Иногда Агнесса грустила, что совсем не помнит родителей. Для нее всегда существовала только бабушка, заменившая собой все части ее раздробленного мира. Агнесса боготворила ее и любила, любила от того сильнее, что Ида не изменяла себе и оставалась сумасбродной, взбалмошной женщиной. Она играла в маленьком и странном театре друга, выпивала вино с подругами, обсуждая новых кавалеров, и жила, позволяя и Агнессе жить так, как вздумается.

Но суббота для Агнессы и Иды являлась негласным семейным днем – и обе они с трепетом относились к маленькой устоявшейся традиции, лишь изредка нарушаемой идеями Иды. Они готовили пироги и читали друг другу стихи. А вечером, после просмотра фильма, Агнесса ложилась на колени бабушки и рассказывала обо всем, что могло взбрести в голову, пока Ида гладила ее волосы и, как в детстве, с незабытой нежностью, покрывала поцелуями лоб.

Этот день должен был стать таким же.

Уже на лестничной площадке Агнесса услышала мелодию баллады, которую любила слушать бабушка. Она тихонько прошмыгнула в дом, остававшись незамеченной.

От гостиной девушку отделял небольшой коридор. Но именно это пространство частенько позволяло Агнессе исподтишка наблюдать за танцующей под аркой бабушкой. У арки рядом с ней стояла статуя Аполлона, неподвижно созерцающая прекрасную танцовщицу. Бабушка уверяла, что это единственная стоящая вещь в доме, но никогда не говорила, как она у нее оказалась.

Ида приближалась к статуе, умоляюще протягивая руки и столь болезненно-резко их опускала, словно безучастие мрамора причиняло ей настоящую муку. Завороженная мелодией, она не слышала ничего вокруг. Но в тот момент, когда трагичная мелодия сменилась веселой и жизнерадостность вновь завладела Идой, она повернулась к двери, эффектно пощелкивая пальцами, и, наконец, заметила приход внучки.

– С добрым утром, дорогая, – приняв совершенно непринужденный вид, произнесла она.

– Утро и правда доброе, – подтвердила Агнесса, отряхивая вымокшие волосы.

– Чаю? – Ида юркнула на кухню.

– Без него я не смогу согреться. – Агнесса учуяла сладковатый запах меда с корицей. – А почему пахнет выпечкой? – обеспокоенно полюбопытствовала она.

– Потому что я решила испечь пирог до твоего прихода, – пожала плечами Ида, выглядывая из дверного проема кухни.

– Не говори мне этого, – в ужасе шепнула Агнесса. – Пожалуйста, не говори!

Мысленно она молила Вселенную, чтобы бабушка не огорошила ее новостью о внеочередной встрече. Ида и ее старый приятель из театра просто не могли спокойно жить. Они так любили устраивать то, что сами называли «смешным подобием бала». Они приглашали в театр друзей, играли им классическую музыку на пианино и скрипках, пока гости вечер напролет танцевали. Или, что случалось гораздо чаще, собирались у кого-нибудь дома и разворачивали многочасовые беседы на самые разные темы. Но как ни прелестны были эти вечера, Агнесса продолжала превыше всего ценить уединение и тишину.

– Да, у меня появилась идея, – загадочно произнесла бабушка, разбивая надежду внучки на спокойное времяпровождение.

– Нет-т! – трагичный возглас Агнессы лишь рассмешил Иду.

– Брось, будет всего лишь человек десять – даже не разгуляешься.

Полуулыбка блеснула на устах Иды: она получала особое удовольствие, подразнивая внучку – и в ее планы совсем не входило останавливаться.

Она поставила на стол три чашки с чаем и блюдца с нарезанным яблочным пирогом.

– Ты уже сейчас кого-то ждешь?

– Ты слышала о такой примете: если утром в окно постучится птица, значит надо ждать гостей? Так вот – птица постучалась!

– Это же просто смешно.

Но не успела Агнесса и надкусить пирог, как в дверь с настойчивостью постучали.

– В чем был подвох? – возмутилась она.

Бабушка победоносно улыбнулась. А через минуту к их чаепитию присоединилась Майре – подруга Агнессы. Ее кудрявые каштановые волосы струились по плечам, карие глаза сверкали нехорошим, беспокойно-счастливым огоньком, а нос с горбинкой комически поднимался в безуспешной попытке сдержать смех. Вид Агнессы, с вымокшими волосами, прилипшими к лицу и шее, позабавил ее и на мгновение заставил забыть о намечавшемся волнительном событии.

