— Вот именно, — подхватил администратор. — Вот в этом-то и тонкость мысли! Не все ее могут понять. Но мы-то здесь понимаем. Мы, как говорится, сопричастны к этому событию, к грибной поэме.
— Как это — сопричастны? — он резко перебил администратора. — Кто это «мы»?
Администратор стушевался. Улыбка на мгновение исчезла с его лица. Глаза испуганно округлились, но не надолго. Он быстро сориентировался.
— Сегодня продолжите с грибами? — услужливо спросил администратор. — Или что-нибудь новенькое?
— Что-нибудь новенькое, — ответил он.
— Вот, можем предложить на выбор, только что завезли, то есть поставили комплекс. Называется «Рыбье отдохновение». Если желаете, то можем зарядить морской или озерный варианты.
— Да… — задумчиво ответил он.
— Вы, я чувствую, сомневаетесь? — спросил администратор. — Я, конечно, ой как вас понимаю! Творческие люди не должны выбирать с бухты-барахты. Нам… извините, то есть вам, нужны дополнительные эмоции или данные. Вот море. Но здесь мы имеем зыбь. Какое же море без зыби? Нас клиенты не поймут, если не будет зыби. Но она, эта зыбь, может и укачать. Могут быть нежелательные случаи. А вот — озеро. Благодать. Тихо. Прекрасная погода. Но рыбка, конечно, не та, не морская. Я бы для начала посоветовал озеро и, может быть, леща эдак на полтора килограмма. Процесс спокойный, не изнурительный, а удовольствие поимеете.
— Леща, — согласился он и поставил свою подпись на бланке.
Солнечные лучи играли на водной глади и зайчиками переливались на широких листьях деревьев, свисающих с берега. Поплавок, как вкопанный, стоял не шелохнувшись в воде. Большая стрекоза уселась на его кончик и блаженствовала в лучах полуденного солнца.
«Тепло, — подумал он. — Зачем я заказал дневную? Может быть, стоило утреннюю — рыба клевала бы активнее. Ай, всё равно! В договоре написано: “полтора килограмма” — значит, будет полтора. Будем ждать».
Он поудобнее расположился на сиденье в лодке. Осмотрел дальний берег, где высокая трава торчала сплошной стеной из воды и тихо покачивалась от легкого движения теплого воздуха. Сами собой пришли новые строчки:
Тишина на водной глади,
И под гладью тишина.
И чего это мы ради
Здесь торчим сейчас с ранья?
На рыбалке мы коллеги —
Ловим рыбу не спеша.
Мы, конечно, не калеки,
Но такая уж душа,
Что не может без рыбалки
Обойтись она совсем.
И, конечно, без смекалки
Ты наловишь дребедень.
А смекалку как применишь —
Рыбку словишь с полкило.
Наше счастье не измеришь.
Кто-то скажет: «Повезло».
Мы на это не в обиде —
Трудно рыбака понять.
Нас нечасто можно видеть,
Можно только угадать!
Поплавок медленно повалился набок. Стрекоза до самого последнего не покидала его до того мгновения, пока поплавок полностью не лег на воду.
* * *
А там он стоял в шеренге таких же призывников. На небольшой площадке у входа в райвоенкомат образовалось неровное каре из восемнадцатилетних пацанов, окаймленное толпой родственников, провожающих своих мальчишек в армию.
Откуда-то неожиданно появился старый дядька в военной форме. Дядька обосновался в середине пространства, образованного каре, откашлялся и заговорил, стараясь возвысить свой глухой и хриплый голос над гулом толпы.
— Сынки! — крикнул дядька. — Вы идете служить! Родина призвала вас! Надо послужить! Надо!
А он стоял и думал:
«Мы призывники. Кто нас призвал? Никто нас не звал. Принесли повестку на дом — бумажку, на которой сухой текст излагал требование явиться сюда, а если не явишься, то плохо тебе будет. Там же, в бумажке, ответственность была указана со ссылкой на закон».
А дядька громко говорил, почти кричал:
— Тяжело, но надо!
Эту фразу он повторил раза три, как будто вспоминал какую-то свою тяжелую службу.
«Наверное, у дядьки служба уж такая тяжелая была, — подумал он, — что он эту тяжесть так хорошо и запомнил».
Дядька удалился, и всех призывников на автобусах доставили на большой сборный пункт. Потом было длиннющее путешествие на поезде. Одиннадцать суток призывников везли через всю страну. Из вагонов никого не выпускали, но это, наверное, еще не была тяжелая служба.
«Зачем так далеко перевозить будущих воинов?» — задавал он себе этот вопрос и только потом, гораздо позже, получил хоть какой-то ответ: «Наш солдат служит лучше, когда находится далеко от дома».
Поезд всё дальше и дальше стремился на восток. За окнами проплывали лесные и полевые пейзажи. Проскочили степные просторы, и прочие места, и всё, всё, чем богата была страна.
Он лежал на верхней полке и пытался представить: как оно там будет? Но ничего конкретного представить себе не смог.
«Наверное, там будет тяжелее, чем в этом длинном поезде».
* * *
А здесь поплавок чуть дернулся в сторону и сначала медленно, а затем понемногу ускоряясь, поплыл вбок и в глубину. Слева на фоне воды появились слова:
«Не торопитесь. Так клюет лещ. Подсечку необходимо совершить, когда поплавок уйдет под воду на один-два сантиметра. Ждите сигнала».
Через несколько секунд рыба была извлечена из глубины. Он внимательно рассмотрел крупного леща в лотке. Рыба некоторое время похватала ртом воздух. Пару раз сильно дернулась и, ударив хвостом о дно лотка, потихоньку затихла.
«Красивая рыба», — подумал он, разглядывая серебристую чешую. Перегнувшись через борт, ополоснул руки в теплой воде озера и несколько минут наблюдал подводный мир.
Водоросли напоминали какой-то диковинный лес. Рыбья мелочь, сверкнув на солнце чешуей, сновала среди подводной зеленой роскоши. Он не очень-то понимал заядлых рыбаков, по описаниям часами ожидавших поклевок хороших рыб. Но отдых у берега тихого лесного озера ему нравился. Такой тихий уголок природы располагал к творчеству, и он сочинил несколько строк:
Рыба в глубине живет.
Жизнь ее нам неизвестна.
Вот жила б наоборот —
Здесь, где воздух повсеместно.
Кислорода хватит всем:
Птицам, рыбам, человекам.
Рыбий голос просто нем,
Он молчит уже от века.
Не понять нам глубины —
Мысли под водой немеют.
Там есть царство тишины,
Здесь пир звуков мы имеем.
Рыба, ты поговори,
Расскажи, о чём мечтаешь,
Что там под водой вдали,
Почему ты не летаешь?
Нет ответа. А зачем
Отвечать нам, человекам?
Что мы видим? Только тень,
Что была здесь прошлым летом.
