– А что стало с твоим братом? – спрашивает он, перебив меня.

Я делаю многозначительную паузу.

– Он тоже умер, – говорю я, заканчивая на этом свой рассказ. Я чувствую, что начинаю увлекаться, а мне нельзя откровенничать. – Теперь твоя очередь.

Джордж рассказывает мне про своих троих младших братьях, и собаку, и маленького рыжего кота, который охотится на птиц в саду. Голос у него мягкий и мелодичный, и мне нравится его слушать. Он рассказывает про свою школу и старого учителя, который даёт ему оплеухи за каждый неправильный ответ, и что он терпеть не может учёбу и мечтает сбежать, как я. Мне хочется схватить его за плечи, посмотреть ему в глаза и сказать, чтобы он даже не смел говорить таких глупостей. Мне хочется объяснить, как ему повезло и сколько бы я отдала, лишь бы вернуться в прошлое, когда школа была моей единственной проблемой.

Мы просидели на жёсткой соломе несколько часов, время пролетело незаметно, и солнце давно опустилось на небе. Дни становятся короче.

Джордж, похоже, доверяет мне, – он сгребает солому в сторону и поднимает доску в полу чердака, под которой находится его собственное «потайное отделение».

– У меня тоже есть тайник, – говорит он, доставая оттуда металлическую коробку.

– Что тут у тебя?

– Сокровища.

– Какие? – спрашиваю я, но он не торопится показывать, хотя я вижу, что ему очень хочется. Наконец он открывает коробку и перебирает содержимое, вынимая каждую вещицу, одну за другой.

Куча старого хлама, в основном обрывки бумаги и ржавые куски металла, камушки смешной формы и старые игрушки, но с каждой вещицей он обращается так, будто она самая ценная в мире. Тут есть и колода старых, потемневших игральных карт, ржавый карманный нож, несколько наконечников стрел и кожаный мешочек, набитый «золотом дурака». У каждого «сокровища» своя история, и мне нравится слушать о приключениях Джорджа у реки и как он копал землю под узловатыми деревьями.

– Ах да! Тебе обязательно надо это увидеть! – говорит он, доставая металлическую трубку. – Папа купил её в городе много лет назад, но он говорит, что она работает хуже, чем его лампа, так что он отдал её мне.

Трубка блестящая и похожа на рукоятку меча, но вместо лезвия – небольшой стеклянный диск.

– Что это?

Он хитро улыбается и направляет штуковину в угол чердака. Большим пальцем он нажимает на кнопку, и на конце трубки загорается свет – яркий луч бьёт прямо в тёмный угол, как вспышка на фотоаппарате мистера Спенсера, и тут же тени от соломы ложатся на стену.

– Ух ты! – говорю я, и он выключает устройство. – Постой! Пусть светит.

– Дольше, чем на несколько секунд, нельзя, – объясняет он. – Иначе лампочка перегорит. Годится только для коротких вспышек.

– Как она называется?

– Карманная вспышка, – говорит он, и я хохочу, как полоумная, думая, что он шутит, но тут он направляет фонарик мне в лицо, включает его, и у меня перед глазами вспыхивают яркие пятна. Я покатываюсь со смеху.

Приятно поговорить с кем-то кроме Джона и мистера Спенсера.

– Слушай, а куда ты направляешься? – спрашивает Джордж.

– В Орден Серебряной звезды.

Он смотрит на меня, разинув рот. Зря я ему сказала.

– Не может быть.

Я киваю.

– Серебряная звезда, – шепчет он, будто в трансе.

– Ты слышал о нём?

– Да. – Джордж наклоняется ко мне и шепчет: – Говорят, там люди разговаривают с мёртвыми.

– Правда?

– Не ходи туда, – говорит он.

– Почему же? Я так надеялась спросить у родителей, что они думают о моей новой жизни.

Я поддразниваю его, конечно, но слова застревают в горле. Действительно, что бы сказали мои родители? Наверное, велели бы мне прекратить лгать и переживали бы, что мистер Спенсер так плохо с нами обращается, но уверена, они порадовались бы тому, как я забочусь о Джоне.

– Серьёзно. Не ходи туда.

– Ты боишься, Джордж?

– Нет. Все знают, что это обман. Советую одуматься, пока не поздно. Они морочат людям голову, убеждают, что могут разговаривать с призраками, но такого не бывает. Пастор говорит, что это зло, и все, кто туда ходит, скорее всего, одержимы дьяволом.

