– Знаешь, а это ты меня спасла… – держа девушку в своих объятиях, проговорил Йохан. – Если б не ты, то я никогда бы не понял, что я здесь делаю. Зачем участвую в этом бессмысленном кровопролитии… Ты, ты открыла мне глаза! Теперь-то я знаю!

– Лея. – внезапно произнесла девушка, переведя взгляд на шеврон, который блестел на шинели.

– Что? Ты понимаешь наш язык?

– Мой отец всю жизнь изучал вашу культуру. А этот змей – имперский символ вашего могущества, не так ли?

Йохан ничего не ответил.

– Где бы только найти Уастырджи1, который поразит его своим копьём…

Они немного помолчали. Йохан понимал, что киммерийские военные, вероятно, уже убили родных этой несчастной. Именно поэтому он не решался спросить про её отца.

– А как твоё имя? – спросила вдруг она.

– Йохан… – ответил офицер. – Йохан Эйнер!

– Йохан, мы же оба знаем, что нам не позволят быть вместе! – продолжила Лея, посмотрев ему прямо в глаза.

– Да, – ответил он. – У нас с этим строго. – Йохан отвёл взгляд. Солнце уже скрылось за горизонт. – Ладно, пожалуй, я пойду… А то Геральд меня, наверное, обыскался.

– Ты ещё придёшь?

– Я не знаю, Лея. Но одно могу сказать точно: мне очень этого хотелось бы.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как Йохан впервые увидел Лею. Они по-прежнему встречались втайне. Эти развалины стали для них чем-то вроде прибежища, если угодно, раем в шалаше. Именно там они сидели у костра, говорили о жизни, об искусстве, делились своими самыми смелыми и заветными мечтами, подолгу лежали в объятиях друг друга. Они даже отыскали старенькое, но вполне рабочее пианино. Йохан часами музицировал, а девушка внимала его игре. Но… может ли счастье длиться вечно?

На следующий день Карл-Отто Геральд проснулся от лая собаки. Он потянулся за серебряным портсигаром, лежавшем на полу, и, открыв его, взял одну сигарету, а затем закурил, выпустив кольцеобразное облако из дыма.

– Ты уже проснулся, мой дорогой? – произнесла светловолосая женщина в белом пеньюаре. Геральд вздрогнул – он уже и забыл о её существовании.

– Да, – недовольно рявкнул он. – Свари кофе!

– Мог бы и как-нибудь повежливее!

Так и не дождавшись кофе, Геральд оделся и направился в штаб. Зайдя в свой кабинет, он сразу же плюхнулся в просторное кожаное кресло и прикрыл глаза. На стене сияло чёрное и зигзагообразное знамя так называемой Киммерийской империи. А справа от знамени висел портрет славного, но плешивого вождя Вольфа Митлера, над которым была надпись: «Один народ, одна империя, один вождь».

Потом включил радиоприёмник, по которому неизменно передавали его пламенную, но несколько сбивчивую речь:

«Народ Великой Киммерии!

В течение долгого времени мы страдали от серьёзный проблемы… проблемы созданной Генсальским трактатом… Простите, диктатом, которая усугублялась, пока не стала невыносимой для нас. Гарден был и есть киммерийский полуостров. Юго-восточные земли были и есть киммерийские. И то, и другое по их… по их… по их культурному развитию принадлежит исключительно киммерийскому народу. Гарден был отнят у нас, юго-восточные земли были захвачены марранскими свиньями. Как и на других киммерийских территориях на востоке, со всем киммерийским населением, проживающим там, обращались как с какими-то… дикарями! Более чем миллион киммерийцев были отрезаны от их исторической родины.

Как всегда, я пытался мирным путём добиться пересмотра, я бы даже сказал, изменения этого унизительного поражения… То есть положения! Это – ложь, когда весь мир говорит, что мы норовим добиться перемен силой. По своей собственной инициативе я много раз предлагал пересмотреть эти невыносимые условия. Все эти предложения, как вы знаете, были отклонены – предложения об ограничении вооружений и, если необходимо, разоружении, предложения об ограничении военного производства, предложения о запрещении некоторых видов современного вооружения… Вы знаете о предложениях, которые я делал для восстановления киммерийского суверенитета над киммерийскими территориями. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Эвстрией, потом с Субетской областью, Богамией. Все они оказались напрасны».

