Со звонким щелчком он спустил курок. Джутов шумно испортил воздух. Маугли весело поморщился.

– Готов, – сообщил он. – Ай, Петенька, я-то считал тебя более стойкий, даже припас на этот случай еще пару-тройку фокусов. Если есть желание, могу продемонстрировать. Есть желание, Петенька?

Джутов отчаянно затряс головой. Понять это можно было однозначно: никаких желаний по этому поводу он не испытывает.

– Что ж, это твое право, – Маугли не спеша обошел стол и рукояткой пистолета толкнул Джутова в грудь. Безвольной тушей тот опустился в кресло. Он смотрел на Маугли снизу вверх, и взгляд его был таким жалобным, что человек посторонний, незнакомый с Петром Джутовым, наверняка пожалел бы его и, может быть, даже сделал попытку прекратить творящееся над ним насилие. Но таких людей здесь не было. Был только Маугли, а он и не думал проявлять снисхождение.

– Значит, так, Петенька, – он взял Джутова за горло и слегка придавил. Джутов рискнул оказать слабое сопротивление, но получил коленом в живот и немедленно оставил эти попытки. – Значит, так, – строго повторил Маугли. – Примерно две недели тому назад к тебе в этот самый кабинет приходила женщина. Молодая и красивая, только не делай вид, что ничего не помнишь. К тому же ты с ней хорошо знаком. Бубнова Лариса, она же Скромница Бекки. Ты был хорошо знаком с ее мужем Андреем Бубновым, ныне покойным! Она просила у тебя работу?

Джутов кивнул.

– И?

– И все… – ответил Джутов сипло.

– Как? Ты отказал ей, Джутов? Как же ты мог? Насколько мне известно, у тебя к этой женщине были самые светлые чувства! Или я ошибаюсь? Или не самые светлые, а, Петенька?

– Она сама отказалась от той работы, какую я ей предложил! А ничего другого я ей предоставить не мог.

– Вот как? Почему-то я тебе не верю. Бекки такая трудолюбивая девочка, сама к тебе пришла, да и не в ее положении отказываются от работы. Ты что-то темнишь, – Маугли сжал пальцы еще сильнее. – Ой, Петенька, не доводи до греха!

– Не… Не надо. Не убивай, Маугли… Я все расскажу…

Лицо у Джутова пошло красными пятнами. Он явно задыхался, но сопротивляться боялся, а может, просто не мог. У него и говорить-то получалось с большим трудом, и, видя это, Маугли наконец отпустил его и присел на край стола.

– Я слушаю.

– Я предложил Бекки должность личного секретаря! Она сочла это ниже своего достоинства и отказалась.

– Личного секретаря? – Маугли рассмеялся. – А ты мастер подменять термины, Петенька. Мог бы просто сказать, что предложил ей стать твоей любовницей. Ничего удивительного, что она отказалась, – ведь она только что овдовела. И потеряла сына. Так что ты поторопился со своими грязными предложениями. И что было дальше?

– Ничего. Она ушла, и больше я ее не видел.

– Врешь, – Маугли достал из кармана обойму и вогнал ее в пистолет. – По глазам твоим позорным вижу, что врешь. Ты не мог отпустить ее просто так. Ты же у нас герой, Петенька, с бабами… Неужели у тебя сердце не дрогнуло, когда Бекки сказала «нет» и направилась к выходу?

Джутов не ответил. Он не знал, что сказать, со страхом думал только об одном: «Сейчас он меня расколет, а потом взбесится и убьет! Он меня убьет! Я даже пикнуть не успею».

– Значит, я прав, – сказал Маугли. – Ты не отпустил ее просто так. Что-то между вами произошло. Что-то мерзкое, как я понимаю, раз ты пытаешься это от меня утаить. Я прав?

