— Мир-то у нас есть, — прошептал он, как будто продолжал ту старую беседу с Гуру. — Вот только между собой у нас что-то не в порядке.
* * *
Зуммер трубки оторвал его от воспоминаний. Тот же дежурный голос ровным тоном произнес несколько раз: «Ваше время истекло». Лучу положил трубку и стал ждать дальнейших событий. Массивная дверь с шипением отошла в сторону. В проеме обозначились два пионэра. Их лица, похожие друг на друга, практически ничего не выражали. Они, не подавая каких-либо знаков, молча застыли в ожидании. Он пожал плечами и вышел в слабо освещенный коридор. Дверь закрылась. Пионэры повернули его вправо и, пройдя все вместе метров сто, остановились у глухой ниши со светящейся надписью у самого потолка: «Начало». Стена ушла в сторону, и ему открылся длинный, почти квадратный в сечении, метра два на два, туннель. Пионэры жестом руки пригласили его пройти дальше, сопроводив словами: «Там Гуру».
— Где это там Гуру? — подумал он и вошел в открывшееся пространство.
Он помнил все правила хождения по лабиринтам и, аккуратно делая пилкой на бетонных стенках отметки, осторожно продвигался по полутемным проемам, ходам и коридорам. Уже через полчаса он заметил какие-то надписи на стенах, стрелки и знаки, видимо, оставленные предыдущими искателями Гуру.
— Вот и первая петля, — сказал он сам себе, когда обнаружил на стене свою же, ранее сделанную, отметку.
У поворота красовалась жирная надпись: «Прямо пойдешь, ничего не найдешь». Снизу под ней мелко, наискосок разместилась вторая: «Налево пойдешь, сюда же придешь». Он остановился передохнуть. Бетонные шершавые стены и низкий потолок создавали при слабом освещении мрачную обстановку подземелья со слабыми перспективами на удачный поиск выхода. Углы поворотов нередко были загажены, и он старался не прижиматься к стенам. Посреди обнаруженных надписей красным цветом ярко проступило слово: «Дурак», а рядом черным цветом кто-то вывел: «Сам дурак». Сырой спертый воздух с неприятными запахами не давал возможности свободно дышать, возникало чувство недостатка кислорода. Температура в туннелях и переходах вроде была нормальной, но пройдя, на его взгляд, около километра, он покрылся потом, и капельки воды неприятно стекали по лицу на шею и далее вниз. Он, останавливаясь, прислушивался к звукам лабиринта. Тишина давила на мозг. Ощущался только собственный стук сердца да шорох о бетонный пол, когда он переступал с ноги на ногу. Иногда ему казалось, что он слышит чье-то дыхание, то где-то недалеко от него, прямо за поворотом, то как эхо раздававшееся из дальнего прохода, и трудно было определить, откуда исходят эти странные звуки.
— Да, местечко неуютное, — шепотом сказал он сам себе, и этот шепот он почти не расслышал, звуки гасли прямо у его головы.
— Собаки, проветрить бы надо помещение, — подумал он и осторожно двинулся в новое ответвление.
Она сидела в углу, прижав колени к груди, и тихо плакала. Он наткнулся на нее неожиданно, только что сделав отметку на стене. В полумраке ему не сразу удалось разглядеть ее.
— Кто здесь? — инстинктивно вырвалось у него.
Снизу женский голос испуганно ответил:
— Это я. Я здесь.
Он поднял ее за плечи. Это была Венса. Заплаканное лицо испуганно улыбалось, не веря, что кто-то ее нашел.
— Это я, это я, — шептала она, уткнувшись ему в плечо, стараясь успокоиться и перестать всхлипывать.
Они несколько минут стояли, прижавшись друг к другу. Он крепко обнял ее и ждал, когда она окончательно придет в себя.
— Как ты нашел меня? Как ты… — она шепотом, сбиваясь, говорила и говорила не останавливаясь:
— Как долго ты искал! Я не могла, не могла здесь быть. Этот Гуру, зачем он мне? Я думала, так и умру здесь среди этих поганых стен.
— Я нашел тебя, — ответил он. — Ты теперь будешь со мной. Мы найдем этого Гуру. Мы найдем…
Она успокоилась совсем, оторвалась от его плеча, долго смотрела ему в глаза и спросила:
— Ты хочешь поцеловать меня?
Он поцеловал ее в губы. Поцелуй получился долгим. Она оторвалась от него, перевела дух и тихо сказала:
— Я хочу быть с тобой. Я, наверное, люблю тебя, — и улыбнувшись, погладила его волосы.
