Арман так и не говорит ничего, словно язык проглотил. Голова мужчины обречённо положительно кивает, а воздух со свистом выходит из его легких.

Да уж, я вижу, что ему тяжело. Он словно чувствует вину. Чувствует вину, что я оказалась его истинной, за то, что меня прокляло чудовище.

Как бы сейчас слова подобрать. Я хочу его поддержать. При этом понимаю, что сейчас как бы и сама не в лучшем состояние.

На помощь приходит бабушка Армана.

— Рея, ты очнулась? Ну, наконец-то! — Закидывает она кухонное полотенце себе на плечо, убирая прядь седых волос за ухо, — Пойдем, я уже третью пиццу забабахала.

Поражаюсь её жизнерадости. От Истэки так и веет оптимизмом. Хотя во время, я так понимаю, обряда она не была такой же лёгкой и воздушной. Скорее чем-то загробным, давящим, гнетущим и темным фонило.

Погодите, третью? То есть вместо блинов, бабушка Армана готовит стопки пицц? Тогда неудивительно, почему её внук вымахал таким громадным. Объелся пицц у бабушки.

Осторожно поднимаюсь с кровати, Арман так резко тоже оказывается на ногах, что я даже не успеваю уловить это движение. Перемещение в пространстве? Я не удивлюсь.

Меня стало тошнить еще сильнее. Рвотный рефлекс был у самого горла, в висках загудело, и меня пошатнуло.

Арман аккуратно меня придержал за плечи, не давая мне упасть.

В ответ вцепилась мёртвой хваткой в его мускулистые руки, не желая падать. В этот момент мне неожиданно сильно захотелось, что бы оборотень меня обнял. Вот просто очень захотелось спрятаться в его объятиях от всего мира, и вдыхать его запах, греться его теплом, и спать в его руках.

Вот сейчас я спокойно все это могу свести на то, что мне просто плохо, и я в бреду. И мне совсем не стыдно. А сердечко мое пусть там не возмущается и не кричит, что эти мысли отнюдь не из-за моего плохого самочувствия.

Арман осторожно кладет руку мне на поясницу и, придерживая, помогает дойти до кухни.

Я присаживаюсь за невысокий стул со спинкой, в этот же миг передо мной сразу опускается прозрачная тарелка, а за ней и добрая треть от пиццы.

Недоверчиво поднимаю взгляд на Истэку, но та лишь обворожительно мне улыбается. Не возражаю, беру кусок и приступаю к поеданию лакомства.

Не сдерживаюсь и мычу от удовольствия, это очень вкусно! Жую и мямлю какие-то благодарности, рассказываю о том, как это вкусно. Истэка лишь рассмеялась и отмахнулась от моей лести. Но я все же заметила, как щечки женщины покраснели, словно у подростка от смущения.

Все же интересный человек Истэка, излучает такой позитив! Интересно, а у них в стае все такие хорошие, и только Арман это какой-то сгусток негатива?

Я погрузилась в разные мысли, пока внук и бабушка что-то обсуждали, как меня внезапно накрыла осознанием одной важно детали. Сердце в пятки ухнуло.

— Где Алики?! — вскочила я, озираясь по сторонам, наивно надеясь увидеть животное рядом.

Черт! Я ее не видела с начала самой вечеринки. Даже представить не могу где она. Без нее моя сила намного слабее, но сейчас важно не это. Мне неважно с силой я или без, я слишком люблю Алики, она мне ближе, чем кто-либо еще, я просто боюсь её потерять.

Между атияром и его тотемом очень тонкая, но прочная нить, на всю жизнь. С того самого момента, как Атияр чувствует в себе силу стихии к нему приходит тотем, у некоторых тотемы растут параллельно силе, но это редкие случае. Я с Алики с трёх лет.

Она появилась маленьким зайчонком и выросла вместе со мной в крылатого зайца с львиным хвостом. Всю мою жизнь и днём и ночью она рядом и сейчас ощущать себя без нее больше суток было страшно. У меня словно сердце украли, вырвали без спросу.

Я озиралась по сторонам, в панике выбежала на улицу, босая, стала ее звать, понимая, что ничего не добьюсь. На глаза наворачивались слезы. Я не чувствую её. Мысленно зову, и никакого отклика нет. Порой даже молчание Алики я могу распознать от собственного затишья мыслей, но сейчас…сейчас совершенно ничего.

Я уже рыдала вовсю. Я не могла потерять моего зайчика, не могла, но где же ты?..

