Шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три…

Ко мне приходило осознание: мой предел на подходе. О чём хотелось думать в последние минуты жизни? О девушках, с которыми я встречался? О любимых фильмах? Это всё — ничто, но при этом — всё. Любая, самая обыденная мелочь казалась роскошью, которой мне больше не видать. Я был готов с любовью гладить покрытые тканью стенки своего ненавистного родного кубикла. Увидеть бы его ещё хоть раз! Вздохнуть бы хоть разок!..

Прогремел гром, да так громко, что я услышал его даже сквозь грязевое одеяло. Хотел бы я сказать, что в последнее мгновение склон холма, в котором я был похоронен, начал оползать, и что я оказался в общем потоке с целой кучей трупов… по крайней мере, именно эту версию мне настойчиво талдычили врачи и местные полицейские, когда я пытался рассказать им правду. В их глазах я был сумасшедшим иностранцем, перенёсшим психологическую травму. Они не хотели меня слушать.

Вот только на самом деле меня спасла не погода. По сути, меня вообще ничего не спасало. Я досчитал до ста сорока и начал терять сознание. Держать рот закрытым. Держать рот закрытым. Держать рот закрытым. Вода. Грязь. Давит. Держать рот закрытым. Больше ничего не оставалось. Откроешь рот — умрёшь.

Но если не сделаешь вдох, тоже умрёшь. Без вариантов.

Перед тем как окончательно лишиться чувств, я ощутил, как нечто тянет меня. Не сверху, нет. Снизу. Что-то холодное обхватило мои конечности и потащило меня вниз. Помню, что, как только мои губы оторвались от крышки, из освободившегося отверстия прыснула накопившаяся там вода. А затем я начал очень быстро уходить под землю.

Держать рот закрытым. Держать рот закрытым. Никак. Я с хрипом выдохнул.

Каким-то образом я всё ещё был жив.

Там, где я оказался, всюду были какие-то непонятные выпуклости и твёрдые на ощупь палки. Воздухом можно было дышать, но он был невероятно скверный. Мне очень хотелось сорваться с места, но я позволил себе ещё с минуту спокойно насладиться жизнью. Уже тогда у меня появилось нехорошее предчувствие. После чего я открыл глаза. Итак, я вновь в полном сознании.

Как же темно.

Я пополз по неровной поверхности. Продолговатые объекты хрустели у меня под руками, большие округлые штуки откатывались в стороны, а я проталкивался сквозь них. Подозрения зародились у меня практически сразу, но полностью я в них убедился, лишь когда нащупал рукой чей-то холодный нос и рот.

По горе костей, на которую я карабкался, вниз укатилась человеческая голова. Я ничего не видел. Но я знал.

Должно быть, кладбище прогнило снизу, и дождевая вода принесла сюда, в некое подобие пещеры, все эти тела? Я был жив, но здесь было хуже, чем в гробу. По крайней мере, там я мог кричать и надеяться, что кто-то меня услышит. А здесь, в трупной яме, мне оставалось лишь умереть с голоду. Такой исход мог бы занять годы, если бы каждый раз во время дождя в грот продолжали соскальзывать новые трупы. Боже, а если бы я вообще не умер от голода? Если бы сюда приносило достаточно тел и воды, чтобы обеспечить моё выживание в течение десятков лет? Но смог бы ли я на самом деле вкусить человеческую плоть?

Забавно. В ящике мне не хотелось плакать. Там всё было так просто. А здесь одиночество и голод сделали бы из меня монстра.

Я ползал по яме несколько часов, ощупывая все стены обширного пространства. Стены состояли из окаменелой земли, плотно спрессованной силами природы. На короткое время у меня зародилась мысль соорудить из костей, которых здесь явно было более чем достаточно, что-то вроде подмостков. Связать кости вместе можно бы было при помощи бесконечных волос и кусков одежды. Звучит мрачновато, но, как мне казалось, это был единственный путь наружу. Пока не открылась дверь.

Света всё ещё не было. Я лишь услышал. До этого в пещере было всего два звука: журчание воды, ручейком стекавшей в узкую щель в скале, и я. Проведя в гроте как минимум двое суток, я мгновенно среагировал на неожиданно открывшуюся дверь. До меня донеслось только лёгкое дуновение тёплого воздуха и едва различимое поскрипывание металла, но я тут же направился в сторону их источника.

