— Опять наш дедуля к молодежи пристает, — тихо произнесла большая дама.

— А что, уже и нельзя к молодежи пристать? — проворчал крупный мужчина. — Что ж она нынче такая неприкасаемая?

Большая дама замолчала и недовольно отвернулась в сторону. Юноша прекратил наблюдение за пламенем свечей и ответил:

— Я не знаю. Наверное, больше веселые нравятся. Невеселый танец — это, наверное, в балете. А так обычно люди хотят веселиться — вот и танцуют.

— Ого! — отреагировал дедуля. — Очень правильная мысль! А вы говорите, не приставать к молодежи. Молодежь-то истины излагает. В горе народ не танцует — он скорбит.

— Не соглашусь с вами категорически, — заявил крупный мужчина. — Существуют ритуальные танцы. Они не от радости.

— Да, вы правы, — согласился дедуля. — Я как-то про ритуалы и подзабыл.

Компания замолчала. Тема ритуальных танцев никого не вдохновила на продолжение разговора.

— А как там поживают наши соседи? — спросил крупный мужчина.

— Сидят себе, пьют вино, — недовольно ответила большая дама. — Что они тебе сдались? Лучше расскажи нам что-нибудь веселенькое.

— Веселенькое, — сухо повторил крупный мужчина. — Сейчас чего-нибудь вспомню.

Крупный мужчина задумался, слегка улыбнулся и начал свой рассказ:

— Как-то вышел каптерщик из доверия. Не понравилось старшине что-то в его каптерской деятельности. То ли лишнее кому-то выдал, то ли сам умыкнул что-то со склада. Старшина, сам-то из старослужащих, порядок во всём любил, а непорядок терпеть не мог. Удалил он каптерщика со склада, нового поставил, а провинившегося на службу обычную определил без привилегий. Скучно стало бывшему каптерщику служить, как все — нет уж тех прав, что были раньше. Осерчал он на старшину. Кто же себя винит в содеянном? Всегда кого-то другого обвинить в своих бедах хочется. И решил наш герой, будучи ночным часовым, отомстить старшине хотя бы немножко. Соорудил он чучело. Бушлат, ватные штаны, валенки, шапку собрал воедино и на крюке подвесил к козырьку крыльца казармы. Веселенькая (в кавычках) картинка получилась! Будто не то кто-то повесился, не то кого-то повестили на козырьке. Ночь, темно — ошибиться немудрено. Подгадал же наш герой устроить эту бутафорию, когда старшина ночью дежурил по казарме. Вышел тот на крыльцо воздухом подышать. Вышел, увидел это сооружение и дара речи лишился, а когда получше разглядел обман, так выразился заковыристо, что часовой, ранее затаившийся для получения сатисфакции, с испугу ретировался от греха подальше. Потом старшина вернул каптерщика

на место, повоспитывал службой и вернул на склад. Вот такая веселая история приключилась.

— Ну и что же тут веселенького? — спросила большая дама.

Крупный мужчина пожал плечами и промолчал, а дедуля попробовал за него объясниться:

— Обычно, если кого-то напугать, то это считается весельем для пугающего. Такова практика розыгрыша. Взгляните: кое-кто из присутствующих улыбнулся — значит история веселенькая, по крайней мере забавная.

— А как же, конечно веселенькая! — воодушевленный поддержкой дедули, отреагировал крупный мужчина. — Не менее веселая, чем те истории, когда кто-нибудь неожиданно падает. Смешно, не правда ли? А у меня непадальная история — так что чуть поменьше смеха.

— А я не люблю розыгрыши, — категорически возразила гламурная дама. — Тому, кого разыгрывают, совсем не смешно. Чего же тут хорошего?

Дедуля на это ответил:

— А если разыгрываемому потом приз ценный вручить — так сказать, в качестве компенсации за некоторое неудобство, — то оно, может быть, и ничего?

— Даже с призом — нехорошо, — не согласилась гламурная дама.

