В течение следующих недель Роджер приложил немало усилий, чтобы понять текст фон Баадера. Возможная близость чего-то чрезвычайно важного притягивала как магнит. Однако ему не удалось существенно продвинуться по тексту, а то, что получилось извлечь на поверхность, оказалось не таким захватывающим, как он ожидал. Роджеру пришло в голову, что ощущение наличия в тексте скрытого, обладающего едва уловимым свечением знания было ложным. Поначалу он отгонял от себя такие мысли. Однако подозрение, что он стал жертвой какого-то искусного приема, не покидало его. В итоге Роджер отложил работу фон Баадера в сторону, так и не разобравшись, насколько в действительности содержателен этот текст.
Теперь Роджер решил проводить четкую грань между переполняющим душу глубоким предчувствием и устроенным иначе (но также возвышающим) чувством понимания. Это оказалось сложнее, чем он полагал: он знал, что раньше его чтение было связано с постоянными предчувствиями и забеганиями вперед, вечными предположениями и предвосхищениями. По-другому он действовать не умел. К тому же Роджер всегда был и оставался, несмотря на использование техники подъемного конькового хода, романтиком, которого легко сбивали с толку духовная глубина, удивительные парадоксы и одному Богу известно что еще. Однако он старался не уделять предчувствиям много внимания как раз по той причине, что они так приятно волновали его ум и приводили в экстаз. Теперь Роджер еще более осознанно оттачивал умение сохранять холодный рассудок и беспристрастность: только при полной уверенности в том, что таким холодным взглядом охвачен весь текст, он мог позволить себе им восхититься.
3-я стадия. Во время обучения на старших курсах университета Роджер увлекался континентальной философией: Вальтер Беньямин, французские мыслители и так далее. Его по-прежнему интересовали прежде всего такие тексты, в которых он ощущал присутствие скрытых уровней и тайн. К этому времени ему удалось довести технику размеренного подъемного конькового хода до автоматизма. Теперь Роджер в первую очередь старался как можно внимательнее прислушиваться к текстам. Наряду с восприятием всех деталей целью такого сосредоточенного вслушивания было заметить собственные минимальные раздражения при их прочтении. Если в повседневной жизни он старался не обращать на них внимания, то здесь было очень важно — и отнюдь не просто — их уловить, так как они зачастую становились главным ключом к пониманию и критике текстов. При чтении Роджер регулярно замечал три вида раздражений.
Раздражения, которые возникают, когда текст вступает в диалог с читателем сразу на нескольких уровнях. Например, когда Роджер читал эссе Ханны Арендт «Организованная вина», потребовалось много времени, прежде чем он — благодаря раздражению — наконец понял, что текст уже в названии раскрывает читателю, что вина в действительности организуется. Это стало для Роджера самым интересным аспектом произведения.
Места в тексте, где происходит его внезапное размытие. Даже в относительно ясных текстах Роджер не раз неожиданно для себя натыкался на густую завесу тумана. Подобные места легко пропустить, особенно когда авторы перекидывают через туманную пелену смысловой мостик и надеются, что читатель быстро ее преодолеет. Каждый раз, будучи предельно внимательным, Роджер замечал такие места и задавался вопросом: «Почему текст внезапно стал настолько непонятным? Может быть, именно здесь собака зарыта?» При чтении произведений среднестатистического автора можно предположить, что это сделано не нарочно. Автор скрыл что-то от себя и от читателя. Если Роджер начинал копать в этом месте, он часто обнаруживал не преодоленное автором противоречие, на основании которого мог деконструировать все произведение и прийти к следующему выводу: текст основан на фундаментальном парадоксе. Другими словами — выражаясь психоаналитически, — автор подсознательно кружит вокруг некоего противоречия, которое не сумел разрешить. Возможно, именно оно им и движет.
Противоречия, которые указывают на искусно спрятанный автором потайной уровень текста. Такие противоречия — скрытые послания, предназначенные для избранных и ускользающие от рядового читателя (а также сильных мира сего). Так, раздражения указывали Роджеру на подобные послания в работах Лео Штрауса. Роджеру очень нравилось находить в его произведениях скрытые между строк послания и причислять себя к избранным.
