— А где же тот наряд, что тревогу такую закатил?
Оглядываемся вокруг — недалеко, метрах в пятидесяти, за сугробом наряд ночной обнаружили. Затаились они там — видать, вдвоем воевать с противником собрались. Старший наряда, как положено, доложил командиру, что наряд такой-то, в таком-то составе несет службу там-то и что обнаружил вооруженную группу с чужой стороны и поэтому доложил по связи на заставу.
Командир — опытный офицер — въедливо эдак спрашивает старшего: а не обознался ли он? Этих пятерых за не наших принял?
— Нет, — отвечает старший. — Те в шубах косматых были, гурьбой шли, руками в сторону нашей родины махали, а главное — говорили не по-нашему. Точно не наши были.
Озадачился командир, приказал всё осмотреть внимательно и по тропе еще раз пройтись: если и были нарушения, то следы на снегу остаться должны. На том и операция почти закончилась.
Его послали с этим большим нарядом из пяти погранцов пешком к заставе следы чужие проверить — так, на всякий случай.
Только наутро он узнал, что там ночью за селом произошло. Земляк из того большого наряда из пяти человек тайну ему открыл.
А сейчас, возвратившись к своей койке, он подумал: «К какому случаю отнести это “в ружьё”? Настоящая или учебная суматоха? Нарушителей не обнаружили — да, похоже, их и не было. Получается, что это срочное мероприятие можно отнести к учебным. И какой же коварный этот старший наряда — такую учебную суматоху совершил, все сначала подумали, что “в ружьё” настоящее! К тому же еще и большое начальство ночью подняли — успел дежурный по заставе наверх по инстанции доложить про этих мифических нарушителей».
Засыпая, он вспомнил настоящее «в ружьё», когда еще «фазаном» был. «Фазанья» служба легкая и простая. Ходи туда-сюда, исполняй, что прикажут, и делай, что положено. Всё уже знаешь, соображаешь, как себя вести. До демобилизации, то есть до дембеля еще далеко. Он, этот дембель, еще грусть по дому в голове не культивирует. Спокойствие и порядок в такой службе. Красота, да и только!
Тот случай тоже зимой произошел. Как-то в вечер, еще не отбились, часовой заставы с испугом докладывает дежурному, а по сути криком кричит:
— Стрельба на границе! Стреляют…
Тут уж шуточки в сторону. «Застава, в ружьё!» — орет дежурный. Хорошо, что одетые все были, — вскорости собрались. Высыпали на берег. Где, что? Понять невозможно. Вроде войны нет. Отлегло у бойцов. Один наряд из двух человек стоит и несколько взволнованно объясняет обстановку. Старший говорит:
— Вышли мы на лед, а там следы свежие на снегу ведут прямо на сопредельную территорию.
Всё сразу понятно стало: нехорошее событие — нарушитель от нас ушел, а мы прозевали. Спрашиваем нервно:
— А стрелял-то кто и зачем?
Старший отвечает:
— Так я и стрелял в воздух, чтобы тревогу объявить.
Потом мы узнали, что старший от нервного возбуждения ракетницей не сумел воспользоваться — опыта не хватило. Неспециалистом он был по пограничным делам — служба его на радиостанции проходила.
А сейчас нечего рассуждать — нарушителя изловить требуется. Рванул сержант с младшим по следу. Реку след пересек, загогулину сделал и метрах в ста от первого места в село возвратился, а там уж и затерялся в сельских тропках и дорожках. Хотели было с собакой пройтись, да мороз сильный — жалко животину, да она по холоду такому вряд ли сработала бы. Потом начальство расследовало: какая это зараза бдительность нашу проверяла? Профилактику с этой заразой провели, и дело тем и закончилось.
А про тот случай с якобы вооруженным вторжением тайна быстро раскрылась: наряд из пяти человек притворился нарушителями и так «шутил» над всеми, кто в этот вечер служил вдоль села. Опытные ребята их шутку быстро распознали, а последний наряд шутки не понял — и произошло великое благо: не стрельнули в них свои же.
Служба шла своим чередом. Поймали нарушителя — неожиданно высокого роста оказался. Понаслышке знали мы, что у них на той стороне все низенькие и похожи друг на друга, а тут гигант какой-то попался. Посадили его в курилке и охрану приставили.
В те времена было такое правило: передавать нарушителей назад — туда, откуда пришли, — и этого гиганта готовили отправить, ждали из города оказию пограничную. А пока повели его в столовку покормить — не держать же голодным нарушителя! Он рис съел — похоже, знакомая ему еда оказалась, — а пограничную порцию масла не тронул. Удивились мы, наблюдающие: у нас бы масло нетронутым не осталось!
* * *
А здесь он пытался рифмовать для администратора. Хотелось что-нибудь душевное, лирическое и красивое. Но рифма не шла — мешали впечатления от встречи с Сократом. Он зажег настольную лампу, положил чистый лист на стол и неровным, плохо разбираемым почерком написал:
«Философ, что ты скажешь мне?
Такое, что еще не знаю.
Я здесь в покорной тишине
Былые рифмы забываю.
Мне сразу всё не говори —
Мне много не понять вначале.
Как будто карты до игры
Еще не ведают печали…»
Он прочел текст несколько раз и сам себе сказал:
— Какой-то сплошной депресняк. — Скомкал бумагу и бросил в урну под стол. Там таких комков с осени накопилось немало. Он набрал номер тети и прислонил трубку к уху. Через несколько секунд молодой женский голос произнес:
— Алё, я вас слушаю.
— Алё, — ответил он и спросил: — Вы знаете Сократа?
Трубка молчала. Он снова повторил вопрос:
— Вы слышите меня? Вы знаете Сократа?
Тот же голос спросил:
— Это вы, рифмовщик?
— Да, это я, — ответил он. — Вы меня узнали. Вы меня еще помните?
— Да, — ответила она и тут же спросила: — А при чём здесь Сократ?
— Сократ здесь ни при чём, — ответил он. — Вам еще нужны женские стихи?
— Нет, — ответила она.
— Да, теперь стихи нужны только под заказ, — согласился он.
— Вам скучно? — спросила она.
— Да, — сознался он и спросил: — А вам?
Она не сразу ответила:
— Иногда бывает.
— Как сейчас? — снова спросил он.
— Да, — ответила она.
— У нас получается скучный разговор. Может быть, мы найдем какую-нибудь тему? — предложил он.
— Расскажите о себе, — сказала она.
— А что рассказывать? Всё примитивно просто. Родился. Учился. Был тем-то и там-то. Теперь вот рифмую. А как у вас?
— Почти так же, только в конце — «не рифмую».
— Да… — задумался он. — А зачем вам были нужны женские стихи?
— Это для мамы, — ответила она.
— Ваша мама любит женские стихи? — спросил он.
— Любила, — ответила она.
— А вы? — спросил он.
— Я не люблю, — услышал он в ответ.
— А мужские?
— Мужские? — повторила она вопрос. — Мужские я слушаю и читаю, но не часто.
— Хотите, я вам что-нибудь прочту? — предложил он.
— Прочтите, — согласилась она.
Он суетливо вытащил урну и, боясь затянуть паузу, быстро разглаживал бумажные комки.
— Это… Нет, очень грустно… Это — ерунда какая-то, — бормотал он. Только третья бумажка ему понравилась. Он прочел:
Каждый вечер, как услада,
Приходил прекрасный сон.
Словно за труды награда,
Будто музыкальный фон.
Можно под него забыться
И трудами пренебречь.
Ключевой водой умыться,
В шелк травы потом прилечь
И мечтать, смотря на небо,