Автор кивнул головой.

— Ну, вот и хорошо. Я распоряжусь — можете завтра же получить в кассе.

Автор снова кивнул головой и спросил:

— Я могу идти?

— Да, конечно, — ответил хозяин. — Ой! Извините, минуточку, — он достал из стола красную папку, открыл ее. — Вам еще одно предложение. Магазин женского белья просит что-то о бюстгальтерах. Возьметесь?

— Да, — не раздумывая ответил автор.

Хозяин удовлетворенно закрыл папку и произнес:

— Бюстгальтер… Интересно, что за рифму здесь можно подобрать?

— «Бухгалтер», — ответил посетитель и продолжил:

«Удобный нужен мне бюстгальтер», —

Сказал задумчивый бухгалтер.

— А почему задумчивый? — удивленно спросил хозяин.

— Не знаю, — ответил автор, — так получилось. Я могу идти?

— Да, конечно, — ответил молодой хозяин кабинета. — Кстати, у вас сегодня заканчивается лицензия. Вот мне справочку положили, — и он ткнул пальцем в бумажку, принесенную секретаршей. — Завтра уже рифмовать вам нельзя. Так что обеспокойтесь.

— Я обеспокоюсь, — вставая, ответил посетитель и, не прощаясь, вышел из кабинета.

За окном грохотала какая-то железяка.

* * *

А там в середине дня поезд наконец-то прибыл к месту назначения.

Начало июля — жара прилично прокалила железнодорожный состав с новобранцами, который загнали в тупик подальше от города. И вот великое счастье наступило: их выпустили из вагонов. Слабо организованная толпа заскучавших пацанов, оглядывая незнакомые окрестности, вывалилась на щебеночную отсыпку насыпи. Видочек будущих воинов никоим образом не соответствовал тому, что в скором времени должно было получиться из восемнадцатилетних парней. Большинство ребят обрезали, оборвали брюки, пытаясь сделать из них шорты. Но в дороге портняжные работы проведены были грубо, и впечатление складывалось такое, что предмет, когда-то бывший брюками, подвергся нападению злобных собак. Разнообразие причесок у прибывшей молодежи удивляло сочетанием ретро- и неостилей, попадались и уникальные образцы под вождя мирового пролетариата — с явным намеком, откуда прибыл поезд.

Общее ощущение предстоящих резких перемен — от гражданской вольницы к армейской дисциплине — как-то не давало разгуляться толпе, которую порциями на открытых грузовиках отвозили от места высадки.

Он оказался со своими знакомцами по вагону в одной из таких машин. Военное авто промчалось по пыльной грунтовой дороге мимо полей со зреющими к середине лета сельскохозяйственными продуктами, и уже через полчаса их высадили на окраине города. Место, хотя и освещалось полуденным солнцем, но темно-коричневые стены каких-то старых строений прибывших не радовали. Новобранцы притихли в ожидании будущих неизвестных событий. А события развивались стремительно. Казалось, что теперь от вчерашних пацанов ничегошеньки не зависело.

Они по команде разделись донага. Одежду, конечно, предложили по желанию отправить домой, но после вагонной эксплуатации вид ее представлял жалкое зрелище, и практически все понимали, что после трех лет службы ни обувка, ни эти тряпки уже не понадобятся.

Он бросил всё, что снял с себя, в железный контейнер, в который безликий солдат периодически лопатой подбрасывал белый порошок.

«Прощай, старая жизнь!» — подумал он, увидев, как его когда-то модная куртка скрылась под белой крошкой.

Обнаженных прямо на улице подстригли под ноль и, по указанию сержантов, направили в помещение, называемое баней. Баня внутри впечатляла каким-то странным для лета контрастом бледно-белых тел и мрачной внутренней обстановкой: маленькие, под потолком, замазанные краской окна; голые бетонные стены; старые обшарпанные лавки. Этот антураж не создавал не то что уюта, но даже элементарного желания вымыться с дороги.

Черные чугунные полки для наполнения водой железных тазиков, древние бронзовые краны с длинными деревянными ручками, а также открытая разводка потемневших от времени труб создавали впечатление, что человек находится внутри какого-то огромного водопроводного аппарата.