Затем Геральд выключил радио, придвинул к себе телефон и набрал номер дежурного.

– Зайди ко мне.

Через некоторое время к нему постучались.

– Да-да, проходи!

– Рядовой Кляйн по вашему приказанию прибыл!

– Ну что, узнал что-нибудь?

– Герр капитан, мне неприятно об этом говорить… но герр лейтенант…

– Ну, что дальше? Не тяни!

– Герр лейтенант наносит визиты одной женщине… А точнее, марранской женщине!

– Не может быть!

– Это правда, герр капитан.

– Что ж, в любом случае мне нужно в этом убедиться, – озадаченно проговорил Геральд, сложив руки в замок. – Ты свободен, Бруно! Спасибо за службу!

– Слава вождю! Слава Киммерии! – вытянув перед собой правую руку, прокричал Кляйн.

Спустя час к Геральду снова постучали.

– Герр лейтенант по вашему приказанию прибыл!

– Проходи, садись, герр лейтенант, – холодно проговорил капитан. – Почему тебя не было на вчерашнем празднике? И да, где твоя шинель?

– Мне нездоровилось. Шинель, должно быть, забыл дома.

– Что? Поинтереснее ничего не мог придумать?

Геральд поднялся с кресла, невозмутимо закурил сигарету и подошёл к окну.

– Мне всё известно.

– Что именно?

– Ты спутался с марранской сукой! – перешёл на крик Геральд. Он подошёл в упор к лейтенанту и затушил об его руку сигарету. Йохан скривил губы. – И шинель сейчас у неё! В общем, тебя казнят по моему приказу, а твою шлюху отправят вместе с остальными на полуостров Гарден.

– Предатель! – с негодованием крикнул Йохан, плюнув Геральду в лицо.

– Предатель, говоришь? – ухмыльнулся капитан, вытирая лицо платком. – Это ещё с какой стороны поглядеть. Осквернил киммерийскую кровь, честь офицера и после этого ещё смеешь меня обвинять в предательстве? Это ты предал нашу страну и вождя!

– Какая же ты всё-таки сволочь.

Геральд снова потянулся к телефону и начал набирать номер.

– Быстро ко мне! – рявкнул он в трубку.

В кабинет вошли два охранника.

– Герр Блексмит и герр Шульц по вашему приказанию прибыли!

– Заберите его с глаз моих… И бросьте в самый вонючий карцер, где полно крыс!

– Будет сделано, герр капитан! Слава вождю! Слава Киммерии!

Тем временем Лея заворожённо смотрела на танец огня, подставив ему свои бледные ладони. До войны она любила сидеть у тёплого камина, у которого нередко мерещились разные образы причудливой формы.

Она сидела всё в той же серой шинели Йохана, которая была ей велика, и ждала с ним встречи.  Хотелось молиться, да получалось, что и некому. Всех убили. У кого просить помощи?

В какой-то момент девушка стала прислушиваться к каждому звуку, а затем встала и подошла к окну. По надтреснутому и блеклому стеклу бежали капли дождя, но офицера по-прежнему не было видно.

Почему он так долго? Задержали на службе? Должен вернуться.

А потом в кармане Лея нащупала какую-то записку. Девушка развернула её и поняла, что это письмо… письмо от Йохана:

«Милая чужестранка, если ты читаешь это письмо, то, скорее всего, меня схватили и приговорили к смерти. Не жалей, любовь моя, что сегодня ты изнываешь от нестерпимой боли. Да, когда ты смотришь на небо, на глаза твои наворачиваются слёзы.Ты увидишь, любовь моя, ты непременно увидишь: там, где ныне царит скорбь и уныние, там, где правит бал тиран, потерявший рассудок, там, где люди в ветхих одеждах жмутся сильнее друг к другу, где повсюду разлагаются тела стариков, заваленные газетами или страницами из книг, где дети, содрогаясь, шепчут: «Мы умираем от голода» – и роются в отбросах, точно крысы, где убитые горем женщины воздевают руки, тонкие, словно ветви ивы, в последних бесплодных молитвах, где холода и болезни навеки закрывают глаза несчастным, – там, моя любовь, там ещё настанут те великие, те самые благодатные дни, о которых мы с тобой так мечтали!».