Джутов снова не ответил, и Маугли с довольной улыбкой на лице сделал вывод:

– Пра-ав! Ой, как я прав, Петенька! По твоим перепуганным глазкам все читается отчетливо, как в книге. Она сказала тебе «нет» и направилась к выходу, а ты, как истинный джентльмен, не дал ей уйти, не попрощавшись. Ты схватил ее и вытащил на середину кабинета… Ты же у нас сильный мальчик, Петенька, когда речь идет о дамах… Ты бросил ее на пол и навалился всей своей свинячьей тушей, так?

Джутов отрицательно затряс головой, но он дрожал всем телом, и на фоне этой дрожи его попытка возразить прошла незамеченной.

– Ты изнасиловал ее, а она не могла даже сопротивляться – она ведь слабенькая, эта Скромница Бекки. Не могла позвать на помощь, потому что равнодушные типы в соседней комнате не помогли бы ей, даже если бы ты рвал ее на части. Ты ее изнасиловал, а потом с чистой совестью продолжил заниматься своими мелкими делишками, нисколько не заботясь о том, что сталось с этой женщиной дальше. И больше никогда ничего о ней не слышал. Это так?

Тряся отвисшей губой, Джутов несколько раз кивнул. Маугли заинтересованно склонил голову набок.

– И снова ты врешь, Петенька. Запомни, милый, твое лицо – как большой экран в кинотеатре, а я – единственный в зале зритель. И я вижу, что потом случилось кое-что еще, но ты хочешь это от меня скрыть! Вот видишь, ты даже не пытаешься возразить. И еще запомни, Джутов: если я еще хоть раз уличу тебя во лжи – выстрелю тебе в голову. Запомнил?

– Д-д-да! – выкрикнул Джутов, не отводя глаз от пистолета. – Я все понял! Я все расскажу! Потом я ее в самом деле ни разу не встречал, но кое-что слышал. Это случилось неделю назад, когда ее выселили из квартиры.

– Из квартиры? Надо же! Я ничего об этом не знал. И кто же ее выселил?

– Теперь квартира принадлежит Арзумяну. Эдику Арзумяну, возможно, ты знаешь его.

Маугли задумчиво кивнул: да, мол, знаю, а Джутов, глядя ему в глаза, вдруг вспомнил, когда и где слышал об этом страшном человеке.