– Ты где пропадала с раннего утра? – вместо приветствия Майре одарила подругу поцелуем в щеку. – Я позвонила бабушке и предупредила, что приду.

– Так значит, не птица нашептала про гостя, – разочарованно Агнесса проглотила кусок пирога.

– Что ты имеешь в виду? С тобой все в порядке?

– Суббота. Еще нет и десяти часов утра. Это все ли с тобой в порядке? Что ты делаешь у меня на кухне, а не в своей любимой кровати? – недоумевающе спросила Агнесса.

– О, случилось такое! – Майре было свойственно преувеличивать все на свете. И когда казалось, что она хочет огорошить поразительной новостью – от нее не стоило ждать ничего грандиозного. – Помнишь, я говорила тебе, что Лимон этим летом проводил много времени с магистрантами с нашего универа. Так вот: мы идем к одному из них на вечеринку!

Девушка терпеливо замолчала в ожидании реакции подруги. Отчаянных просьб «не идти никуда» не последовало. Лишь недовольно поджатые губы и хмурый взгляд были свидетельством нежелания Агнессы куда-либо выбираться из дома, но она молчала, понимая, что Майре не примет отказа.

Майре удовлетворенно ухмыльнулась и продолжила бы свою тираду, но Ида осторожно полюбопытствовала:

– А кто этот юноша со столь странным именем?

– Его полное имя слишком длинное, – фыркнула Майре. – Пантелеймон, – голос ее стал нежнее и мечтательное. – Но он предпочитает просто Лимон. Вы не представляете, насколько он милый!

Агнессе он милым не казался.

– Агнес не помешает проветриться, – ответила бабушка. И едва ли стоит корить ее за такое вмешательство. За двадцать один год жизни Агнесса обзавелась лишь одним другом и была иной раз настолько нелюдимой и робкой, что это не могло ни беспокоить Иду.

– Я уже с утра достаточно проветрилась, бабуль, – поспешила напомнить девушка.

– Эй, не смотри на этот вечер столь пессимистично! – с возмущением попросила Майре. – Знаешь, парень, к которому мы идем, друг Ярослава, кажется, его зовут Миша Гревцов, он магистрант с физмата, но важно другое – его дом находится близко к маяку. И ты сможешь любоваться маяком и морем, если они, конечно, видны из окон дома, пока я любуюсь Лимоном.

– Чудесное предложение, Майре, будь я моложе на лет пятьдесят, то согласилась бы без промедлений, – иронически-добродушно произнесла Ида.

– Да, предложение весьма неплохое, – подтвердила вдруг Агнесса, но руководствуясь иными соображениями: Пантелеймон не внушал ей доверия, и потому она хотела быть рядом с подругой.

– Раз все решено, – Майре широко зевнула, – я иду спать. Признаюсь честно, я думала, что уговаривать тебя придется до глубокого вечера.

Забравшись на заправленную кровать подруги, Майре с успокоенной душой вскоре погрузилась в сон. Она знала, что здесь, в этом доме, никто не нарушит тишины, пока она спит. Ни младших сестер, стягивающих одеяло и кричащих под ухо, что завтрак готов; ни родителей, утверждающих, что она заспалась – благодать.

– Ты неисправима! – Агнесса накинула плед на подругу и, с несвойственной ее рабочему процессу бесшумностью, принялась разбирать рюкзак с собранными ракушками.

***

– Мы всегда опаздываем, – прошептала Майре, подкрашивая губы блеском.

Девушки стояли у живой изгороди под тусклым светом фонаря. Пока Майре поправляла прическу и оценивала в последний раз свой вид, Агнесса разглядывала то ее, то темно-синее небо с проглядывающими на нем звездами. Об утреннем ливне напоминали только лужи на асфальте, в одну из которых Агнесса по случайности наступила. Она пыталась понять, от чего ей так дискомфортно: от сырых носков или того, что еще утром, совсем близко к этому дому, она вручила совершенно незнакомому человеку подобранный у берега моря зонт.

– Мы, правда, идем к незнакомым людям на посиделки? – нехорошее предчувствие завладело мыслями Агнессы. И почему тот парень не выходил из ее головы? Он не мог жить в этом доме, это было бы слишком невероятным совпадением. Как только она войдет в дом, еще посмеется над собственными нелепыми предположениями.