Защищать вам землю поручили —

Не лужайку, не участок свой,

Вам судьбу отечества вручили.

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Вы теперь на страже, а не просто.

Вы теперь товарищ боевой,

Даже если вы не вышли ростом.

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Вы в смертельной схватке победите,

Хоть какой противник будет злой,

Вы его, конечно, перебдите.

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

Мы на вас надежду возлагаем,

С вами укрепится этот строй,

Вы — солдат, с тем вас и поздравляем!

Встаньте в строй, товарищ рядовой!

А здесь ему стало неуютно. Администратор долго извинялся, оправдывался, обещал загладить свою вину. Он даже вернул ему тридцать благ за нанесенные неудобства.

Температуру они всё-таки повысили на один градус и убрали эту совсем ненужную утреннюю влажность. Администратор пытался уговорить его, что они растут при такой влажности гораздо быстрее, и эти недостающие три миллиметра — совсем незначительное отступление от контракта. Но на него эти слова практически не действовали — условия должны быть соблюдены.

Он стоял и темно-коричневой шляпкой привлек его внимание как-то сразу. Ему не пришлось, как в прошлый раз, рыскать глазами под тремя сосенками, указанными в проспекте. Он недолго любовался этим даром природы. По условиям, на каждый объект отводилось не более трех минут. За эти три минуты он успел набросать несколько строк:

Лес уснул, трава притихла,

Гриб проклюнулся — растет.

Не буди грибное лихо —

Набежит грибной народ.

Понатопчут здесь тропинок,

Гриб безжалостно сорвут,

И траву прижмет ботинок,

Муравьи под ним умрут…

Приятный зуммер прервал его творчество — пора было возвращаться. Поход за грибами подходил к концу. Лаборанты освободили его от сенсоров. Администратор — сама вежливость — заискивающе спросил:

— Как сегодня? Всё ли было хорошо?

Он, освободившись от датчиков, буркнул:

— Нормально, — и, наскоро попрощавшись, вышел из конторы.

Вечерний город был полон спешащих, говорящих и праздношатающихся жителей. Окунувшись в людской поток, он вспомнил, как было там.

* * *

А там он на час стал штукатуром. Некто, умеющий штукатурить, чем-то провинился перед старшиной. И не мудрено. Этот провинившийся прослыл большим оригиналом. Однажды, сильно, до крови, натерев ноги, он снял обувку и шел по лыжне босиком, чем удивил не только старшего наряда, но и весь армейский коллектив. На следующий день наряд, обнаружив на лыжне цепочку босых следов, мягко говоря, обалдел. Погранцы никак не ожидали в этих местах встретить следы «снежного человека» и некоторое время напряженно соображали:

— Это ж какая зараза босиком здесь протопала, и как об этом доложить начальству?

Доложил. Потом разобрались, что к чему. Этому провинившемуся ничего не сделали. А что сделаешь? Он ничего не нарушил. Службу нес надлежащим образом. А то, что километр протопал босиком зимой по снегу и не повредил свое здоровье, — так и молодец.

Эксцентричен был этот провинившийся. Однажды его застали за поеданием хлеба, накрошенного в тарелку с водой. Но особо удивило наблюдающего за эдакой трапезой то обстоятельство, что в тарелке вместо воды оказалась водка. Зритель этого процесса не смог долго наблюдать за хлебанием ложкой водки с хлебом — его чуть не стошнило. Слабый воин оказался, хотя водку уже пробовал, правда, хлебом ее занюхивал по традиции — так все делали когда-то. Так что, наверное, было за что маленько, по-армейски, повоспитывать этого провинившегося.

А какое воспитание на заставе? Вариантов — раз, два и обчелся. Тяжелые и грязные хозяйственные работы или изнурительная служба. Выбор не богат. Начальники решили этого провинившегося пешим дозором на фланг отправить, повоспитывать.

Километров двадцать пусть отпёхает — мысли вредные, службу портящие, враз улетучатся. А уж если и погода соизволит дурная напасть, холод или мокрища какая, то уж воспитание получится, можно сказать, идеальное.

Когда назначили провинившегося в дозор, так и выбрал старшина другого штукатура. Назвал его фамилию и приказал заштукатурить место для заряжания оружия. Что-то там из неровностей старшине не понравилось. Назначенный штукатуром было вякнул осторожно — мол, не обучен он штукатурному делу. На что от старшины получил строгий ответ, что наш отечественный солдат, если прикажут, всё исполнить может, не то что стенку поправить в заряжалке.

Новый штукатур инструмент покорно забрал из каптёрки. Да, инструмент-то простецкий: ведро, мастерок и равнялка деревянная. Вот и наборчик весь. Назначенный штукатурщиком что-то, конечно, про штукатурку слышал и мельком даже видел процесс, но боязно всё же ему было — ну как с ответственным заданием не справится! Приготовил как сумел раствор цементный. Приволок штукатурное хозяйство к месту заряжания и крепко задумался: как всё ровненько и гладенько сделать?

И вот бывает же — повезло ему: этот провинившийся рядом оказался, не успел еще в дозор уйти. Посмотрел провинившийся на растерянность нового «мастера» и, не говоря ни слова, взялся за дело, да так ловко, что минут через двадцать стеночка как новенькая стала, ровненькая — аж залюбуешься, смотреть приятно! Сложил провинившийся инструмент в ведро и молча удалился — пора ему было в дозор снаряжаться. Тут и старшина объявился. По-деловому оглядел он штукатурную работу, хмыкнул в усищи, да и сказал:

— А я что говорил! Наш солдат всё сможет, — и, довольный, удалился.

* * *

А здесь он с утра появился в конторе.

— Ой! Давненько, давненько к нам не заходили! Общество гудит — обсуждает грибную поэму. Ох, как хороша получилась! А вот это место, — администратор процитировал:

«Вы, грибы, неправильно растете —

Скорость ваша, в общем, ни к чему.

Как-то очень мало вы живете.

Для чего живете — не пойму!»

— Очень глубокая мысль. А как тонко — уж и слов не подобрать…

— А что же тонко-то? — не очень дружелюбно спросил он.

— Как же, как же? — расплылся в подобострастной улыбке администратор. — Всем же известно: грибной продукт по незнанию опасным может быть. Эти неправильные грибы — для чего они? Нам неведомо…

Администратор задумался, как будто сам себе задавая этот вопрос: «Для чего растут неправильные грибы?»

— Тонкость — в том, что отсутствие целесообразности не соответствует потребности в быстром росте.

— Да, конечно, отсутствие целесообразности — это большое упущение, — угрюмо заметил он.