Вытерев о металлическую решетку подошвы кроссовок, Бекки поднялась по трем крутым ступеням на деревянное крыльцо маленького домика, где проживала последние две недели, открыла скрипучую дверь и, переступив высокий порог, очутилась в удивительно просторной прихожей, отделанной мореным деревом. Стену слева украшала вешалка явно ручной работы (именно украшала – по прямому назначению Бекки ее еще ни разу не использовала из-за бедности своего гардероба). На стене справа висело огромное зеркало – резная рама, двухсторонняя подсветка, стеклянные полочки со всевозможными безделушками от зубочисток и ватных палочек для ушей до губной помады и туши для ресниц. Стену спереди – прямо над широким входом в гостиную – венчали ветвистые маральи рога, обрубленные вместе с половиной черепа, покрытые лаком и накрепко прикрученные к деревянной подставке с каким-то замысловатым узором. Над рогами, под самым потолком, висел в пластмассовом горшке густой цветок, явно из семейства вьюнковых, судя по тому, как настойчиво он тянул свои вихрастые стебли во все стороны одновременно. Вьюн цеплялся за все что только можно – за упомянутые маральи рога, за капроновые нитки, на которых висел горшок, за гардину над входом в гостиную, за собственные стебли! Однажды (это случилось на пятый день пребывания здесь) Бекки заметила в зарослях этого невзрачного цветка одинокий отблеск и, встав на табурет, обнаружила под листьями миниатюрную видеокамеру, тупо глядящую на нее стеклянным зрачком. Бекки ничего не стала предпринимать и даже ничего не сказала Хану по этому поводу, но впредь вести себя стала более настороженно – уже не позволяла себе расхаживать по дому голышом, как частенько делала это раньше, и на всякий случай тщательно исследовала туалет, заглянув даже в смывной бачок и под решетку вентиляции (ей претила мысль, что кто-нибудь может увидеть ее сидящей на унитазе). Камеры в туалете Бекки не обнаружила, но не сомневалась: кроме той, что находится в цветке, в доме установлено еще как минимум три – в гостиной, спальне и на кухне. Иначе наблюдателям не стоило и огород городить, устанавливая видеокамеру в таком неинтересном месте, как прихожая.

Скинув кроссовки, Бекки прошла на кухню, отделанную мореным деревом, как и прихожая. Тут пахло свежими овощами и древесной смолой – этот запах стоял здесь всегда, независимо оттого, что Бекки готовила на завтрак, обед или ужин. Похоже, дизайнерами этот запах был предусмотрен специально и являл собой неотъемлемую часть интерьера, как и круглый обеденный стол посередине кухни, высоченный, почти под потолок, холодильник в углу или же как хорошая копия «Золотой осени», прекрасно гармонирующая с общей цветовой гаммой на кухне.

Поставив на огонь чайник и склянку с молоком, Бекки достала из холодильника бутылку «Хайнекен», вылила се содержимое в высокий стакан и залпом опорожнила его. Кулаком стерла пену с губ. Какое-то время сидела за столом, не шевелясь и даже не мигая, лишь поигрывая пустым стаканом в пальцах. Когда чайник закипел и пена на молоке, пожелтев, полезла наружу, Бекки погасила огонь, налила кипяток в заварник, а молоко вылила в кружку. Через две минуты чай настоялся почти дочерна, до загустения; Бекки добавила его в молоко, и в то же мгновение к древесно-овощному запаху на кухне добавился сочный чайный аромат. А еще через несколько минут Бекки уже сидела в ванне, массируемая обильными пузырьками, и потягивала чай из блюдца, удерживая его на трех пальцах. Вид у нее в эту минуту был самый что ни на есть умиротворенный, и любой сторонний наблюдатель, увидев ее сейчас, предположил бы, что и мысли у нее в эту минуту под стать – умиротворенные и спокойные. Но он ошибся бы в своих поспешных выводах. Он совершенно не знал Бекки, этот сторонний наблюдатель, и о связи содержимого ее мыслей с внешним обликом мог судить лишь априори.

