— Ну, конечно, уверен, — смеется он. — У него, оказывается, образовалось «окно» в расписании, так что, если твой пыл не угас и если ты не против Жан-Поля, можно будет на этой неделе провести фотосессию.

Я даже не знаю, что сказать, и не хочу во второй раз спрашивать, точно ли Тим в этом уверен.

— Так вам понравилось то, что я вам отправила?

— Понравилось ли мне? — Тим чуть ли не рычит. — Спрашиваешь? Дорогая, я просто обалдел! Ты со своей «Тусовщицей» выведешь нас на новый уровень. Теперь я в этом окончательно убедился, хотя, уверяю тебя, у меня и раньше не было никаких сомнений. Мы пришли в безумный восторг, прочитав твою статью. Она такая яркая, сексуальная и местами просто безумно смешная!

Мое сердце все еще пляшет свой сумасшедший танец, и я ничего не отвечаю Тиму, потому что не знаю, какие подобрать слова, чтобы выразить то, что я чувствую. Странным образом эта секунда напомнила мне день моего увольнения, когда я сидела у Роберта в офисе. «Этого не может быть, — говорит мой внутренний голос, — но это так».

Глава 19

— Mrès belle^[40], — воркует Жан-Поль между снимками. От него не отходят три ассистента, которые меняют свет и детали интерьера, а в сторонке стоят парикмахер, визажист и стилист по костюмам, готовые немедленно наброситься на меня, если что-то вдруг покажется им недостаточно безупречным.

Эта фотосессия, — устроенная в пентхаусе Шато-Мармон, аренда которого, как мне известно, составляет 10000 долларов в день, — самое прекрасное и нереальное, что было в моей жизни. Я изо всех сил делаю вид, будто давно привыкла, что все вокруг меня носятся, поэтому ассистенты то и дело приносят мне «Эвиан», яблоки и вообще все, чего бы я ни пожелала. Просто я боюсь, что если буду вести себя скованно, то они поймут, какой мелкой сошкой я на самом деле являюсь.

Стилистка, которую я хорошо знаю, — нередко брала у нее по телефону интервью, когда еще работала в «Эбсолютли фэбьюлос» — еще с порога забросала меня грудами платьев от Армани и блузок от Гуччи, костюмами от Хлое и джинсами «Марк Джэкобс».

— Тим сказал, что хочет сделать снимки и для следующих колонок, — проинформировала меня стилистка. — Мы не знаем, что будет там написано, поэтому он предложил прикинуть все возможные варианты: повседневный стиль, нарядный, секси, скромный и так далее.

Я киваю, решив не напоминать ей о нашем знакомстве. «Это было в прошлой жизни», — думаю я.

Стилистка заставляет меня примерять красивые юбки, платья, рубашки, джинсы и даже нижнее белье от Ля Перла, и, хотя я, как обычно, переживаю из-за своего пуза, она прекрасно знает, как скрыть живот и подчеркнуть мои достоинства. Так что в конце концов я прихожу к выводу: для того, чтобы чувствовать себя настоящей красавицей, мне всего лишь был необходим стилист.

Когда начали примерять одежду, ко мне подошел представиться Жан-Поль, который сразу же показался мне очень сексуальным, хотя стилистка уже успела меня предупредить, что он «кобель», «свинья», и наградить его всевозможными другими звериными прозвищами. После чего я окончательно поняла, что он мне понравится.

— Вы такая изысканная, — сказал он с сильным французским акцентом и демонической улыбкой. — Фотографии получатся великолепными. — Он пялился на меня все время, пока стилистка подкалывала булавками платье, чтобы повыше поднять грудь.

Когда же меня накрасили и приделали накладные ногти, так что я стала похожа на супермодель, Жан-Поль начал съемку. Все мои познания о моделях исчерпываются «Американз некст топ-модел», но одно я знаю точно: мне это нравится. Мне говорили, что первые три месяца своей жизни я безостановочно плакала, пока некий профессиональный фотограф не пришел меня сфотографировать. Я вдруг улыбнулась ему широченной и самой беззубой в мире улыбкой, какой только мог улыбнуться человек девяносто дней отроду. И сейчас, пока я меняю позы, Жан-Поль бормочет что-то вроде «magnifique»^[41], «belle»^[42] и «très belle».