— А вот я расскажу смешную историю, — прервала их бодрая старушка и громко начала излагать свой сюжет: — Когда-то совсем девчонкой служила я лаборанткой в большом вузе. Трудилась, так сказать, не покладая рук в одной из кафедральных лабораторий. А надобно сказать, что в институте сем научной работой руководил проректор по фамилии Бит. Я нисколечко не фантазирую — такая фамилия у него была. И вот как-то раз на кафедре зазвонил телефон, я рядом оказалась, подняла трубку, «алё» — говорю. А в трубке — вежливый, интеллигентный голос, после «здрасьте», спрашивает: «Попросите, пожалуйста», — и называет имя нашего доцента-женщины. А я, дурочка несмышленая, не подумав, с ходу отвечаю: «Она у Бита на заседании». Тишина в трубке воцарилась — даже дыхания не чувствуется, а я настаиваю: «Вы слышите меня? — и снова, называя имя доцентши, добавляю: — Она у Бита на заседании». И только после повтора этой фразы начинаю соображать, что абонент совсем не в курсе, что у нас фамилия проректора Бит. Спохватываюсь и тараторю быстро-быстро, чтобы кого-то там на другом конце провода «кондратий» не хватил: «У нас в институте фамилия проректора Бит — так он сейчас совещание проводит, и (называю снова имя доцентши) — так она у него, у проректора, на совещании». Чувствую, что спрашивающий очухался и пришел в себя, так как продолжил разговор и спросил: «А как долго это продолжится?» Тут у меня отлегло от сердца. Понял меня абонент и я, уже более спокойно, отвечаю: «Вообще-то, не знаю. Может быть, что-то передать ей?» — «Нет, спасибо. До свидания», — ответили мне и положили трубку. Вот такая история приключилась.

— Интересная фамилия — Бит. Можно кроме «у Бита» еще кое-что придумать. Например, «из Бита» или «по Бита», и еще вот: «при Бита». Нет, последнее не годится, — поправился дедуля. — Надо говорить: «при Бите», да и «по Бита» тоже не годится. Пожалуй, подойдет «от Бита».

— Ну и куда эти все ваши «Биты» приспособить? — недоуменно спросила большая дама.

— Как куда? — ответил дедуля. — Вот, к примеру, вас спросили: «Откуда вы взяли эти данные?» а вы отвечаете: «Информация от Бита». И скажите: как вас понимать? У кого это информация отбита? У каких таких захватчиков? Нонсенс и юмор сразу наклевываются.

— Да, может, и наклевывается, — нехотя согласилась большая дама и, вдруг всплеснув пухлыми руками, произнесла: — А вот у меня смешной случай был. Сдаю я экзамен. Подготовилась, бумаги-черновики собрала со стола и иду к профессору. Усаживаюсь напротив. По билету рассказываю. Вроде гладко всё идет. Последний вопрос рассказала, думаю про себя: «Уф! Отстрелялась — сейчас оценку поставит и я свободна». А профессор задумался что-то и вдруг правую руку мне протягивает.

Я — видимо, от волнения — вскакиваю и радостно ему свою ладонь сую. Руку его хватаю и как бы благодарю за окончание экзамена, а заодно и прощаюсь. Профессор смутился от моей наглости, ладонь свою легонечко из моей вырывает и говорит: «А поясните-ка мне в этом вопросе вот эту формулу», — и указывает свободной рукой в мои черновые каракули. Тут я сообразила, что не прощание со мной затеял профессор, а хотел мне допвопрос задать! Вот так смешно получилось.

— А что с экзаменом-то? — спросил крупный мужчина. — Сколько же получила?

— Ах, да. Четыре поставил.

— Четыре — это хорошо. После руку уж не жала ему? — снова спросил крупный мужчина.

— Нет, не жала, — улыбаясь, ответила большая дама.

— Ну-с, дамы и господа, продолжайте, продолжайте, — весело произнес дедуля. — Кто готов к следующему рассказу?

— Давайте я, — ответил мужчина средних лет.

Кто-то предложил:

— Может быть, закажем еще что-нибудь? А то сидим за столом без дела.

— Куда же еще? Поди, все накушались, — ответила большая дама.

— Может быть, сладенького чуть-чуть? — поддержал мужчина средних лет.

— Разве что по чуть-чуть, — согласилась гламурная дама.

Пригласили официанта.

— Нам что-нибудь совсем чуточку сладенького, — произнес мужчина средних лет. — И обязательно легкое, прямо-таки невесомое.

Официант изобразил строгое, задумчивое лицо и предложил:

— Есть вариант — мильфей.

— А что это? — спросила гламурная дама.

Официант по-деловому ответил:

— Мильфей творожно-ягодный. Это чуть-чуть слоеного теста. Творог, сметана, сахарная пудра, ягоды и мята.