Теперь они шли по недавно расчищенному тротуару. Снегопад усилился, и тонкое снежное покрывало, легшее на темный асфальт, переливалось и искрилось под лучами фонаря. Неожиданно спутник Эрни нарушил молчание.

– Если я не ошибся, ты беспокоишься о работе, которой сейчас нет для тебя. А вот у меня ее, наоборот, чересчур много, в этом году не справляюсь один.

Он говорил просто, будничным тоном, как будто они с Эрни знакомы давным-давно. Эрни поразила его осведомленность, и, не зная, что ответить, он нелепо ловил холодный воздух ртом, чувствуя себя глупой и беспомощной рыбой, застрявшей между камней у берега озера.

Заметив смятение Эрни, мужчина поспешил его успокоить.

– Не переживай, я тебя никуда не сдам.

Он снова положил на плечо Эрни горячую ладонь, увлекая за собой в заснеженный проход между домами.

Сквозь белую гардину снегопада светились окна, украшенные гирляндами, фигурками снеговиков, снежинками и лентами. Только теперь он по-настоящему заметил все это, а тепло руки, вкрадчивый голос и ласковые глаза его спутника напомнили о дедушке, его улыбке, освещающей лицо в сеточке мелких морщин, которые делали его еще добрее и приветливее. Эрни вспомнил запах еловых веток, которые они собирали на улице и сплетали в венки («Зачем срубать целое живое дерево?!»), скромный, но вкусный ужин из запеченных овощей, самодельный сок из погреба, старый-престарый кованый подсвечник, весь в капельках застывшего воска, желтовато-белую, но чистую скатерть с вышитыми крестиком оленями по краю, пропахшую старинным комодом с засушенными травами в ящиках, отблик огонька свечи на припыленных стеклах, под которыми притаились пожелтевшие фотографии, душистый чай из листьев мяты, выросшей на маленьком огороде за домом.. Забытое ощущение безопасности и тепла как будто снова согрело его..

Картинки воспоминаний окружили его, заслоняя, вытесняя кадры реальности. Он шел как послушная механическая кукла, увлекаемый куда-то едва знакомым человеком, направляемый теплом его ладони.

Но вот ладонь отстранилась, тепло отступило, распалась иллюзия, которой хотелось довериться, в которой хотелось остаться.

Эрни стоял прямо возле окошка того чистенького и светлого подвала, в котором он ночевал последние две недели. Он предпочел бы не считать эти дни, совсем забыть о времени, не знать, сколько прошло ужасно грустных ночей, часов, минут с того темного вечера… Впрочем, теперь это уже неважно. Его поймали с поличным. Незнакомец, так правдоподобно изображавший дружелюбие, сейчас достает из кармана телефон. Он позвонит в социальную службу и сообщит его приметы, и не сегодня-завтра за ним придут, его поймают, ведь у него уже не осталось сил убежать далеко, надежно спрятаться. И все-таки, он попытается. Несмотря на болезненное чувство обманутого доверия и почти парализующего ощущения безнадежности, Эрни, мягко, как кошка, которая пятится, выгнув спину, стал отступать назад.

Мужчина, тем временем, достал из кармана, то, что искал.

Ключи в его руке звякнули и упали в снег.

Эрни совершил свой «кошачий» прыжок – но не назад, а вперед, – и быстро поднял ключи.

Мужчина, по видимому, не заметил ни смятения и испуга, ни манипуляций Эрни: немного потерев друг о друга ладони, он снял запотевшие и залепленные снегом очки и, подув на них, стал протирать стекла белым, как свежий снег, носовым платком.

Раньше Эрни не позволял себе разглядывать этот дом. Для него существовал только подвал, в который нужно проскользнуть незамеченным. В маленьком мирке, где он вел борьбу за выживание, не было места зимним пейзажам, голубям, ворковавшим под крышей, толстым котам, из-за чистых окошек лениво наблюдавшим за воробьями.

Это был тот же самый двор, в который он прокрадывался еще вчера, как пугливая мышь в свою норку.

Но сейчас он смотрел на него совсем другими глазами: глазами человека, которого другой человек пригласил к себе в гости. Теперь этот двор дружелюбно светился лампами и подмигивал гирляндами. Улыбчивый довольный дом, надевший уютную снежную шапку, открывал для него одну из своих дверей.