Мылись уж как придется — без мочалок, с применением коричнево-черных кусков хозяйственного мыла. К тому же весь этот несколько тягостный помывочный процесс осуществлялся в скоростном режиме и практически без горячей воды — из кранов текла еле тепленькая жидкость.

Думать и размышлять о чём-либо совершенно не хотелось. Практически всем участвующим в помывке наверняка хотелось побыстрее пройти этот первый армейский экзамен. Скорее всего, у большинства в голове болталась одна-единственная мысль: какая-то, пока что еще неведомая, сила давит на них и пытается создать из индивидуальных разгильдяев зарегулированную машину, где каждый из них в кратчайшее время должен найти свое место.

Одинаково одетые, условно помытые, со стандартной прической они стояли во дворе бани и с трудом узнавали друг друга. Даже их лица, бывшие в поезде несколько унылыми, но разнообразными, после помывки стали одинаково-сосредоточенными. И только редкие, немного удивленные улыбки узнавания друг друга появились на их стандартных физиономиях.

Он стоял и наблюдал за выходившими из помещения и вспомнил слова военного дядьки: «Тяжело, но надо». Но тяжесть, как ему казалось, была еще впереди.

* * *

— Вы слышали новость? — администратор с озабоченным лицом встретил его. — Они хотят ввести налог на иллюзию.

— Нет, — ответил он и остановился у стойки.

— Как же, как же? Теперь эти все наши штучки обложатся каждая по-разному. Вот ваша прошлая рыбалка теперь обойдется в… — администратор назвал довольно приличную сумму. — Вы понимаете, директория одобрила это — и кому теперь жаловаться?

— Я сегодня рыбачить не буду, — ответил он.

— Да, я понимаю, это большие благи. Кстати, я сам не очень одобряю это занятие, — администратор наконец-то улыбнулся и продолжил свою мысль: — Знаете ли? Это ожидание, когда клюнет, — неприятное чувство. Ждешь, когда тебе или когда тебя. Ожидание чего-то напрягает, не дает расслабления, отдыха. А если услуга не дает отдыха, то это не услуга, а мучение какое-то.

Администратор неожиданно спросил:

— Чем сегодня хотите помучиться? — и сам же сдержанно рассмеялся от своей шутки.

— Сегодня у меня охота, — ответил он, и его угрюмое лицо на шутку никак не отреагировало.

Администратор посерьезнел.

— Да-да. Сейчас подготовим. Прошу располагаться. Одну минуточку. Охота так охота. Сегодня могу предложить великое многообразие. — Администратор закатил глаза к потолку. — А давайте-ка присядем, и я, так сказать, обрисую вам весь спектр.

Они разместились в мягких креслах, и администратор продолжил свое повествование:

— Для начала мы должны определиться: групповушка или моно? И то и другое интересно и крайне чувствительно. У нас замечено: творческие люди обожают групповушки. Можно, конечно, смешанный вариант. То есть едут группой, гуртом, со скарбом и с собачками. Размещаются, ставят народ на номера и гонят отдельные экземпляры на номера, то есть на ваш номер. Получается вроде группповушка, а на номерах вы сугубо одинешенек. А абсолютный моно — так это один ходишь и грустишь оплаченное время. Конечно, выходишь на заказанного зверя, но этот «моноскучай» будет уж без пикника, без окончательного веселья. Любите собачек, песиков разных? Тогда можно с животным — веселей будет. Животное можно подобрать. Выбор есть. Я вот лично не охотник. Люблю, знаете ли, чтоб тихо. Можно собачку сделать без звука — рядом не разговаривая ходить будет.

Он прервал администратора и объявил:

— Мне «моно», без песиков и без выстрелов.

— Как? — удивился администратор. — Без ружья, что ли?

— Нет, с ружьем, но без выстрелов, — ответил он.

Администратор задумчиво покачал головой.

— Это у нас первый случай, — и тут же, улыбнувшись, ответил: — Это можно. Это мы сейчас оформим, но цена будет как с выстрелом. Рады бы для вас сделать скидку, но таков прейскурант. Руководство не разрешит. Мы можем зверья побольше вывести на вас — так, чтобы уравновесить, так сказать, отсутствие выстрела.