— Нет, что вы! Мне интересно вас слушать, — ответила она.
— А что там наши соседи творят? — снова спросил он.
— Соседи? — она пристально взглянула в сторону компании. — Кажется, блаженствуют после обеда, наслаждаются тихим местом и видом с веранды.
— Наслаждаются, — медленно повторил он. — Наслаждение — вот наша цель во всех делах и помыслах. Что бы ни происходило, ищем мы наслаждение прежде всего в еде, потом в комфорте, затем в любви, а заканчиваем бездельем и отсутствием каких-либо трудностей вообще, без болей и испытаний. Вы когда-нибудь наслаждались бездельем? — неожиданно спросил он.
Она сосредоточилась и ответила:
— Это, наверное, скучно — наслаждаться бездельем?
— Скучно? — удивился он. — А что же грезы — разве не помогают преодолеть скуку?
— Грезы… Грезы на время помогают, но когда окунешься в реальность, они исчезают, — ответила она.
— Не знаю, не знаю, — продолжил он. — Я в грезах, бывает, купаюсь, главное — не прерывать эти сны наяву.
Он вспомнил, как прошел тот день пустоты:
Пустой день — это день подведения итогов, результатов суетной деятельности, и если бы не события, предшествовавшие ему, можно было бы назвать этот день днем счастья. Однако последние события были свежи и давили на психику. Он «пережевывал» и ее охлаждение, и потерю своей должности и, вышагивая по еще не просохшим аллеям, вспоминал и вспоминал.
Белая папка была с ним. Присев на одну из скамеек, он принялся быстро набрасывать текст:
«Он полулежал на старой тахте и представлял себе, как встретит ее — красивую, стройную, как обнимет за талию и не спеша поцелует в щеку. Она тихо улыбнется, прильнет к нему, и они, крепко прижавшись друг к другу, пройдут по знакомому двору, и все мальчишки и девчонки будут с завистью смотреть им вслед».
Он дописал последнюю фразу и задумался:
«Что же будет дальше, после “смотреть им вслед”?» — и, ничего не придумав, закрыл белую папку.
* * *
— Она, наверное, по уши влюблена в этого Откина, — улыбнувшись, произнесла гламурная дама. — Видите, глаз с него не сводит!
— А как же — знаменитость! Вывел ее в дорогой ресторан, — подхватил эту мысль крупный мужчина.
— Вам бы только ерничать! — отреагировала большая дама.
— Мы не ерничаем, а констатируем факты, а факты говорят о том, что весна на дворе и всякая дама, как положено, расцветает весной и требует к себе внимания, старается понравиться окружающей обстановке, какой бы она ни была. А влюбленность в литераторов, особенно в поэтов, — так это повальное явление. Так было, — крупный мужчина задумался. — Сейчас не знаю. Думается, сейчас в блага влюбляются, — и он, выждав паузу, добавил: — Вот сменили название денег реформаторы неумные, и не знаешь, как это новое название «благо» употреблять?
— Как употреблять — это не проблема: были бы блага, а потратить мы уж сумеем, — заметил мужчина средних лет.
— Я имею в виду склонение, — проворчал крупный мужчина.
— Что ты хочешь склонять? — несколько раздраженно спросила большая дама.
— Это новое название «благо», — ответил крупный мужчина и недовольно добавил: — Страшно не люблю я эти изменения. Жили-были, не тужили и вдруг — бац, нате вам, новое название «благо». Сути-то не поменяли, а к названию придется привыкать. Вот молодежи-то что? Они как звали их «бабки», так и будут называть, а что нам, «аксакалам» местным, прикажете делать?
— Привыкнем, не впервой, — отреагировала большая дама
— Впервой не впервой, а к «благу» долго будем приспосабливаться. Вот, например, лежит у меня в кармане один благ, а в другом сто благ или благов? Путаница в произношении возникает, — ехидно заметил дедуля.
— Склонение надобно знать, — услышав слово «благов», включилась в разговор бодрая старушка. — Всё очень просто, — и она просклоняла: — Благо, блага, благу, благо, благом, о благе.
А ваши «сто благов» — неправильные, надобно переделать в «сто благ».
— Переделывать-то мы готовы, ломать только не надо. Уж наломались, — добавил дедуля. — А то такое впечатление складывается, что там, наверху, у правителей словно руки чешутся — только дай им что-нибудь переделать.