Мужчина закончил с очками и взял из ладони Эрни аккуратный чистый ключ. Его пальцы уже не были такими теплыми.

– Это моя причуда – не носить перчатки. Они всегда казались мне ужасно неудобными. А пальцы уже не те, что были раньше, и глаза подслеповатые. Так что, не окажись ты сейчас рядом, я бы ползал в сугробе добрых полчаса. – Мужчина заговорщически подмигнул Эрни.

– Я живу здесь, на первом этаже. – Он указал на окно, располагавшееся прямо над окошком подвала, так хорошо знакомого Эрни. В нем не горел свет.

Мужчина сам ответил на вопрос, который Эрни постеснялся бы задать.

– Я живу один. Если, конечно, не брать в расчет Мистера По. Но он нечасто бывает дома. Впрочем, я забегаю вперед, а ты, наверное, уже успел замерзнуть.

Они вошли в подъезд, в который Эрни не раз доводилось проникать «контрабандой». Опрятная деревянная дверь немного скрипнула, пропуская их в уютную прихожую.

Скромная и опрятная прихожая выглядела ничем не примечательной. Но здесь ужасно странно пахло: прихожие маленьких квартир просто не должны пахнуть так. Платяные шкафы и полки для обуви не хранят запах смешанного леса. Эрни знал и любил этот запах, он не спутал бы его ни с чем на свете.

– Знаю, у меня скромно, но я регулярно убираюсь и проветриваю. – Мужчина снова подмигивал. Из-за отсветов лампы в стеклах очков его глаза казались моложе и веселее, чем должны были бы быть у такого почтенного господина.

Пока Эрни разглядывал занавеску, отделявшую маленькую прихожую от комнаты-студии, возле его ног очутились мягкие тапки. Их носы были сшиты в форме голов мышей, на заостренных «мордочках» сверкали черные пуговицы-бусины, а за пятками тянулись хвосты. Когда Эрни сунул в них ноги и встал, мышки издали писк. Эрни вздрогнул и улыбнулся.

Хозяин тапок и квартиры хохотнул почти по-детски радостно.

– Это мои любимые. Надеюсь, тебе нравится.

– Большое спасибо.

Он уже снял пальто, и Эрни удивился, какая его белоснежная борода густая и длинная. Дедушка тоже носил бороду, но она едва касалась ворота рубашки.

– Пойду поставлю чайник. Если хочешь вымыть руки – ванная направо. – Соообщил хозяин, раздвигая шуршащие и шелестящие нити занавеса, на которые были нанизаны какие-то бусины и перья. Миниатюрные колокольчики тонко звякнули, когда он исчез в недрах гостиной.

Эрни осторожно прошаркал в ванную, стараясь, чтобы «мышки» под его ногами не пищали слишком громко.

Не найдя выключателя, он боком протиснулся сквозь раздвижную дверь и стал осторожно ощупывать стену внутри. Но свет мягко включился сам, маленькие лампочки на потолке зажглись одна за одной, освещая почти всю белоснежную ванную комнату с большим прямоугольным зеркалом над миниатюрной раковиной.

Эрни подошел к раковине, открыл кран и подставил ладони под горячую воду. Тепло от рук как будто растекалось по всему телу. По бокам зеркала мягко загорелись еще две миниатюрные лампочки. Эрни медленно поднял глаза, собираясь духом перед тем как ему придется взглянуть в лицо собственному отражению.

Он ожидал увидеть почти больное, изможденное, затравленное лицо бездомного человека.

Но из большого зеркала на него смотрело совсем другое лицо: худое, с высокими скулами, но свежее, с румянцем на светло-персиковой коже – лицо юноши со взрослыми, горящими глазами. Это было почти незнакомое, но ясное и красивое лицо.

Эрни быстро вымыл руки, умылся, наспех вытерся пушистым полотенцем и вошел в гостиную, уже не обращая внимания на громкий писк под своими ногами, чувствуя себя почти как дома.

Странный запах, который он почувствовал еще в прихожей, ощущался здесь еще сильнее, воздух в комнате был как будто перенасыщен кислородом и запахом древесины, спящих почек, смолящихся игл. Там, где он ожидал увидеть окно, висел плотный занавес, похожий на театральный, крепившийся к карнизу на потолке, напоминавшему собой яхтенную мачту. Справа на «мачте» помещалось какое-то колесико, с которого свисал канат.