Так что любые. Даже такие – не лучшие для подростков возможности, предлагал мой родной провинциальный город. Как я уже сказала – в нем было всё.

Всего предостаточно.

Но.

Уехать из него после школы учиться куда-то – считалось показателем перспективности, таланта и большого будущего.

Те же, кто оставались, поступали в местные учебные заведения и находили себе после школы подработку – придерживались принципа «где родился – там и пригодился» – по умолчанию считались неудачниками. Я не знаю, было ли такое восприятие у всех.

Но в моей вселенной всё выглядело именно так.

В 90-е, когда я училась в школе, мир начал сильно меняться. Стали меняться ценности.

Быть просто рабочим человеком, спокойно живущим свою жизнь, стало немодно. Даже с интересными хобби такой человек считался неудачником.

Нужно было постоянно куда-то, к чему-то стремиться. Ставить себе цели поглобальнее, позначимее – и всенепременно их достигать с как можно большими усилиями. Через как можно больший надрыв. Упахиваться, чтобы потом, на банкетах, собираясь с друзьями и коллегами по случаю праздников, юбилеев, гордо говорить: «Я заработал, я заслужил»…

Я видела это не раз, так как очень много раз бывала на банкетах среди взрослых, так сложилось по ряду причин.

В идеале каждому умному человеку следовало искать лучшей жизни где-то – обязательно подальше, там, где нас не просто нет, а где нас сильно нет – то бишь за границей.

Так несколько маминых друзей покинули наш город, в котором прожили очень долго, вполне хорошо обустроились и создали семьи, либо как мамина подруга-поэтэсса и художница – свою творческую среду. Веря в такие убеждения, они покинули нашу раздираемую тогда нестабильностью страну.

Та поэтесса, бывшая владелица антикварного стола, на котором я плакала, когда испугалась, впервые оставшись одна дома, эмигрировала в Израиль. Она была самой творческой личностью из всех в мамином окружении. Она учила меня играть на пианино, флейте и вообще творчески развиваться. Была, можно сказать, моей наставницей. Мне тогда было лет восемь, и, когда она уезжала, я чувствовала – это поворот. Для меня – не туда. Потому что после её отъезда ни флейтой, ни пианино я больше не занималась.

У меня не было феноменального таланта. В музыкальную школу я бы, что весьма немаловероятно, не поступила. Денег на репетитора солидного, такого же уровня как тетя А. – не было. Я осталась без наставника в творческой среде, который мне был так нужен, ведь уже тогда было очевидно – личность моя весьма незаурядна.

Это не бахвальство, а просто факт, с которым соглашалось не только мамино окружение, но и мои учителя и одноклассники – все, кто знали меня хорошо.

Только для тех ребят, с которыми я познакомилась через телефонный чат, я была смешной девочкой на побегушках, которая постоянно «пробивает хаты», где можно затусить.

Так как-то складывалось – я все время обрастала благодаря своей коммуникабельности новыми знакомствами и подругами, к каждой из которых приводила в гости, только родители за порог – эту компанию ребят, в которой был тот самый мальчик, влюбленность в которого заставляла меня творить абсолютные глупости. Я проводила свободное от школы время без какого бы то ни было толка. С не самыми полезными для здоровья занятиями, а иногда даже риском для жизни.

Так, однажды, к нам на очередной тусовке ворвались какие-то пацаны с пистолетом. Наши мальчишки, покупая пиво в киосках недалеко от дома одного из них в самом центре города в довольно престижном районе, поспорили с какими-то гопниками, а, вернувшись в квартиру, не закрыли дверь на замок. Так те и ворвались к нам.

До сих пор помню как, сделав вид, что пошла в туалет, стала писать сообщения знакомым с просьбой о помощи. Повторюсь – мобильные тогда были редкостью, только появлялись, у меня каким-то непостижимым образом мой фора-кирпич-телефон тогда просто не заметили (видимо, я прикрыла его одеждой).

Но помощь тогда пришла не благодаря этому. Её привёл один из парней, успевший выскочить через окно кухни на козырек подъезда и добежавший до участка тогда ещё милиции.