В перерывах между съемкой мы с Жан-Полем курим, его ассистенты в это время меняют освещение для следующей серии снимков, а его заместитель подбирает подходящее место. Когда я докуриваю сигарету, ко мне подходит стилистка и переодевает. Вместо того чтобы потешить свое эго, я расспрашиваю всех об их делах, изображая из себя саму любезность. Клянусь, если бы со мной так обращались всегда, я была бы доброй двадцать четыре часа в сутки.

Наконец, мы готовимся к последней серии снимков на сегодняшний день, на которых я буду изображена в немыслимо идущем мне пурпурно-розовом в черную полоску платье от Миссони^[43] и в пурпурных туфлях от Джимми Чу на высоченных каблуках, когда заявляются Тим с Джоном.

— Ты бесподобна, — говорит Тим, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в обе щеки. Джон, который плетется сзади, неловко машет мне рукой в знак приветствия. После чего Тим обращается к Жан-Полю:

— Вы уже сделали снимок с шампанским?

Я невольно дергаюсь при слове «шампанское», а Жан-Поль качает головой.

— Mon Dieu^[44], чуть не забыл, — отвечает он.

Жан-Поль обращается к своим лакеям с какими-то словами, те выходят из комнаты, а потом возвращаются, неся какие-то пластиковые приспособления, которые после сборки оказываются огромным — в шесть футов высотой — бокалом для шампанского из плексигласа. Тим объясняет Жан-Полю, как я должна буду в нем сидеть, а Джон впускает официанта с бутылками «Дом Периньон». И в самый разгар самого значительного дня своей новой жизни я начинаю сильно переживать из-за всего происходящего, поэтому подхожу к Тиму и спрашиваю, не может ли он уделить мне минуту.

— Конечно, я слушаю, — отвечает он, не отходя от Жан-Поля с его миньонами. Он что, не понимает, что я хочу поговорить наедине?

Ощущая крайнюю неловкость, я все же заставляю себя произнести следующее:

— А делать этот снимок с шампанскими обязательно?

Тим слегка ошарашен.

— А тебе что, не нравится? — И впервые за все время я понимаю, что, возможно, Тим вовсе и не идеал. Во всяком случае, мое вмешательство в процесс его раздосадовало.

— Ну, я просто подумала, что это совсем необязательно.

Тим вздыхает, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.

— Амелия. Ты — Тусовщица. И читатели должны убедиться в этом, не только прочитав колонку, но и визуально — посмотрев на фотографии. — Он говорит со мной как с маленькой девочкой, которая не понимает, что означает слово «визуально».

Я киваю. Как ни смешно, но я чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. Я на секунду закрываю глаза, пытаясь сдержаться. Конечно, нужно просто взять и объяснить Тиму ситуацию, но я почему-то не могу. «Скажи ему, что ты не пьешь», — слышу я внутренний голос. И тут же думаю: «Нет, черт побери. Тогда он начнет задавать вопросы и быстренько догадается, что я больше не та отчаянная бедовая тусовщица». Поэтому я стараюсь стать той же уверенной бездушной дивой, которая пробудилась во мне в начале съемок.

— Какие-то проблемы? — довольно резко спрашивает Тим, и к нам подходит Джон, посмотреть, что случилось.

Я перевожу дыхание и отбрасываю все свои негативные мысли.

— Нет. Все в порядке.

Жан-Поль спрашивает:

— Готова, ma chéri^[45]? — Я киваю, двое ассистентов приподнимают меня и сажают в гигантский бокал. Я как можно удобнее устраиваюсь в этой пластиковый махине и принимаю из рук дизайнера бутылку и бокал с шампанским. Тим с Джоном отходят в дальний угол комнаты, а Жан-Поль начинает щелкать своей камерой, бормоча по-французски комплименты.

Но магия всего происходящего испарилась. До этого момента мне было легко и приятно просто улыбаться, смеяться, смотреть в камеру и думать о том, как все это забавно и здорово. Сейчас же, нырнув в этот непомерный бокал для шампанского, у меня такое ощущение, будто я обязана все это делать. Я заставляю себя думать о том, что именно так и должны воспринимать женщину, затеявшую игру в «Тусовщицу».