Теперь Луо мог хорошо ее разглядеть. Предвкушение радости разгла-дило все тревоги и огорчения на ее гладком, как застывшая смола, лице. От
волнения ей не хватало воздуха, и женщина, приоткрыв свой маленький, почти
детский ротик, часто дышала. Ее грудь вздымалась неровными волнами. В не-терпении она позвала:
— Иди же…
Подчиняясь невиданной силе желания, Луо склонился над девушкой, и
она притянула его к себе.
Обмениваясь короткими репликами и жестами, воины осторожно дви-гались сквозь лесную чащу. Возвращение домой всегда придает силы, и дорога
88
кажется короче. Охота и рейд были удачными. Все возвращались довольные, нагруженные добычей, а главное… живые. Луо с гордостью нес на плече взятую
из деревни незатейливую, но добротную утварь. РамИка будет довольна! Его
левое запястье обхватывал браслет, одетый Онбой, когда юноша выходил из
хижины. А он в порыве оставил ей свой.
Глаза у РамИки были ясные и светлые, как у Луо. Когда они бежали
рядом, то казалось, что это один человек, который пытается обогнать собствен-ную тень. Деревня встретила их радостными криками, но с заплаканными глазами. Через сутки, после того как охотники оставили селение, на него напали.
Немощных стариков закололи сразу. Унесли запасы, оружие, утварь. Все, что
смогли найти ценного. Собрали всех женщин в центре деревни, а детей ото-слали на другой ее конец…
РамИка не спеша, пряча глаза, вышла навстречу Луо. Она знала, что
с ним ничего не случилось. Девушка почему-то всегда, с детства, чувствовала
его. Ей было приятно, что такой красивый юноша, почти как две капли воды
похожий на нее, оказывает ей знаки внимания. Никто не сомневался, что после
праздника дождя Луо заберет девушку к себе в хижину. Юноша гордо положил
у ног РамИки свою добычу. Она благосклонно приняла дары и скрылась за плетеной дверью. Луо был так счастлив, что даже не заметил, что у РамИки на
запястье появился новый браслет, а на лице задумчивая улыбка…
Как только враги узнают, когда мы уходим? — удивлялись жители.
— Они тоже молятся своим богам, — только и сказал Шам-бу. — Если
наши боги позволяют этому случиться, значит, они этого хотят.
Шам-бу сидел в своей хижине и молился за души погибших. Никто в
селенье, конечно, не знал, что вот уже многие годы подряд в период засухи
и неурожая верховные вожди двух племен, оставив многолетнюю неприязнь, встречаются в лесу. Они выбирают день великой охоты и тропы, для того чтобы
воины не встретились лицом к лицу на пути к деревням и не сократили в жаркой
битве и без того уменьшающееся с каждым годом их число. Чтобы руками друг
друга потушить тлеющие угли старческих глаз, отнимающих у молодых воду и
пищу, когда каждый кусок и глоток равен прожитому дню. Чтобы засеять увя-дающие поля женских тел свежими семенами, дабы не иссякла жизнь в долине.
Ибо нет более главного закона, чем поддержание жизни…
89
техАсский вечер
Большая семья весело и дружно отдыхала на аккуратно уложенной плиткой и украшенной кустами роз площадке перед домом. Все наслаждались
прохладным домашним лимонадом и только что поджаренными на гриле, велико-лепными, роняющими янтарные капли жира, ребрышками. Взрослые c бокалами
вина в руках обсуждали политику и цены. Дети резвились, гоняясь друг за другом в
компании ошалевших от такого счастья щенков-ретриверов. Обычный воскресный
обед после посещения церкви. Тут в ворота ранчо въехала, поднимая пыль, машина с возбужденно машущими из всех окон, улыбающимися молодыми людьми.
— Как они только туда помещаются, — со смехом качал головой один из
стариков. — Эх! Молодые все могут. Вспомни сам, как мы гоняли по пустыне на…
— Зачем этого притащили? — прервал его воспоминания недовольный
женский голос и ворчание взятых на поводки щенков.
— Шлялся тут вокруг. Говорит, потерялся, — ответил один из молодых
людей. — Знаем мы эту породу. Потерялся! Небось, своровать что-то хотел.