— Да, мы будем вместе, — он поцеловал ее еще раз, и они долго стояли, прижавшись друг к другу, в этом мрачном коридоре.
* * *
Плотные ряды сидящих пионэров застыли в ожидании начала собрания. Президиум на возвышении представлял собой: Председателя Совета дружины в центре, по бокам двух звеньевых и у самого края стола куратора, уже не очень молодого человека, с каменным лицом и тусклыми от надоевшей ему ответственности за происходящее глазами.
Председатель объявил повестку дня и предоставил слово одному из звеньевых.
— Мы не должны отвечать за чистильщиков, — громко начал сообщение первый звеньевой. — У нас свои поручения есть. Мы готовы, всегда готовы стереть надписи и другие грязи, но валяющихся чистить — не наш объект, не наше дело. Товарищеская взаимовыручка по инструкции распространяется только внутри звеньев. Будь готов. Всегда готов. Доклад закончил, — звеньевой занял свое место в президиуме.
Слева сидящий в первом ряду пионэр вскочил и задорно, громко крикнул:
— Будь готов!
Зал хором ответил:
— Всегда готов!
Слово предоставили второму звеньевому.
— Мы выводим заблудившихся и прочих отсталых. Мы готовы вычистить всех, кто не достиг и другое, а искать призраки, фантомы — не наш объект, не наше дело. Товарищеская взаимопомощь распространяется исключительно внутри звена. Будь готов. Всегда готов. Доклад закончил. — Второй звеньевой также занял свое место в президиуме.
В зале в ответ на крик пионэра: «Будь готов!» во второй раз слаженный хор ответил: «Всегда готов!».
Председатель громко и как можно строже объявил в микрофон:
— Прошу встать ответственных за происшествие и выйти в президиум.
Из зала вышли два пионэра и, взойдя на возвышение, встали по разные стороны стола. Ответственные опустили головы и уставились в пол. Зал загудел. Из дальних рядов послышались крики: «Не наш объект, не наше дело». Из середины те же слова прокричали другие голоса. Из первого ряда слева звонкий голос, перебивая шум, крикнул что есть силы: «Будь готов!». Зал мгновенно затих и синхронно ответил: «Всегда готов!». Воцарилась тишина, только шорох перелистываемых бумаг еще некоторое время слышался на столе президиума.
— Слово для оправдания предоставляется… — и Председатель назвал номер пионэра, стоящего справа от него.
Пионэр ожил, вскинул голову и, не глядя в зал, устремил себя, всю свою фигуру куда-то в сторону, в угол, где стоял гипсовый бюст первого пионэра, пропавшего без вести несколько лет тому назад.
— Они так быстро решили разобрать это «ЧП», что забыли выставить в президиум этого «первенца», — подумал куратор и равнодушно продолжил наблюдения.
Бюст первого пионэра пристально сквозь круглые очки, казалось, смотрел прямо на него. Волосы «первенца» раз в неделю дежурные подкрашивали в золотистый цвет. Это считалось незыблемой традицией с тех времен, когда здесь в зоне лабиринта установили этот бюст. Куратор перевел взгляд на кающегося слева.
— Перед лицом своих товарищей торжественно констатирую о недопустимости исчезновения фантома без регистрации в реестре происшествий, — чистильщик с энтузиазмом произнес эту фразу трижды.
Подобное со словами: «…перед лицом своих товарищей…» куратор слышал уже несчетное количество раз. Ранее он наблюдал за «пумпельными». Работа легкая, проехался до «Технической» и назад, отдыхаешь. Так он прокураторствал почти полгода, и вот уже более месяца, как его перевели к «лабиринтным» — скучища страшная. Ежедневные доклады о состоянии лабиринта наводили смертную тоску своим однообразием. Редкие как это происшествия скрашивали, если можно так сказать, обыденность, но регламентные мероприятия пионэрии методично усугубляли чувство никчемности и малозначимости его присутствия на этом объекте. Он уже давно заметил некоторую застойность, отсутствие развития в пионэрском проекте. Ничего нового, хотя бы на малую толику лучшего, он не замечал. Не замечал, пожалуй, уже более года. Ротация пионэрии шла своим чередом. Почти каждую неделю появлялись новые экземпляры. Вот и сейчас в зале он наблюдал с десяток новеньких с горящими глазами в новой форме. Но время шло, а поведенческие функции оставались прежними — «Будь готов. Всегда готов».
