— Да вроде нет, все в порядке, — сказал Бонд. — Я разговаривал с М. Вашингтон он возьмет на себя, если там будут слишком нажимать. Ты тоже будь поосторожнее, у них в списке ты под номером два, сразу после меня. До завтра. Пока.

— Буду, буду, — ответил Лейтер. — Пока.

Было половина седьмого. Бонд отдернул шторы и выглянул наружу. Над городом занимался рассвет. Внизу все еще было темно, как в пещере, но кончики огромных бетонных сталагмитов уже порозовели, и солнце освещало окна этаж за этажом, словно целый легион уборщиков трудился над фасадом здания.

Появился хирург из полиции, помучил с четверть часа и удалился.

— Вывих, — сказал он. — Дня через три или четыре все будет в порядке. Как это вы умудрились?

— Дверью прищемил, — ответил Бонд.

— Надо держаться подальше от дверей, — наставительно сказал хирург. — Опасная штука. Их следует запретить по закону. Вам еще повезло, что не шею прищемили в этот раз.

Проводив хирурга, Бонд продолжал упаковывать вещи. Он соображал, когда лучше заказать завтрак. В этот момент зазвонил телефон.

Бонд ожидал услышать грубый голос полицейского или фэбээровца, но нет, голос был женский, глубокий и настойчивый. Спрашивали мистера Бонда.

— Кто говорит? — откликнулся Бонд, стараясь выиграть время. Ответ ему был известен заранее.

— Я знаю, что это вы, — сказал голос, и Бонд понял, что трубку прижали прямо ко рту. — Это Солитер. — Тут голос упал до едва слышного шепота.

Бонд помедлил, напрягая все свое воображение, чтобы представить, что происходит на другом конце провода. Она одна? Неужели настолько глупа, чтобы звонить с домашнего телефона, где к параллельным аппаратам уже прильнули с холодной, зловещей усмешкой другие слушатели? Или в комнате мистера Бита? Смотрит на нее пристально, а у нее под рукой карандаш и блокнотик, куда она под диктовку записывает очередной вопрос.

— Слушайте, — сказал голос. — Мне надо торопиться. Вы должны мне верить. Я звоню из аптеки, но мне надо возвращаться домой. Пожалуйста, верьте мне.

Бонд вынул платок, обернул им трубку и заговорил:

— Если я увижу мистера Бонда, что передать ему?

— Черт бы вас побрал, — воскликнула девушка, и в голосе ее прозвучало истинное отчаяние. — Матерью клянусь, клянусь моими неродившимися пока детьми. Мне надо исчезнуть. Вам тоже. Вы должны взять меня с собой. Я могу помочь. Я знаю кучу его секретов. Но нельзя медлить. Я жизнью рискую, разговаривая с вами. — Послышалось приглушенное рыдание. — Поверьте же мне, ради всего святого. Вы должны мне верить! Должны!

Бонд все еще не раскрывал рта, мысли его метались.

— Слушайте, — заговорила она опять, на сей раз медленно и едва ли не безнадежно. — Если вы не возьмете меня с собой, я покончу самоубийством. Ну что? Хотите, чтобы я убила себя?

Если это был театр, то хороший. Конечно, это безумный риск, но Бонд решился. Он заговорил тихо, но прямо в трубку.

— Если ты водишь меня за нос. Солитер, я тебя и на том свете достану и снова убью, чего бы то мне ни стоило. Есть карандаш и бумага?

— Минуту, — живо откликнулась девушка. — Вот, есть. «Если это ловушка, — подумал Бонд, — все должно было бы быть давно приготовлено».

— Пенсильвания-стейшн, ровно в двадцать минут одиннадцатого. «Серебряный фантом» до… — он запнулся, — Вашингтона. Вагон 2—45, купе X. Скажи проводнику, что ты миссис Брайс. Билет у него — это на тот случай, если меня еще не будет. Иди прямо в купе и жди меня. Ясно?

— Да, — ответила девушка, — и спасибо большое.

— Смотри, чтобы тебя никто не заметил, — добавил Бонд. — Накинь шаль или что-нибудь в этом роде.

— Конечно, — сказала девушка. — Я обещаю. Правда, обещаю. А сейчас мне надо бежать. — Разговор прервался.

Бонд посмотрел на замолкшую трубку и медленно опустил ее.

— Ну что же, — сказал он, — дело сделано.