Конечно, ну как же он мог забыть! Маугли. Месяца четыре назад эту кличку упоминал Сашка Дитрих. Совершенно точно – Джутов прекрасно помнил голос Дитриха, произносящий эту кличку, и даже выражение его лица при этом – серьезное, сосредоточенное и чем-то озабоченное, что было несвойственно обычно шумному Дитриху. Вот только где это было? И при каких обстоятельствах? Похоже – на очередной вечеринке у Бубнова, когда во всеобщем, казалось бы, веселье лицо Дитриха показалось ему вдруг непривычно отчужденным. Джутов уже был порядком пьян и позволил себе то, чего никогда не позволил бы на трезвую голову, – он подсел к Дитриху, обнял его за плечи, как лучшего друга, облобызал в щеку и поинтересовался, в чем причина его столь печального расположения духа. «Какие-то проблемы, друг мой? Говори, не стесняйся, я всегда готов помочь. Ты же меня знаешь». Да, Дитрих хорошо знал Петю Джутова и потому не торопился делиться с ним своими мыслями, однако он тоже уже был в подпитии и после совместно распитой порции французского коньяка поведал наконец о причинах своей задумчивости. Все дело заключалось в парне по кличке Маугли. Раньше, насколько Дитриху было известно, он состоял в банде небезызвестного в городе гангстера по кличке Вепрь, но с тех пор прошло несколько лет, кое-что в жизни успело перемениться, и Вепрь отошел отдел. Кажется, он женился и сейчас пребывал где-то за границей, но это были непроверенные слухи, и утверждать что-либо Дитрих не брался. Тем не менее факт оставался фактом – банда Вепря практически распалась, и о се бывших членах с тех пор никто ничего не слышал. Но вдруг объявился Маугли и заявил о своем возвращении весьма своеобразно. Начал с того, что навестил фирму Дитриха и беззастенчиво, нагло развалившись прямо в Сашкином кресле, забросив ноги на Сашкин стол, оповестил, что желает забрать свои деньги. «Деньги? – Дитрих был очень удивлен таким раскладом. – Какие деньги? И вообще, выметайся отсюда, пока я не вызвал охрану и тебя не вытолкали взашей». «Любопытно было бы взглянуть, как они это будут делать», – сказал Маугли. «Сейчас увидишь», – ответил Дитрих и уже собрался нажать кнопку вызова охраны, но дотянуться до нее не успел, потому что увидел направленный на него пистолет. Он тут же отдернул руку. «Ты что, сдурел? Это ограбление?» – «Нет, Дитрих, не ограбление. Просто ты насмотрелся боевиков, вообразил себе черт знает что, а по-человечески выслушать меня не желаешь». – «Хорошо, я слушаю тебя. О каких деньгах идет речь?» – «О больших, Дитрих, о больших. Я даже сомневаюсь, что в твоих силах выплатить мне всю сумму сразу. Но – чем черт не шутит, правда?» – «А если подробнее?» – «Хорошо, подробнее. Дело в том, что твоя фирма, Дитрих, не создана тобой. Пять лет назад ты перекупил ее у человека по имени Ерсак Александр Георгиевич». «Не стоит рассказывать мне историю моей собственной фирмы, – сказал Дитрих раздраженно. – Она мне хороню известна. И я не вижу связи между фирмой, тобой и крупной суммой, которую я тебе якобы задолжал». – «А я вижу. По договоренности с Ерсаком деньги за фирму ты должен был выплачивать двумя частями. Первую часть в количестве ста тысяч долларов США ты переводил на счет Ерсака в течение недели по подписании договора купли-продажи». – «Мне это хорошо известно, но я…» – «Заткни пасть, Дитрих, если не хочешь, чтобы я помог тебе это сделать! Остальные деньги в количестве двухсот тысяч долларов ты был обязан выплатить в течение трех последующих месяцев. Так вот, Дитрих, у меня есть сведения, что эти деньги ты так и не выплатил». Дитрих проморгался, пытаясь сообразить. «Да, но… – сказал он медленно. – Возможно, ты не в курсе, но Ерсак уже пять лет как умер. Я не жулик, и у меня были деньги, но попросту некому было их выплачивать. Мертвые, я полагаю, в деньгах не нуждаются». В ответ на эти слова Маугли отечески похлопал его по щеке: «А это совсем не твое дело, Дитрих, что нужно мертвецам, а что нет. Мертвецы сами разберутся со своими проблемами. Твоей заботой было – в срок уплатить оговоренную сумму. Однако на днях я проверил свой счет и обнаружил, что на нем не прибавилось ни цента». Дитрих отвесил челюсть и уставился на гостя, словно тот в самом деле был мертвецом. «Так ты… – прошептал он. – Ты… Господи, не может быть! Ты так изменился… Но ты мертв! Я видел твою могилу!» «Ошибочка вышла, дорогой Дитрих, – сказал Маугли, очень довольный. – Как-нибудь за рюмкой водки я поведаю тебе эту потешную историю, но извини – не сейчас. Сейчас я очень тороплюсь. И нуждаюсь в деньгах». – «Да, да, я все тебе отдам, до последнего цента! Я честный человек, мне не нужны чужие деньги». – «Я рад, что у нас обошлось без скандала. И рад, что ты так жаждешь уплатить мне долг. Однако есть нюанс. Ты просрочил платеж на пять лет, – он достал из кармана сложенный листок бумаги. – Я тут набросал кое-какие расчеты. Проценты не грабительские, вполне приемлемые. Но сро-ок! – он покачал головой. – В общем, ты подумай, Дитрих, как тебе лучше обстряпать это дельце, а я тебя пока не буду торопить. Положенные двести тысяч ты отдашь мне завтра утром, а о процентах поговорим позднее».