Тогда забрали всех мальчишек без разбора – и вломившихся, и «наших».

Также, как и из квартиры уже моей подруги, где во время отъезда её мамы целый месяц мы собирали шумные компании чуть ли не каждый день. Жили там, по сути, всей компанией, как в общежитии. Пили пиво, курили чай (когда сигареты кончались), слушали музыку, которой, как потом выяснилось, выводили из себя проживавших этажом ниже проституток.

Что в квартире этажом ниже жили дамы легкого поведения – знали все. Ярко накрашенные и набрызганные дешевыми духами, они выходили, цокая своими каблуками по бетонным ступеням с третьего этажа на первый в любое время дня и ночи. Отправляясь исполнять свой честный долг, они садились в машины, где часто громко играла музыка, и уезжали. И потом возвращались назад в квартиру, всё также цокая каблучками по ступеням, но медленнее и часто как-то расхлябаннее, что ли.

И вот как-то они решили нам высказать своё недовольство нашей подростковой компанией, на которое мы ответили, что они, вообще-то, сами не образец приличных соседей. Слово за слово – получилась склока. И каково же было мое удивление, когда, то ли в тот же вечер, то ли на следующий, открыв дверь во время очередной вечеринки, я увидела за порогом сотрудника милиции.

Нас забрали совсем всех – и девушек, в том числе.

И в тот вечер я избежала чего-то, судя по всему, страшного: увидевший меня на пороге, когда я открыла ему дверь в одном купальнике, сотрудник милиции – молодой мужчина, потом уже в отделении долго водил меня по коридорам, пытаясь открыть то одну дверь, то другую. Но все двери были почему-то заперты. И он тогда раздраженно сказал мне: «Ну что, повезло тебе!», – и отвел меня уже в общую комнату, где сидели все.

Вспоминая такие истории, я каждый раз благодарю Бога, Мироздание, Небеса.

Такое случалось не раз. В том числе, когда на одной из дискотек целая толпа девушек из школы моей подруги повели нас с ней двоих в туалет. Им не понравилось что-то в нашем поведении. И, очевидно, нас собирались бить. Толпой, судя по всему. Но неожиданно пришёл знавший меня мальчик годом старше из моей школы – их друг, и уговорил их нас отпустить.

На деревенских дискотеках, на которые я тоже ходила летом, будучи уже ученицей старших классов, к слову, такого никогда не было. Изредка между собой могли поссориться какие-нибудь парни, но такой конкуренции и вражды между деревенскими девушками я не помню. Не наблюдала такого ни разу. В деревне ни разу на моей памяти не было такого, чтобы серьезно подрались девочки (что я видела, при этом, на каждой городской дискотеке).

Или, тем более, чтобы несколько избили одну…

Как случилось со мной.

Однажды меня избили. Это было за углом клуба на одной из долгожданных вечеринок, когда приехал какой-то диджей из Новосибирска. Избили знакомые девочки, которым я не нравилась, сломав мне нос. Они тогда были под воздействием наркотиков и я не стала сопротивляться, побоявшись из-за их совсем неадекватного состояния крайне трагических для себя последствий.

Я просто стояла, пока меня били, не сопротивляясь, не издавая никаких звуков, не говоря ничего – молча. Чем, судя по всему, вызвала у них скуку и желание это действо прекратить. Они пытались провоцировать меня на эмоции какими-то неприятными словами, но я упорно молчала.

Так что отделалась я тогда относительно легко – лужей крови из носа, парой ушибов и сильным испугом.

С этими девочками мы иногда пересекались то тут, то там. Впервые я их увидела во дворе детского садика, где мы часто по вечерам тусовались большой компанией: курили (кто сигареты, кто кое-что другое из согнутых пластиковых бутылок) и пили пиво. И этот детский садик был всё в том же центральном районе города на улице, где иметь квартиру было очень престижно.

Такая практика – тусовочки на территории детских садов и площадок, были нормой в начале 2000-х.