А текст и вправду выходит сам собой. Потому что, когда я слышу, как моя соседка за дверью уходит утром на работу, я уже нахожусь на пятнадцатой странице, когда же я совершаю полдневный перерыв, чтобы съездить к Холли, у меня готово уже почти тридцать страниц того, что мне лично представляется шедевром. «Ну почему, — думаю я, — голливудские сценаристы не прибегают к коке для стимуляции творческого процесса?» И, водружая на полку в шкафу испачканную кокаином фотографию в рамке — с той целью, чтобы ее в мое отсутствие не достали кошки — я понимаю, что, возможно, именно этим они все и занимаются.

Выгуляв Тигра и снова заперев его в клетке, я понимаю, что не только напишу сценарий за месяц, но и выкрашу этот треклятый шкаф. Вернувшись домой, я достаю краску и кисть и начинаю смелыми мазками преображать дверцы. Слишком поздно я понимаю, что, наверное, мне следовало перед этим делом снять одежду, и еще вспоминаю, что обычно шкафы оклеивают липкой лентой, чтобы получались ровные прямые мазки. Да и черт с ним. Сняв с себя практически всю одежду и побросав ее в кучу на пол, я понимаю, что покраска — довольно приятное занятие: это же здорово, обмакивать в эту жижу кисть и потом с ее помощью изменять внешний облик дверок шкафа. К тому же я всегда любила запах краски.

Усердно пытаясь закрасить следы кошачьих лап, оставленные одной из моих кошек на нижнем незакрашенном участке шкафа, я слышу, как звонит телефон. Кругом валяется разбросанная одежда, поэтому я просто швыряю кисть обратно в банку и мчусь прямо по своей одежде, как призывник на учениях, хотя еще даже не видела, кто звонит, и не решила, хочется ли мне на этот звонок отвечать. Но потом я вижу, что звонит Кэрен из офиса Холли, и в последний момент хватаю трубку.

— Алло! — мелодичным голосом произношу я, слишком поздно поняв, что руки у меня в серой краске, уже успевшей заляпать некогда розовый телефон. За последние пару недель я нанюхалась больше коки, чем вообще когда-либо могла себе вообразить, но единственный полезный результат, который это дало в плане моей работы на Холли, это то, что я перестала убирать за Тигром дерьмо. И пусть обитатели Картей-Серкл хоть круглыми сутками пачкают в нем свою обувь. Но я чуть ли не до одурения созванивалась с Кэрен, отчитывалась о фантастически прекрасных отношениях, которые сложились у Тигра с соседским бассетом, и щебетала о том, какая прелесть эта зверюга, хотя, в общем-то, старалась при этом преподносить себя как блестящий перспективный сценарист. Я стараюсь вести себя так, будто у меня нет никакого определителя, чтобы она думала, будто я всегда отвечаю по телефону, как жизнерадостная учительница со Среднего Запада.

— Амелия? — говорит она. — С вами хочет поговорить Холли.

Ушам своим не верю. Сейчас состоится мой первый разговор с женщиной, которая занимает большую часть моей жизни, со всеми своими клетками для собак, помощницами, нанимающими других помощниц, и стандартными жилыми домами цвета блевотины.

— Это Холли Мин, — раздается в трубке, и на долю секунды я теряюсь. Это я ей звоню или она мне? Все в последнее время кажется таким сюрреальным, будто покрытым тонким слоем серой краски, что я то и дело прихожу в замешательство.

— Привет, Холли, — отвечаю я с излишней бодростью. — Как же здорово наконец-то услышать ваш голос.

— О, мне тоже, — говорит она. — Послушайте, у вас есть для меня минутка?

Этого-то я и ждала — разговора, после которого выяснится, что мне не нужно больше быть на побегушках и убирать дерьмо за ее собакой, что я должна писать сценарии, которые она будет продюссировать, ну, или уж на самый крайний случай — распивать с ней кофе, спиртное и вместе обедать. Хотя странно, для этого еще рановато: она же пока не успела узнать, насколько я необыкновенная.

— Кэрен сказала, что я плачу вам десять долларов в час за то, что вы выгуливаете Тигра, — говорит она.

— Да. — Не такого начала я ожидала, но мне удается скрыть свое удивление.

— Вы выгуливаете Тигра целый час?

— Нет. — И тут же понимаю, что не надо было этого говорить. Ну какого черта этот идиотский инстинкт всегда говорить только правду пробуждается во мне в самые неподходящие моменты?