Он встал и потянулся. Подошел к окну, выглянул наружу. Ничего не было видно. Мысль его напряженно работала. Он пожал плечами и вернулся к телефону. Посмотрел на часы — семь тридцать.

— Доброе утро, бюро обслуживания, — сказал ясный девичий голос в трубке.

— Завтрак, пожалуйста. Два стакана апельсинового сока. Кукурузные хлопья со сметаной. Яичница с беконом, двойной эспрессо. Тосты и джем.

— Хорошо, сэр, — сказала девушка и повторила заказ. — Сию минуту.

— Спасибо.

— Не за что.

Бонд улыбнулся.

«Приговоренный закатывает шикарный завтрак», — подумал он. Он присел у окна и посмотрел на ясное небо, словно в будущее.

Там, в Гарлеме, сидя перед огромным пультом, Шептун снова включил городскую связь, передавая наблюдателям приметы Бонда: «Все железные дороги и аэропорты. Угол Пятой авеню и Пятьдесят пятой, отель „Сент-Реджис“. Мистер Биг говорит, что надо попытать счастья на шоссе. Но все железные дороги и аэропорты…»

Натянув до самых ушей воротник нового плаща, Бонд незамеченным выскользнул из дверей гостиничного магазина, у которого был свой выход на Пятьдесят пятую улицу.

Он постоял на пороге и буквально прыгнул в проезжающее такси, одной, покалеченной, рукой, рванув дверцу, а другой швырнув на переднее сиденье небольшой чемодан. Таксист едва успел притормозить. Негр с ящиком для пожертвований в пользу цветных ветеранов корейской войны и его приятель, копавшийся в моторе припаркованного поблизости автомобиля, оставались на вахте, пока их не сняли, дав два коротких и один длинный сигнал с проезжающего мимо автомобиля.

Но как только Бонд вышел из такси у Пенсильваниястейшн, его сразу заметили. Болтавшийся поблизости негр с плетеной корзинкой в руках быстро подошел к телефонной будке. Было десять пятнадцать.

До отхода поезда оставалось только четверть часа, и все же один из официантов в вагоне-ресторане успел сказаться больным, и его заменил другой служащий, уже получивший по телефону детальные инструкции. Шеф-повар поднял было шум, но новый официант шепнул ему что-то, и, сверкнув белками, тот умолк, незаметно потрогав талисман на шее.

Бонд быстро пересек вестибюль, нашел 14-й выход и двинулся к поезду.

Он стоял, серебристой нитью вытянувшись в длину на добрых четверть мили, в полутьме, на нижнем уровне полотна. Голая лампа освещала зеленые, желтые и красные линии на удлиненном корпусе локомотива — цвета железнодорожной компании. Состав выглядел шикарно. Машинист и кочегар, которым предстояло провести поезд первые двести миль в южном направлении, беззаботно болтали в начищенной до блеска алюминиевой кабине в двенадцати футах над путями, проверяя попутно показания приборов. В огромной бетонной пещере стояла тишина, и каждый звук отдавался эхом.

Пассажиров было немного. Большинство ехало до Нью-Арка, Филадельфии, Вилмингтона, Балтимора и Вашингтона. Вагон 2—45 был в самом хвосте поезда, так что Бонду пришлось пройти сотню с лишним ярдов. Шаги его отдавались на пустынной платформе. У дверей стоял проводник. На носу у него были очки. Лицо неулыбчивое, но приветливое. Под нижним обрезом окон большими золочеными буквами было написано: «Ричмонд, Фредериксберг и Потомак», а еще ниже — «Пенсильвавия» — название спального вагона. Откуда-то из-под двери с легким шипением вырвалась струйка пара.

— Купе X, — сказал Бонд.

— Мистер Брайс? Прошу вас, сэр. Миссис Брайс только что пришла. В конце вагона, сэр.

Бонд поднялся по лесенке и повернул в унылый коридор, выдержанный в оливковом цвете. На полу была постелена толстая дорожка. Пахло, как и обычно, застарелым сигарным дымом. Висела табличка: «Вам нужна лишняя подушка? Со всеми вопросами обращайтесь к проводнику. Его имя» — и дальше шла карточка с впечатанным именем — Сэмюэл Д, Болдуин.

Он прошел почти половину вагона. Купе Е занимала почтенная американская пара, остальные пустовали. Нужная Бонду дверь была закрыта. Он потянул ручку — заперто.

— Кто там? — послышался нервный женский голос.

— Я, — ответил Бонд.

Дверь открылась. Бонд вошел, положил на полку чемодан и запер дверь.