Друзья, оторвавшись от дома и школьных занятий, часами пропадали то на реке, то бродили, как казалось окружающим, бесцельно по городку.

В городе по весне, когда уходил зимний снег, исчезали большие и грязные сугробы, объявлялся всеобщий народный праздник — великое очищение от грязи и мусора. Все горожане от мала до велика, за исключением, конечно, дежурных наблюдателей, мели, мыли, чистили и выскребали места, которые определялись градоначальством для проведения праздника. Играла бравая музыка, мелькали радостные лица — в этот день разрешалось слоняться в неформальной одежде и прямо на праздничных местах принимать пищу и некоторые напитки, которые в обычные дни принимались по особому регламенту. В этот раз праздник неожиданно совпал с хорошей погодой, светило какое-то необыкновенно яркое солнце, к полудню разогревшее городок и его обитателей. Уже набухли и кое-где лопнули почки на деревьях, уже первые насекомые очнулись от зимней спячки — появились первые бабочки и мухи. Друзья с великим удовольствием забрались в недавно опустевший дом и с любопытством осматривали брошенные, пустые комнаты, оставленную за ненадобностью старую мебель и какие-то случайные вещи. Здесь все было интересно и некоторым образом таинственно, ведь тут жили неизвестные им люди и жили, наверное, долго. Старый диван с уже почти насквозь протертой кожей, обшарпанные стулья и совсем сошедший лак с когда-то ампирного круглого стола говорили о том, что быт здесь наблюдался довольно долго. Мальчишкам казалось, несмотря на то, что вокруг были в беспорядке брошены ненужные вещи, вот приоткроется одна из дверей и в комнатах появятся хозяева и удивленно и строго спросят: «Что вы здесь делаете?» Осторожно обходя опустевшую квартиру и стараясь ничего не трогать, ребята обнаружили в дальней комнате, в углу среди обрывков старых газет, небрежно брошенную шкатулку со сломанной крышкой и вырванным механизмом замка. Шкатулка была пуста. «Сансан» поднял ее с пола, потряс над письменным столом и, к их удивлению, из шкатулки на стол упали две монеты и, как им показалось, весьма старинные. На одной стороне у монет имелась надпись на каком-то незнакомом им языке, а на другой — что-то вроде герба. Монеты выглядели любопытно и таинственно. Назначение их было непонятно, и что с ними можно было сделать, не ясно. Ребята долго разглядывали их, держа на ладонях. Поразмыслив над неожиданной находкой, они почти одновременно пришли к выводу — монеты никому не показывать, мало ли что? Постараться самим понять — что это за монеты. Хранить их каждую у себя тайно и, поскольку монеты им достались таким чудесным образом, пусть дружба их будет длиться очень долго и чтобы с ними не случилось, они будут помогать друг другу в невзгодах обязательно. С тех пор монеты стали их тайным талисманом.

А время летело быстро для взрослых и долго, насыщенное событиями, для молодых. По окончании школы Аполлон Иванович по настоянию бабки уехал в центр поступать в институт, а «Сансана» семья определила в управленческий колледж, выбрав ему карьеру администратора.

* * *

Сегодня Аполлон Иванович всю ночь провел почти что без сна. Ботя наконец-то объявил, что завтра они начнут сооружать плот. Уже две недели, как пришло настоящее тепло. Днем было почти лето, и лишь по ночам, ближе к утру, становилось весьма прохладно. В лесу все проснулось после зимы — пели птицы, активно зацвели лесные ягодники. Молодая листва радовала глаз и сулила счастливое и ласковое лето. Кровососы из-за ночной прохлады пока что не беспокоили. В общем настроение у Аполлона Ивановича наблюдалось приподнятое. Он энергично помогал Боте по хозяйству, исполнял безропотно любую работу и, главное, не ворчал по вечерам на судьбу и прочие якобы независимые от него обстоятельства, портившие жизнь ему, Боте и всей окружающей среде. Он всю ночь вспоминал прожитое, детство, свой захудалый городок, бывшего закадычного друга «Сансана». Где он теперь, Аполлон Иванович не знал. Они сначала переписывались друг с другом, а уже через год письма стали редкими. Он слышал, что «Сансан» после учебы попал в какое-то министерство, стал важной персоной, и общение с ним прекратилось вовсе. От тех лет дружбы осталась только та монета, которую они нашли в заброшенном доме.

Вчера вечером наконец-то был захоронен профессор. Аполлон Иванович вместе с Ботей соорудили над могилой каменную горку с толстой сухой палкой, на которой после некоторых раздумий Ботя вырезал две буквы «ВВ».