— Вот именно, — поддержал его крупный мужчина. — Неймется им. Примут новацию, словно камень бросят в озеро, — и пошли круги по воде, бегут волны — интерферируют, и через некоторое время не узнать, что хотели сделать.
— Опять свою молодость вспомнил с интерференцией! — воскликнула большая дама. — Физик ты мой ненаглядный!
— Вспоминать молодость не вредно, а вот возвращаться туда не стоит: нервы можно повредить, — ответил крупный мужчина.
Разговор прервался — наверное, каждый вспомнил свою молодость. Может быть, кому-то подумалось о самом-самом раннем детстве, кому-то — совсем недавнее, и эти молчаливые воспоминания продолжались довольно долго. Появился официант.
— Желаете что-нибудь еще?
Компания задумалась.
— Могу предложить изумительное пирожное — изобретение нашего кондитера. «А-ля весна». Легкое, почти воздушное, нежное, как первоцветы.
— А что, ударим по «а-ля весне»! — предложила большая дама. — Отвесеннимся в полное удовольствие!
Остальные, за исключением гламурной дамы, молча согласились, а она решительно отвергла «а-ля весну»:
— Нет, категорически нет. «А-ля весна» обойдется без меня.
— Тогда всем по «весне», кроме… — мужчина средних лет вопросительно взглянул на свою спутницу. — Всем, кроме нашей очаровашки.
Официант кивнул головой и молча удалился.
— Весна-красна, — произнес крупный мужчина, как бы приглашая остальных продолжить весеннюю тему, но его никто не поддержал, только бодрая старушка мечтательно изрекла:
— Какие же вкусные пирожки пекла нам бабушка! Вкус необыкновеннейший! А мы, мал мала меньше, уплетали их за обе щеки. А потом не стало бабушки и не стало вкусных пирожков.
— У каждого были свои пирожки, — поддержал ее крупный мужчина. — Я вот как сейчас помню оладушки из деревенской печки. Пальчики оближешь! Сейчас такие не пекут. А бывало, налопаешься оладушек со шкварками — и почти на весь день хватало с пацанами мотаться по окрестностям, — он тяжко вздохнул и добавил: — Сейчас всё новое, всё «а-ля».
— Ох уж эти воспоминания! — продолжила большая дама. — А у нас на праздники пекли большой ягодный пирог-плетенку. На всю семью хватало по кусочку. Много было нас.
— Много, немного, а семьи были человек по семь, — подтвердил крупный мужчина. — Большие семьи были.
— Так и рассказали бы что-нибудь интересное из детства своего! — предложил мужчина средних лет, явно стараясь поддержать этот вялый разговор.
— Интересное из детства? — повторил крупный мужчина. — Это интересно только нам, а вам, молодежи… — он задумался. — У вас должны быть свои интересы. Вот наш юный друг, — он обратился к юноше, — ему разве интересна наша болтовня?
«Юный друг» отвлекся от созерцания ресторанной обстановки и как-то неуверенно ответил:
— Конечно интересно, — и тут же добавил: — Да, интересно.
— О… А мы-то думаем, что новое поколение нас не понимает, а вот видите — мы интересны, значит, есть желание понять, — продолжил крупный мужчина.
— Ну что ты набросился? — прервала его большая дама. — Новое поколение — хорошие ребята. Умные, во всём новом разбираются, не то что мы.
— И в «лечсны» бегают целыми стайками, — в тон ей добавил крупный мужчина.
— В «лечсны» все бегают, — возразила ему большая дама.
— Все, да не все, — не согласился крупный мужчина. — Я вот один раз посетил сию контору — и мне хватило. Накушался я этих снов на всю катушку. А главное — такие фантазии, что, право, неудобно даже вслух сказать.
— А ты бы рассказал — наверное, уж совсем-то неприличного не было, — заинтересованно предложил дедуля.
— Он сейчас вам нафантазирует, — возмутилась большая дама. — И чего не было — былью станет.
— Ха-ха! — сказал крупный мужчина. — Я не фантаст, чтобы ерунду всякую оглашать. Я реальный человек, но то, что они мне показали, ну ни в какие ворота не лезет! Я им говорю: «Господа хорошие, вы зачем мне, солидному человеку, такой лечебный сон изобразили? Вы понимаете, что это даже, по меньшей мере, неприлично?»