– Не хочу! Что ты меня тянешь? Дура! Отстань! Привязалась, дура! Отстань от меня!

Она даже не заметила, как в его руке оказался пенал. И ударил ее по голове. Со стороны затылка.

Было не больно, но очень обидно, потому что все это видели и смеялись. Тогда она убежала в кабинет математики, упала за парту и заплакала. С тех пор она Тимку разлюбила. И вообще пацаны недостойны любви. Такие они грубые! А некоторые еще и курят, и матерятся. Вот у них по вечерам собираются под кленами взрослые пацаны и курят.

– Нельзя по одному судить обо всех,– рассудительно заметила Даша. – Если кто-то тебя толкнул, это не значит, что все плохие.

Оксана взвизгнула и заверещала:

– А моя мамка говорит, что все мужики – сволочи. Им только одно надо. Они сволочи!

– А что же она тогда уехала с молодым мужиком в деревню и вас с Маринкой бросила? И вы сейчас живете у дяди Кости.

Оксана побагровела. Это было уж слишком. Всё! Это что за такое?

Они ей больше ни подруги. Будет жить одна и ни с кем больше не будет дружить. Особенно с этими дурами. Но последнее слово нужно было оставить за собой. Повернулась злая к Полине и спросила:

– А что же твой папка не живет с вами? А?

– Мамка прогнала его, потому что он бабник и алкаш. Зачем он ей такой?

Такая прямота поразила Оксану. Щеки ее стали сдуваться и бледнеть. Она уже позабыла о том, что только что хотела перестать считать их своими подругами. Оксана тяжело вздохнула:

– Все мужики – сволочи! Ой, девочки!

Они подходили к железнодорожной больнице. Это было длинное трехэтажное здание с зарешеченными окнами на первом этаже. За ним санаторий «Локомотив», где лежали и отдыхали железнодорожники и члены их семей. Их городок был крупным железнодорожным узлом.

– Девчонки! Вспомнила! – вскричала Полина. – У нас же сегодня новая учительница. Как я такое могла забыть? Не рассказала вам.

– Кто такая? Мы ее видели?

– Биологичка. Верой Сергеевной зовут. Сегодня в нашем классе у нее был первый урок. Прикиньте! Классно же?

– Молодая? – спросила Даша. – Красивая?

– Только закончила университет. Совсем молоденькая. Симпатичная! Не то, что Альбина Петровна. Мымра! Только детей пугать! Вот представьте! Заходит директор, а с ним симпатичная девушка. Мы переглядываемся, кто такая, зачем. «Дети! – говорит Иван Степанович, – это ваша новая учительница биологии. Альбина Петровна больше не будет работать у нас. Вера Сергеевна только начинает работать. Я прошу вас быть дисциплинированными, учить биологию и радовать ее своими ответами. Поможем Вере Сергеевне?» Мы, конечно, хором вопим: «Поможем!» Тогда директор и говорит: «Успеха вам, Вера Сергеевна!» и выходим из класса. Сидим тихо, глядим на нее во все глаза и ждем, что дальше будет. Она говорит: «Ребята! Это у меня первый урок в вашей школе. Вообще не первый, потому что я на практике уже вела уроки, но в другой школе. Позавчера я устроилась на работу в вашу школу. Теперь я влилась в ваш коллектив. У меня в вашем классе первый урок в этой школе». Тогда Женька Прокопьев тянет руку. Ну, вы знаете его. «Можно спросить? Почему вы не с первого сентября работаете у нас?» «Не с первого сентября. Я хотела первого сентября выйти на работу. У меня умерла мама. Вот!» Она замолчала и повернулась к окну. Мы тоже молчим. Долго молчали. Тишина такая, даже дыхание слышно. Стулом никто не скрипнет. Вот как тихо сидели.

– И что дальше? – спросила Оксана. – Ну, рассказывай же!

– Ничего. А чего должно быть дальше?

– Как ничего? Совсем ничего?

– Ну, она дальше начала рассказывать про ботанику. Как это интересно! Что мы узнаем столько нового.

– Интересно рассказывала? – спросила Даша. – Мне нравится, когда интересно рассказывают. Я тогда обо всем забываю.

– Как… Ну, слушали. Мы хотели, чтобы она о себе рассказала, ведь мы про нее ничего не знаем. Как-то… ну, мы не то, что ее боялись… мы ее нисколько не боялись. Ни капельки! Но не спросили. Постеснялись, наверно.