«Кто и когда узнает, что здесь лежат останки профессора-физика? — подумал Аполлон Иванович, — и кто и когда узнает, что жил здесь когда-то он с Ботей…»

С утра они заготовили на берегу реки длинные ивовые ветки и замочили их в воде. Ботя оказался практичным и умелым строителем плота, как будто всю жизнь только тем и занимался, что строил плоты без пилы, топора и гвоздей. На всю работу по изготовлению плота у них ушел почти месяц — большую часть времени заняли длинные переходы к реке и обратно. Постоянно ночевать у реки в шалаше не было смысла из-за потребности добывать что-то съестное, а все запасы еды оставались в избушке.

«Торжественный» спуск плота состоялся, когда птицы прекратили пение, усевшись в гнездах. Плот держал одного человека сносно, но под двумя сильно подтапливался, чем расстроил Аполлона Ивановича, тайно мечтавшего уплыть от этих дебрей вдвоем с Ботей. А Ботя в период сооружения плота был весьма угрюм и в разговоры об отплытии старался не вступать — наверное, понимал, что три больших ствола их двоих не выдержат, а вязать больше из-за уменьшения надежности не стоит.

Большая вода ушла, река вернулась в свое русло, и похоже, день отплытия мог быть назначен в ближайшее время. Аполлон Иванович и Ботя понимали, что расставание будет нелегким — они опять останутся одни и скорей всего друг друга более никогда не увидят. Это их угнетало даже больше, чем предстоящие трудности и невзгоды одиночества. Ботя выделил Аполлону Ивановичу немного еды из их скудного запаса, устроил ему на плоту из коряги что-то вроде сидения и после коротких объятий оттолкнул плот с Аполлон Ивановичем от берега. Плот медленно отошел от каменной косы и, потихоньку набирая ход, удалялся от оставшегося на берегу Боти. Они долго смотрели друг на друга, пока плот, уже будучи на середине реки, не скрылся за ее поворотом.

* * *

Венера Петровна после встречи с Сан Санычем затихла, потухла, как бы сказали окружающие. Она машинально ходила в институт, машинально что-то делала по хозяйству. Сослуживцы первыми забили тревогу из-за безразличия к работе, появившееся у Венеры Петровны. Ряд экспериментов был остановлен. Уже и руководство института обсуждало состояние Венеры Петровны, уже появились слухи о ее каком-то нервном заболевании, уже обсуждались предложения перевести ее на менее ответственную должность. Директор, помня об ее высоком покровителе, долго, более месяца, не предпринимал никаких действий. Однако надо было что-то делать, и руководство решилось обратиться в Министерство с просьбой разобраться в работе лаборатории, которой руководила Венера Петровна. Комиссия Министерства однозначно сделала вывод о несоответствии Венеры Петровны занимаемой должности. На основании акта проверки ее перевели на должность простого лаборанта, что ее нисколько не возмутило и никоим образом не обеспокоило. Недели через три после этого случая Венера Петровна вообще перестала ходить в институт. Она целыми днями лежала на диване, и ее пустые глаза, обращенные в потолок, казалось, ничего не видят, всего лишь изображают бодрствование. Она вспоминала свою молодость и всю прожитую жизнь, и ей уже ничего не было нужно, кроме этих грез наяву.

* * *

Родилась Венера Петровна в большом городе в семье интеллигентных ученых, занимающихся в те времена еще новой наукой — генетикой. С детства ее окружали талантливые люди, одержимые какой-то великой идеей — осчастливить своими открытиями все человечество. Научное руководство к этим новым веяньям среди ученой молодежи относилось снисходительно — не очень-то поощряя их занятия, но и не мешая молодежи экспериментировать. А среди старейшин научных кругов эти молодежные веянья вообще не замечались. В те времена в науке превалировали идеологически выверенные направления. Правительственная идеология разрабатывалась и повсеместно внедрялась опытными администраторами, знающими запросы трудящихся масс до самых мелочей и, как тогда говорилось во всеуслышание, до самых мелких винтиков. Венера Петровна как-то сразу правильно чувствовала эти идеологические установки. Уже в школе она была передовой заводилой во всех делах, одобренных руководством. В этих делах ее постоянно окружали друзья и подруги, и чем старше она становилась, тем больше друзей и знакомых крутилось вокруг нее. Мероприятия по повышению активности молодежи, изучению теоретических основ, развитию выверенных направлений занимали все ее свободное время. Родители иногда как-то настороженно относились к ее активности в общественных делах, но, полагая, что девочка должна гармонично развиваться, не вмешивались в ее молодую жизнь. Уже в старших классах она считалась признанным лидером, и без нее не обходилось ни одно общественное движение и действие не только в школе, а даже в целом микрорайоне, где она проживала с родителями. Мальчики и юноши ее не интересовали, за исключением их участия в общественных делах.