Дали им свободу… но раба из крови не выжмешь.
— Зато можно кровь из раба, — сказал подошедший молодой парень, явно лидер. — Хоть сейчас!
Старики захлопали.
— Я не хочу, чтобы ты так говорил, Джонни, — нахмурилась пожилая
женщина. — Времена меняются. Да и к человеку нельзя так относиться. Ты же
ходишь в церковь!
— Это, что ли, человек, бабуль? — спросил Джонни и пнул ногой испуганно глядящего на всех, стоящего перед ними мужчину со связанными за спиной
руками и веревкой на шее. Демократия! Вешать их больше нельзя… Тьфу! Еще, глядишь, дойдем до того, что кто-нибудь из них президентом захочет стать.
Все захохотали.
— Да уж ты, Джонни, как скажешь!..
— Хороший у нас растет сын, — улыбаясь, произнесла с гордостью женщина, прижимаясь к мужу. — Весь в тебя!
Потом крикнула, обращаясь к молодежи:
— Ребята! Наподдайте ему как следует и выкиньте за ворота. Не надо
портить замечательный вечер. Да и воняет… он. Они все воняют… Надо же…
президентом… Ну, сынок, уморил, — умилялась она про себя, вытирая слезу. –
Ну, уморил…
Джонни отвел потирающего ушибы парня к воротам, стянул с его шеи
веревку и, наматывая ее на руку, сказал:
90
— Ну что? Повезло тебе! Маму нашу благодари.
Пнул ногой под зад и добавил:
— Пошел прочь, беложопый!
Через несколько часов вечеринка закончилась, и гости, сияя снежными
улыбками на довольных черных лицах, уселись в свои геликоптеры и разлетелись по домам. Обычный Техасский вечер 2300 года.
Послесловие. У расизма нет цвета. Его просто нельзя допускать и
оправдывать. Сегодня!.. Чтобы завтра, оказавшись в меньшинстве…
91
ценА доброго делА
Даже самое маленькое добро, сделанное человеком, может изменить жизни многих людей, включая и его самого, но это не значит, что оно
является гарантом и покрывает все его беззакония.
Автор
— Где… я?
— На суде!
— Не понял! Тогда где мой адвокат?
— Не понадобится. Он у тебя уже есть со дня твоего рождения. Самый
лучший! Самый честный!
— Честный мне не нужен. Ладно разводить… Че, действительно суд, что
ли? Во прикольно! Теперь дошло! Сортировать меня будете? Ну и куда?
— Сейчас узнаем. Отсюда только два пути… Участия твоего в этом не
потребуется. Потому что изменить ты уже ничего не можешь. Только смотри и
надейся…
— Адом пугаете? Да там все свои…
— Ты думаешь? По-твоему, Ад — это сковородки с кипящим кетчупом и
черти невежливые? Публика крутая и… вообще… весело?
— Да, вроде того!
— Бедняга… Ничего, до него дойдет…
— Начнем?
— Добрые дела он совершал?
— Да… Но только для себя.
— Ну… хоть что-нибудь…
— Пытаюсь. Ничего не вижу.
— Даже в детстве?
— Отнимал. Воровал. Бил.
— Плохо дело! Ты хоть кого-нибудь любила, душа?
— Ну, этих… С маленькими головками… Детей! Во!
— Как ты их любила?
— В руки хорошие… пристраивал.
— Вижу твою любовь. С усыновителей деньги вымогал. Это, по-твоему, любовь и помощь?
— Ну, а что?.. Подумаешь! Всем надо… Подождите!.. Мне как-то страшно вдруг стало… Почему?
— Сейчас ничто не мешает тебе видеть со стороны свои поступки. И ты
приближаешься к выбранной дороге… тобой выбранной… Там страхов будет
намного больше. И фобии все уже поджидают. Только… спрятаться негде.
92
— Что-то мне туда… не хочется… Глупости я до этого говорил… Простите. Сам вижу теперь, что ничего хорошего во мне нет, и не сделал ничего за всю
жизнь… Вся она только что перед глазами пробежала темной лентой. Ничего
светлого. Помогите мне!
— Беда в том, что исправить что-либо уже поздно. Это страшная правда.