– А если учительницу не боятся, то у нее на уроках балуются, – сказала Оксана. – Учитель должен быть строгим.

Полина согласилась с подругой.

– Вера Сергеевна стеснительная какая-то. Учительнице нельзя быть стеснительной. Она должна быть твердой. Тогда ей на шею не сядут. А так она наплачется с нами. Ох, и наплачется!

– Мне жалко учительницу, когда она плачет,– сказала Даша. – Ведь она старается ради нас, чтобы мы много знали, были умными, а не какими-то бомжами. А мы балуемся и не слушаем. И некоторые учительницы плачут. Им обидно становится, что их не слушают.

Полина, размахивая руками, воскликнула:

– Я видела, как Нина Викторовна плакала. Она сидела в кабинете и плакала. А я заглянула и увидела, как она плачет.

– Она, может, по другому плакала,– сказала Оксана. – Мало ли что.

– По какому другому она плакала? Тоже скажешь! Что попало!

– Может, у нее ребенок болел, и она плакала. Может, муж ее побил.

– Если бы у нее ребенок болел, она взяла бы больничный и сидела дома. А если мужик побьет, то будут синяки.

Оксана не нашла сначала, что ответить, но потом вспомнила и обрадовалась.

– Ага! Когда я ходила в садик и заболела, то мама не брала больничный, а ходила на работу. Вот так! А я одна сидела.

– Потому что с тобой сидела бабушка, поэтому мама не брала больничный. За больничный же меньше платят.

Всё-таки вредная она, Оксанка. Ее не переспоришь. Ей вообще бы только спорить. Что ни скажешь, она начинает спорить. Она не может, чтобы не спорить. Будто самая умная. А Дашка умнее ее и лучше учится, а не спорит. А Оксанке бы только спорить. Полина обратилась за помощью к Даше. Остановилась и повернулась к ней.

– Ведь плачут же учительницы? Так же, Даша?

– Еще как! – кивнула Даша. – Они же тоже люди!

– Вот! – сказала Полина, повернувшись к Оксане. – А ты споришь.

– Ведь она же тебе не сказала, что плакала, что потому, что ее ученики обидели. Откуда ты знаешь, почему она плакала.?

– Если она в школе плакала, значит из-за учеников. Из-за чего еще в школе плакать? Только из-за нас.

– Может, ее директор выругал,– не сдавалась Оксана. – Она расстроилась и заплакала. Женщины, когда их обижают, плачут. Вот!

– Когда поплачешь, становится легче,– сказала Даша. – Когда меня обидят, я поплачу, потом быстрее забываю про обиду. Ну, конечно, помню, но уже не так обидно. Обида уходит со слезами.

– Мужики вот не плачут. Значит, они обиду держат в себе? – спросила Оксана. И подумала: «Вот как я вас!»

– Нельзя мужику плакать. Тогда над ним будут смеяться,– проговорила Полина. – Мужик, когда хочет плакать, он начинает злиться. И обычно матерится.

– Когда женщина плачет, над ней не смеются. Ее бросаются успокаивать. Жалеют. Только женщины плачут так, что их жалеют.

– А я иногда просто так плачу,– сказала Даша. – Сижу и плачу. Настроение просто плохое.

– Это как? – удивились подружки. – Как это так просто плакать?

– Ну, мне иногда становится грустно-прегрустно. Сама не знаю почему, и слезы сами собой катятся. В общем, как дура, реву. И сама не понимаю зачем.

Оксана долго вздохнула.

– Пацаны всё время хохочут. Ха-ха-ха-ха! Как дураки. И толкаются еще. А девочки плачут. Я тоже часто плачу. Тоже просто так.

Они подошли к широко открытым воротам, через которые машины въезжали на территорию больницы. Слева была белая кирпичная будка. В ней сидел охранник. Днем цепь лежала на земле, потому что было бы очень утомительно поднимать и опускать ее то и дело. Машины бесперечь въезжали и выезжали.

Полина громко восклинула:

– Девочки! А вы смотрели «Такая неожиданная встреча»? А?

Они остановились. Посмотрели на Полину.

– Это что такое? – недовольно пробурчала Оксана. Ей не нравились всякого рода неожиданности. Потому что от них только и жди беды. Поэтому щеки ее всякий раз при неожиданностях округлялись. – Что это еще за чудо-юдо, рыба кит, на веревочке бежит? А ну-ка рассказывай!