— Алики… — осела на газон на колени, небрежно вытирая слезы, — Алики…Алики, — шептала я.

Почувствовала рядом движение, но никак не отреагировала. Да, с точки зрения того, что я Страж, я только что показала, что очень лёгко поддаюсь эмоциям и в таком состоянии меня очень просто покалечить или убить.

Хотя сейчас мне кажется, я настолько разбита, что не прочь сдохнуть.

Скашиваю взгляд в бок, рядом со мной на корточках сидит Арман. Серьёзный, не как обычно. Нет в нем надменности, высокомерности, нет во взгляде той наглости и тех насмешливых дьявольских искорок, что ему присуще.

Он смотрит спокойно, выжидающе и сочувствующе. И вот сейчас я бы пожелала увидеть того Армана, другого. Безжалостного, который бы снова щёлкнул меня по носу, отругал за то, что вновь показала, что до квалифицированного и нормального Стража мне еще ого-ого и еще раз ого-го. Но он не говорил ничего, а значит и он не знал.

Пару минут мы переговаривались взглядами, но потом Арман уже сел ближе ко мне. Подавшись непонятному порыву, я наклонилась и обняла его, пряча свой красный от соплей нос на его груди.

Чувствуя моё состояние, оборотень не оттолкнул меня, прижал к себе, успокаивающе проводя по волосам, по спине, снова по волосам.

Не было в этом ничего страстного, запретного. Это было интимно, но совершенно не из-за близости. Он успокаивал меня, я чувствовала, как он вливает в меня свою энергию, и это мне сейчас казалось романтичнее любых слов.

Поддержка.

Так мало людей умеют поддерживать. Ведь это такая вещь, которая не должна быть обязательно выражена словами. Порой простое молчание бывает красноречивее любых слов.

— Тише-тише, — шептал он, укрывая в объятиях от всего мира, а я принялась рыдать еще сильнее, — Рея, я даже забыл о твоем тотеме, признаюсь. И даже не вспомнил о зайце твоем, — вздохнул он, будто чувствуя вину, а я лишь теснее прижалась, — Подожди рыдать. Не плачь.

Пару минут сидели молча. Я не могла успокоиться. Тотем это неотъемлемая часть атияра. А без нее я уже не ощущаю себя Реей.

— Ну, чего ревёшь, девчуля, — внезапно рядом с нами села Истэка. Хотя как сказать села. Плюхнулась, шлёпнулась, это будет ближе к этому, — нормально всё с твоим тотемом. Ты пока на изнанке была, я все внимательно посмотрела. Зайчиха твоя пропала почти сразу, как демоны на тебя ошейник нацепили. А силы твои сейчас так слабы, что она вернуться не может оттуда, куда обычно телепортируются тотемы. Вот как силёнок наберёшься, так и вернётся твой крылатый грызун.

Слёзы мои сразу литься прекратили. Теперь мои глаза были с размером блюдца, и недоумённо смотрели на женщину напротив. Откуда Истэка все это знает приходилось лишь догадываться. Я не поняла ничего из того, что она сейчас сказала. Уловила лишь то, что с Алики всё хорошо. Зато Арман понял похоже больше, чем я.

— Где она была? НА ИЗНАНКЕ?! — прогремел голос прямо над моей головой и неосознанно сжал мою руку, которую до этого успокаивающе поглаживал. Я даже пискнула от неожиданности.

И если бы мы сейчас были в академии или в офисе, то все бы сжались в комочки и пожелали бы раствориться в воздухе. Собственно я тоже сейчас была бы не прочь обрести способность хамелеонов и слиться с окружающей средой, стать невидимой для хищников.

А вот бабуле Армана видимо глубоко плевать на гнев её внучка. Она лишь хитро сощурилась, обворожительно улыбнулась, перекидывая копну седых волос.

— А ты, лохматый, чего хотел? — хмыкнула она, вздернув острый подбородок, — на ней проклятие какое! Темный отпечаток такой мощи можно только на изнанке нормально разглядеть. Я смогла исцелить её руку, но проклятие снять не вышло. Зато способ я нашла.

Мы замолкли, а Истэка улыбнулась шире, довольная произведенным эффектом. Да только ответ нам не понравился.

— Но сказать я вам не могу. Вы сами должны до этого дойти. Любая магия, какой бы не была по составу — одинакова, как день и ночь, лишь свет и тьма, — философски выдала Истэка и встала, явно больше не намереваясь ничего говорить.