А мысли у Бекки были самые черные. Она снова думала о Стэне. Собственно, она не переставала думать о нем ни на секунду, часто даже во сне ее преследовала эта навязчивая идея – убить. Но смерть его не должна быть быстрой и безболезненной. Это было бы слишком просто и человечно для такого выродка, как Стэн. Он должен знать, что умирает, и должен приходить в ужас от этой мысли, и должен страдать, страдать и страдать…

Пронзительный звон вывел Бекки из каталепсии. Звонил телефон. Вернее – все четыре имеющихся в доме телефона, и этот разнокалиберный перезвон заставил Бекки вздрогнуть, чай выплеснулся из блюдца, обжег грудь, и она, ругаясь сквозь зубы, полезла прочь из ванны. Поставила блюдце на полочку и сняла трубку настенного телефона.

– Здравствуйте, Сергей Петрович.

Был пятый час утра, и Бекки не сомневалась – звонил Хан. Услышав приветствие, он довольно рассмеялся:

– Узнаю школу, твоя интуиция ничуть не хуже моей. Я уже наслышан о твоих сегодняшних успехах, Лариса, Эфраим поспешил со мной поделиться. Что ж, рад, очень рад!

– Но звоните вы, как я понимаю, не только для того, чтобы меня похвалить, – сказала Бекки. – Угадала?

– В яблочко. У меня есть хорошая новость: в Городе объявился Стэн.

Сообщив это, он замолчал, ожидая услышать реакцию, но ничего не сказала. Терпеливо ждала продолжения.

– Он приехал вчера утром, – сказал Хан. – Мои люди засекли его в аэропорту и тайно сопроводили до берлоги. Так что могу тебя поздравить, Лариса, лед тронулся. Считай, что с этой минуты твоя теоретическая подготовка заканчивается и начинается практика. Собственно, теперь все зависит только от тебя. Условия прежние: ты вольна сама выбрать место, время и способ проведения акции. Никаких ограничений. Я же со своей стороны готов оказать любую помощь. Сведения, страховка, оружие, деньги, в общем, все, что пожелаете. Вы готовы?

– Да, – ответила Бекки, не раздумывая. – Я готова начать акцию немедленно.

– Ну, ну… – слегка ошарашенно произнес Хан. – Не стоит так торопиться, Лариса. У нас пока еще слишком мало информации, чтобы приниматься за дело столь рьяно. Именно в эти минуты мои люди собирают для тебя все необходимые сведения, так что можешь спокойно лечь спать. Не думаю, что мы от этого что-нибудь потеряем.

– Нет, – упрямо сказала Бекки. – Я начну немедленно.

Хан вздохнул. Бекки редко с ним спорила, но если уж заводилась, переубедить ее было практически невозможно.

– Хорошо, – сказал Хан. – В конце концов, я сам предоставил тебе карт-бланш. Чем я могу помочь?

– Для начала мне нужна машина. Желательно «четыре на четыре».

– Без проблем. В гараже на полигоне стоят несколько джипов, выбирай на свое усмотрение. Там сторожем Слава Рыжов, скажи ему, что ты от Хана, и он сразу выпишет тебе доверенность от моего имени. Что еще?

– Адрес берлоги Стэна и полный бак бензина.

– Это – по умолчанию. Плюс тысяча долларов на карманные расходы. Их тоже получишь у Рыжова. Что касается адреса, то он прост: база отдыха «Березовый яр», что в сорока километрах от города, коттедж номер десять. Предупреждаю: там есть охрана. Но сколько и где – я еще не успел выяснить. Может, все-таки немного подождешь до полного выяснения обстоятельств?

– Нет, спасибо. Если мне что-то понадобится, дам вам знать.

– Обязательно. И, пожалуйста, держи меня в курсе событий. Не торопись и не делай глупостей. Я знавал немало молодцов, жаждущих поквитаться со Стэном.

– И что? – полюбопытствовала Бекки.

– Их сшивали по кусочкам, прежде чем хоронить.

– Спасибо, Сергей Петрович, я учту это.

– Да уж, будь добра. От того, насколько осторожно ты будешь действовать, зависит не только твоя жизнь! Ну что ж, работай.

Бекки уже собралась повесить трубку, но услышала: – Да, кстати!.. Ни пуха, ни пера.

– К черту! – хрипло отозвалась Бекки.

* * *

С утра было свежо, если не сказать зябко, но Маугли знал, что это ненадолго. Пройдет совсем немного времени, настырное солнце продерется сквозь многоэтажки восточного жилмассива, прикоснется к городскому воздуху, и тот сразу же начнет прогреваться до обычной тридцатиградусной температуры, досаждающей городским обитателям вот уже второй месяц подряд.