– Ну и где тут логика? – говорю я. – Либо это обман, либо происки дьявола. Не может быть и то и другое одновременно.

– Конечно, может, – говорит он. Разве такого переспоришь?

– Ты не знаешь, о чём говоришь, Джордж. Никто не знает, существуют призраки или нет.

Кроме меня, конечно. Вот же они, призраки, спрятаны в моём чемодане вместе с ватой и газетными вырезками.

– По крайней мере, я знаю, что там занимаются спиритизмом, и папа говорит, что там полно плохих людей. Он даже близко нас не подпускает и всегда выбирает длинный путь в церковь, чтобы мы не видели их, когда едем через холм, и…

– Это в какой стороне? – спрашиваю я, мне не терпится закончить разговор.

– Вон в той, – показывает он. – Всего в нескольких милях, если идти лесом.

– Значит, мне пора, – говорю я, встаю и осторожно спускаюсь по лестнице.

– Не ходи, – говорит он, высовывая голову и глядя на меня с чердака. – О чём бы ты ни хотела спросить у призраков… оно того не стоит.

– У меня нет выбора.

– Мы увидимся снова? – спрашивает он, и я качаю головой, жеманно улыбаясь.

– Только если ты приедешь в Орден Серебряной звезды. Спроси Лизу, если осмелишься.

– Лизу? – говорит он. – Я думал, тебя зовут Виолетта.

Я краснею. Совсем забыла. Мистер Спенсер прав: я всегда путаюсь в своих выдумках.

– Неважно, как меня зовут, – говорю я, хватая чемодан и направляясь к двери. – Не верь ни единому моему слову.

– Кто же ты?

– Никто, – говорю я. – Я умерла, Джордж. Я всего лишь призрак.

И исчезаю с такой поспешностью, что он, наверное, поверил моим словам.

Пробираясь через высокую траву, я огибаю ферму, держась подальше от дороги, чтобы при необходимости спрятаться в зарослях, и ныряю в лес, шагая в направлении, указанном Джорджем.

Узкая грунтовая тропинка выводит меня на прогалину, где на шестах, воткнутых глубоко в землю, висят металлические звёзды и ленты. Посередине установлен каменный крест со звездой, высеченной на верхушке, и словом ЭЛДРИДЖ под ней, большими буквами. Камень расколот, а под ним лежат цветы и сложенные листы бумаги. Вокруг камня – три пня, срубленные под неровными углами, полуразваленные от времени и гниения. Не знаю, что это за место, но меня к нему тянет. Я делаю шаг вперёд, и вдруг в ушах раздаётся гул.

Я провожу пальцами по мшистой верхушке каменного креста и замечаю, как в лесу зашевелились тени. Солнце садится, его золотистый свет льётся на ветви деревьев, отбрасывая солнечных зайчиков на землю.

Тени будто окружают меня. Они надвигаются, скользят по листьям, мерцают на лентах, множатся вокруг меня. Внезапно мне становится не по себе. Надо уходить. Холодает, и я хочу попасть под крышу до наступления темноты.

Я выхожу из леса и поднимаюсь на холм, – всю долину видно, как на ладони. Линии электропередач тянутся вдоль леса и вниз, к большому белому двухэтажному поместью с множеством окон, украшенных зелёными деревянными ставнями. Веранда окаймляет второй этаж, вьющиеся ветви и цветы горшечных растений водопадом свисают с перил, так низко, что почти касаются земли. Длинные солнечные лучи наносят густые рыжие маски на чёрную шиферную крышу.

Вокруг поместья стоит каменная стена высотой по шею, увитая плющом; дорога ведёт к металлическим воротам, открывающимся во внутренний двор, вымощенный булыжником. Огромный дуб растёт перед домом, возле коновязи, где привязано несколько лошадей и аккуратными рядами стоят экипажи, даже несколько чёрных автомобилей припарковано на траве.

Вот куда стекаются деньги, говорил мистер Спенсер, и я начинаю верить ему. Больше похоже на гостиницу, чем на дом.

Во дворе кто-то есть. Женщина в жёлтом платье бесшумно скользит в глубь двора, где расположено кладбище с серыми надгробьями, торчащими из земли. Она исчезает в закате. Меня пробирает дрожь – неужели это призрак? Не может быть. Призраки – выдумка, как и мои создания из ваты. Я уверена. Я уверена.