— Вот об этом-то я и хотела с вами поговорить, — продолжает она. — Я тут подумала… если я плачу вам десять долларов за то, чтобы вы его выгуливали час, в то время как вы, по вашим словам, делаете это всего двадцать минут, значит, получается, что вам платят за лишние сорок минут времени, которое вы не отработали.

Из моей правой ноздри потекло, я вытираю нос.

— Но вы же живете в двадцати минутах езды от меня, так что пусть я выгуливаю его двадцать минут, но ведь вместе получается целый час. — Мне не хотелось бы вступать в спор со своей наставницей/продюсером/спасительницей, и я смутно понимаю, что мне не понравится возможное окончание этого разговора.

— Я понимаю, — отвечает она довольно снисходительным тоном. — Просто… вы ведь знаете, что я работаю в «Имэджэн», так? И мне платят за то, что я там работаю. Но «Имэджэн» не оплачивает мне то время, которое уходит у меня на то, чтобы добираться на работу и обратно. Мы поняли друг друга?

— Э-э… кажется.

— Отлично, — говорит она. — Кэрен сказала, что вы прекрасно справляетесь, поэтому мне очень не хотелось бы расставаться с вами из-за такой мелочи. Значит, так. Вы будете получать десять долларов в час, начиная с той секунды, как приходите на работу. Если же вы выгуливаете Тигра только двадцать минут, то я буду платить вам одну треть от этой суммы. Все по-честному.

Оглядывая свою спальню с разбросанной по ней одеждой, недокрашенный шкаф, разлитую по полу серую краску и свою вцепившуюся в телефон дрожащую серую руку с кровоточащими заусенцами, я молча киваю.

— Конечно, Холли, — говорю я, хотя мне очень хочется бросить трубку и больше никогда не слышать ни ее, ни Кэрен, ни ее чертову собаку. — Отлично.

Я кладу трубку и швыряю телефон через всю комнату. Он благополучно приземляется прямо в банку с краской, расплескав по всей комнате еще больше серой жижи.

Закат. Всегда ненавидела это слово и это время суток. Говорят, что людей мучает депрессия в то время суток, в какое они родились, но я родилась в девять утра и обычно в это время чувствую себя прекрасно, если уже не сплю. Но время — когда день еще не закончился, а ночь толком не началась — буквально сводит меня с ума.

С момента нашего с Холли разговора я потеряла всякую способность что-либо адекватно оценивать, полагаю, прошло несколько часов, которые я провела в гостиной, будучи не в состоянии пошевелиться. Я уже минимум час ощущала потребность попи́сать, но либо мои придатки утратили канал связи с мозгом, либо посылаемые им сигналы поступают в извращенном виде, потому что я продолжала оставаться на месте. Все это время я сидела и, бог знает сколько времени, упорно нюхала коку.

«Я накачалась до самых жабр», — думаю я, вспомнив выражение воинствующей лесбиянки, которое нечаянно услышала однажды ночью. Мне оно нравится, как всегда, когда я слышу какой-нибудь перл и потом выдаю за свой. «Что оно вообще, черт побери, может означать? Жабры у рыб. Я что, так накачалась, что теперь мне кажется, что я рыба? — рассуждая таким образом, я продолжаю нюхать кокаин и так и не иду в туалет.

В определенный момент до меня доходит, что меня бьет озноб, и я отчетливо понимаю, что такого раньше никогда не случалось. Возможно ли в раскаленной лос-анджелесской квартире заполучить гипотермию? Я вытряхиваю содержимое флакона на лежащую передо мной коробку из-под диска. «Вот черт, — думаю я. — Не может быть, чтобы у меня ничего не осталось». Мне и нужно-то совсем немного, всего несколько дорожек, чтобы прошел озноб и я ожила.

И тут у меня появляется новый план. Умудрившись подняться на ноги — это оказалось не так уж сложно, как только я себя убедила, что от этого зависит моя жизнь, — я плетусь в ванную, открываю аптечку и заглатываю сразу пять таблеток эмбиена прежде, чем успеваю подумать, какой эффект может произвести сочетания кокаина со снотворным. Единственное мое желание — полностью отключиться. Не на всю жизнь, заметьте, а хотя бы до того момента, когда мне станет немного лучше. Я выпиваю бутылку «Эрраухед», чтобы снотворное, по возможности, распространилось по всему организму, ложусь в постель и дожидаюсь чувства полного изнеможения. Но ничего не происходит, поэтому я возвращаюсь в гостиную, зажигаю сигарету и жду еще немного времени. Обычно эмбиен очень резко вышибает меня из сознания и погружает в вереницу парадоксальных снов — но в следующую секунду я уже успокаиваюсь и с огромным наслаждением перехожу из реальности в то место, где на время исчезают все мои проблемы.