Внимательное вслушивание в текст, а также всевозможные открытия и разоблачения, которые благодаря этому становились возможными, приносили Роджеру ощущение счастья. Он также стал все увереннее обращаться с текстами. Начал лучше понимать свою предметную область и университетскую среду. Нашел друзей, которые разделяли его взгляды на чтение. И встретил Хлою.
4-я стадия. В двадцать шесть лет Роджер переехал в другой город, перевелся в другой университет и стал жить вместе с Хлоей. Поступил на работу научным сотрудником к молодому, очень успешному и богатому рационалисту и идеалисту. Образ мыслей Роджера, сформировавшийся под влиянием постмодерна, напротив, тяготел к релятивизму. Роджер предвкушал предстоящий интеллектуальный поединок, так как его интересовало все чуждое и неизвестное. Тексты, с основным посылом которых он был готов согласиться уже с первых слов, довольно быстро ему надоедали. Им оказывалось нечего ему предложить. Более того, после их прочтения собственные мысли начинали казаться Роджеру сомнительными и неуклюжими. Идея во всем соглашаться с автором и плыть по течению шла вразрез с его принципами во всех сферах жизни. Он всегда чувствовал, что это неправильно. Несмотря на то что Роджер с радостью ждал встречи с этим чуждым и неизвестным, уже менее чем через две недели аргументы, которые приводил молодой начальник в колледже для аспирантов, выбили у него почву из-под ног. Профессор с легкостью разносил его доводы в пух и прах. Это повергло Роджера в шок. Он был сокрушен. По ощущениям это было похоже на насилие, но обвинить профессора было не в чем. У Роджера поднялась температура. Две недели он лежал в кровати и так сильно потел, что матрас потом пришлось выбросить. Но оправиться после болезни удалось довольно быстро. Через две-три недели он уже сам активно пользовался оружием перформативного самопротиворечия и уничтожал каждого, кто пытался обосновать свою позицию с точки зрения релятивизма. В течение нескольких месяцев он наслаждался триумфом с уверенностью неофита. Сегодня Роджер очень рад, что ему удалось тогда остановиться. Образу мыслей молодого рационалиста недоставало самокритичности и широты — придерживаясь такого взгляда на мир, Роджер едва ли мог думать о вещах, которые были для него важнее всего. Вероятно, ему удалось так быстро остановиться в первую очередь потому, что все время, пока он этим занимался, Хлоя смотрела на него с дружеской насмешкой. И хотя он был рад, что смог сойти с тропы войны, он ни в коем случае не захотел бы отказаться от озарений, пережитых за это время. Они актуальны для него и сейчас, будучи важным инструментом, своего рода сверкой с реальностью.
5-я стадия. Затем Роджер какое-то время с удовольствием читал сочинения авторов, в отношении которых изначально испытывал сомнения. Например, Мартина Хайдеггера и Карла Шмитта. Оба были связаны с национал-социализмом и выбрали весьма неоднозначный путь — как в политическом и моральном, так и, вероятно, в философском плане. Роджер рассчитывал, что его сомнения легко подтвердятся и ему удастся быстро поставить точку в этом вопросе. Он подходил к текстам Хайдеггера и Шмитта с самоуверенной враждебностью, радостно предвкушая полное уничтожение «соперника». Однако тексты оказывали более серьезное сопротивление, чем он ожидал. Роджеру приходилось прилагать больше усилий, прибегая к тяжелой артиллерии. Потребовалось много времени, чтобы оказаться с ними на одном уровне. Пытаясь одержать верх над текстами, Роджер увязал в них все глубже и глубже. Стремясь отыскать контраргументы, он начинал думать сообразно этим произведениям. Роджер постепенно признавал, что тексты толковые и хорошо составлены. Чем лучше он начинал их понимать, тем большее удовольствие приносило ему чтение. На их вершинах было удивительно красиво. Роджер даже выбрал Хайдеггера в качестве темы кандидатской диссертации. Как необычно и удивительно было сойтись в схватке с подобным исполином и выстоять в ней! Только в конце этого длинного пути Роджер осознал, что тексты Хайдеггера напрямую связаны с ним. Они описывали Роджера, мысли в них соответствовали паттернам, которые были сокрыты и в нем самом. И именно те места, которые подпитывали сомнения Роджера, имели к нему непосредственное отношение.
