту. С трудом собравшись, он выдавил из себя:
— Это — кто?
— Это? Мой сын. Сегодня из-за рубежа вернулся домой, в родные пенаты. Будет жить здесь. Видимо — надолго. Там у него большие проблемы. С тобой он вряд ли захочет знакомиться, так что — не обессудь. Сам понимаешь — делить с кем-то вроде тебя квартиру он тоже — не согласится. Потому — придётся тебе новое жильё подыскивать.
— У меня нет другого жилья.
— У тебя есть общежитие. Живи там.
— Я туда не поеду!
— Ничем не могу помочь.
— И как ты будешь жить после этого? Раз — и выгнала. Кинула в беде. Хорошо тебе рассуждать. Живёшь тут себе вольготно.
— Ой, ладно, не скули. Бывает и не такое. Одного не пойму — чего ты кочевряжишься? Я пятнадцать лет прожила в общаге. Приехала в Москву в пятнадцать лет с тридцатью пятью рублями в кармане. Работала на фабрике за стольник в месяц. В выходные — подрабатывала уборщицей. Ещё и на курсы бухгалтеров ходила. Потом — бизнесом занялась. Билеты на автобус продавала в переходе. Затем — газеты в метро. Первый свой капитал отдала таким вот как ты верзилам, когда мне они паяльник в зад воткнули. Целый год копила. И всё напрасно. Начала заново. Со второго раза что-то вышло. Ты-то небось в те годы дрых до полудня, да девок в школе щупал. Так что — не жалоби тут меня. Твои проблемы здесь — ничто.
— Что же мне делать теперь?
— Тебе совет дать? Ну, хорошо. По знакомству, так уж и быть. Слушай. Сейчас ты первым делом — выбрасываешь в мусор все эти свои фотки. Забудь о прошлой жизни вообще. Этот раунд ты однозначно — проиграл. Прошлое не должно тяготить. Селишься в своей общаге и вместо попоек — копишь деньги. Работа тебе позволяет немного откладывать. Затем, года через три — покупаешь дом с землёй в селе. Там дома почти даром отдают — только живи. Устраиваешься в колхоз и учишься выращивать сельхозпродукцию. Местные подскажут. Дальше — разбиваешь свой огород и засаживаешь его какими-нибудь овощами. Урожай можно выгодно продавать. Привози в Москву. Я тебе помогу с реализацией. Будешь мой бизнес-партнёр. Ну как — сойдёт? В нынешнее время возможно почти всё. Только работать хорошо нужно. Понимаешь? Ну, ладно — ты не маленький, сообразишь, как жить дальше. Теперь — удачи тебе. До свидания!
Инга очень мило улыбнулась и закрыла за собой дверь. Озадаченный Александр стоял ни жив ни мёртв. Через минуту он очнулся. Развернувшись, он по старой привычке свернул на лестницу, пробежал один пролёт вниз, но остановился на площадке возле открытого настежь подъездного окна. Сектор обзора сузился так, что происходящее по бокам и сзади оставалось тёмным пятном. Обретя способность мыслить мозг пульсировал, выдавая короткие эмоциональные мыслительные импульсы:
«Проиграл раунд. Кто же тогда победил? Лохматый что ли? Нет, не может быть. Она поиздеваться решила? Сам Сашка Ермоленков — и в общагу? Грязные носки нюхать? Я — сильный. Я не могу до такого опуститься. Она меня так и не поняла. Сильные пинают слабаков. Это — закон. Овцы служат сильным и помогают пинать слабых. Потом — их можно под нож. Они ничего не понимают, кто и за что. Потому что — овцы. Закон жизни. Я не могу унизить себя и жить овцой много лет. Вон — далеко внизу идёт мать с ребёнком, из моего детского сада. К дорогой машине. Ребёнок ревёт: «Хочу — компьютер! У всех в группе уже есть, кроме меня. Купи! Буду на нём играть… А куда мы следующим летом полетим — на Канары или Мальдивы? А не хочу больше на Канары. На Майорку хочу!..» Я должен среди этого жить и сопеть в обе дыры? Они все надо мной смеяться будут. «А кто тот противный дядя? А, это тот — кого тётя Инга за дверь выставила, ха-ха, так ему и надо…». А мне — на хлебе и воде живи, чтоб потом картошку в деревне сажать. Если ещё и выйдет. Тупые бараны. Не понимают, какой парень пропадает! Этим безмозглым даже объяснять смысла нет. А вот — выброшусь-ка я сейчас из окна, что будет? Увидят и спросят: «Что ж такое делается, такой парень погиб. Красавец! Умница! Кто ж его так погубил? Эта Инга проклятая, а ну-ка иди сюда, стерва!» Инга сама будет стоять над бездыханным телом и выть: «Да, это я виновата. Не разглядела Сашеньку и не оценила его по достоинству. Как же я сейчас каюсь! Похороню я его на элитном кладбище, а на похороны всех его друзей из Ушек приглашу». Ушкинские бараны тоже — слёзы лить начнут и в грудь себя кулаком бить. Тупые, тоже — вовремя не разглядели. Тем временем, восхищаясь моим образом — примут мои идеи и мысли. Начнут жить по-моему. «Кто там нашему Сашеньке мешал? Лохматый? Да мы его сейчас на куски порвём! Монеты отобрал, ехидничал и издевался ещё!..» Посмотрим, Лохматый — кто ещё победителем выйдет! Да, я смогу если не весь мир повернуть, то хоть малую его часть. Я смогу!»