Послышался ещё один, четвёртый звук. Хруст костей, шуршание голов. Нечто передвигалось по пещере. Очень юрко и тихо. Что-то ухватив, оно сразу направилось обратно к двери. Я последовал за ним и проник за дверь, пока та ещё не успела закрыться.

Металл.

Тёплый металл.

Было всё так же темно, но теперь подо мной был гладкий тёплый металл. Что-то вроде служебного прохода, как я подумал. Но для чего? Может, какое-то животное набрело на решётку канализации и открыло мне путь извне? Я ощупал обратную сторону двери — это была не решётка, а сплошной металл, покрытый слегка выпуклыми узорами, опознать которые мне не удалось. Оказалось, что при желании я мог бы сам открыть дверь. Открывалась она только с этой стороны. Удивительно, что я не наткнулся на неё раньше, изучая стенки пещеры.

То есть я мог в любой момент вернуться обратно. Ну уж нет. Обернувшись, я пополз вперёд.

Трудно было судить, насколько длинным был этот металлический тоннель. Я столько пробыл в темноте, что потерял способность ориентироваться во времени и в расстояниях. Я полз до тех пор, пока руки и ноги не обессилели, и повалился прямо на месте. Это должно меня куда-то привести. Хоть куда-то. Так я и спал, лёжа в тепле металлической трубы. Припав головой к её поверхности, я услышал гул, периодически усиливавшийся и затихавший. Словно всё вокруг было живым и тоже спало где-то на отдалении, умиротворённо посапывая.

Сколько я пробыл под землёй к тому моменту? С неделю? Выходит, что за неделю я впервые узрел свет. Когда я в очередной раз проснулся и пополз дальше, передо мной наконец-то предстала комната, освещённая блёклым серым светом, будто исходившим из самих стен.

Вы не поверите, каким счастьем для меня было снова хоть что-то увидеть. Плевать, что свет был таким тусклым, что любой нормальный человек назвал бы его глубокой тьмой. Разумеется, даже в то мгновение я прекрасно осознавал, что я далеко не дома и уж точно не в безопасности. Итак, металлические стенки тоннеля переходили в прямоугольные очертания комнаты, напоминавшей морг. Не было пола. Вместо него — тонкие переплетения металлических трубок. В некоторых местах трубки заметно выпирали, образовывая нечто вроде алтарей. На таких образованиях лежало шесть трупов разной степени разложения. Ещё два алтаря пустовали.

М-да.

Всё стало только хуже.

Но после стольких дней под землёй во мне уже не оставалось страха. Смерть больше не была для меня самым пугающим исходом. Мне нужно было идти дальше.

Из комнаты было несколько выходов, не внушавших мне доверия. Я заполз в один из них и затих. Из другого отверстия послышалось движение. Вжимаясь в тень, я наблюдал за гигантской полуметаллической, полуорганической рукой, закреплённой на тысячах переплетённых жилок. Она беззвучно проникла в помещение и схватила самый дальний от меня труп. Звук этот был мне знаком. Не что иное, как эта рука протянулась тогда через бесконечный тоннель, утащила труп из грота и открыла мне путь наружу.

Теперь она поволокла одно из тел в следующую комнату.

Я следовал за рукой по слегка колыхавшемуся, слабо освещённому серым светом туннелю. Я чувствовал опасность, и моё сердце как будто колотилось о грудную клетку. Но мне некуда больше было деться.

Стоило мне перевести дух, как я оказался лицом к лицу с человеческим черепом. Мне с трудом удалось сдержать крик.

Череп был вставлен в стену — вернее, был с ней един. Его пустые глазницы пялились в пустоту. Сотни хромированных трубок разного размера входили в череп через уши, рот и то место, где позвоночник соединяется с затылком. Трубки, очевидно, служили для подачи жидкости. Получается, раньше они были к чему-то присоединены?

Двигаясь далее вдоль изогнутых стен, я наткнулся на некое подобие сдвоенной операционной комнаты. Крохотные механические руки целыми скоплениями нависали над двумя алтарями, сотканными из металлических трубок, и ковырялись в лежавших на них трупах.