Александр швырнул пакет с фотографиями в угол; снял с себя пальто, отправив туда же. Подошёл к открытому окну и внезапно обнаружил — что не может более пошевелиться и пальцем. Глаза бессмысленно смотрели вдаль, а в ушах стояли слова сестры, как много лет назад, в 84-м: «…Ты — безмозглая кукла. Ты ничего не сможешь сделать в своей жизни…» Тут Саша ощутил себя маленьким шестилетним ребёнком, обидевшемся на весь мир из-за не купленной родителями вожделенной игрушки. Волей он продавил в сознание мысль:
«Я сильный. Я не могу вот так взять и признать поражение. Я не слабак какой-то. Кто меня там держит? А ну отпусти сейчас же? Что? Я потеряю этот мир навсегда? А что мне может дать этот мир? Унижение? Страдания? Одолжение — стать под конец жизни простым бараном? А затем — заболеть и сдохнуть, так и не насладившись величием? Тот свет? Да там — всё так же. Сильный гнобит слабого. А Тот, кто всё сотворил — сидит в удобном кресле, уплетает небесный попкорн и ржёт во всё голо с этого зоопарка. Кому Он где помог? Чмошников пинают все кому не лень, и никто им ни разу не помог. Где ж защита свыше? Ни разу не видел. Хотите жить в таком гадюшнике? Хоть выше, хоть ниже — пожалуйста. А с меня хватит. Отпусти! Если уж я ничего и не сделал, то этот шаг, это решение — пускай и станут делом и итогом всей жизни. Пошли вы все, дайте мне возможность уйти, я имею на то право, я сделаю это!»
В этот момент ноги Александра отступили на шаг назад и сделали мастерский прыжок в оконный проём. Держась руками за верх рамы, сидя на корточках, туловище наклонилось чуть вперёд и высунувшись наружу в последний раз глубоко вдохнуло свежий воздух. Ноги выпрямились в прыжке, как бы сами собой, не оставляя ни малейшего шанса на спасение. Сознание отказывалось принимать происходящее. Те последние секунды жизни оно только лишь успело закричать: «Это же сделал не я! Не я!!!»
Тело с треском свалилось на железобетонный подъездный козырёк. Конструкция оказалась прочна для такой нагрузки. Снизу никто ничего не заметил. В доме напротив — минут через пять, один лысый мужичок вышел на балкон покурить. Он-то и увидел бесформенное тело, лежащее в луже крови и вывалившихся из штанины экскрементов. Вызванные им экстренные службы приехали быстро. После проведения всех необходимых процедур — труп увезли, а у местного дворника прибавилось работы — отмывать сверху козырёк от следов молодой оборванной жизни.
Конец истории. Или же — нет?
Выбросившийся из окна парень не привлёк к себе ни малейшего внимания общественности. Тёплая погода уже не радовала москвичей. Начавшиеся дожди людей волновали значительно больше, чем судьба очередного неудачника. Сентябрь заканчивался. Событие заняло внимание одних лишь стражей порядка. Районный отдел располагался в нескольких кварталах от места происшествия. В одном из его кабинетов сидела симпатичная высокая женщина с короткими рыжими волосами, в которой, по одежде — сразу угадывалась провинциалка. Её лицо выражало усталость и раздражение. Напротив неё, за столом заполнял ведомственные бумаги участковый. Офицер обратился к просто одетой дамочке:
