ПОДЛИННЫЕ ЗАПИСКИ

Георгия Николаевича Иванова (ударение на первом «а»), записанные с его слов Татьяной Ивановной П. в середине 90-х гг. ХХ века

Я, Георгий Николаевич Иванов, родился 3 ноября 1902 года в селе Пименовка Чесноковской волости Курганского уезда. Ныне это Кетовский район Курганской области. Предки мои были из Псковской губернии. В Отечественную войну 1812 года прабабушка возила из-под Пскова сухари в Русскую армию. Примерно в 1850 году прадед (дед отца) Семён Иванович Лазукин переехал в Курганский уезд из-за малоземелья на Псковщине. Прадед ходил в Петербург к царю Николаю Первому (в числе нескольких человек — ходоков) за разрешением на переселение.

От Чесноков в пяти верстах был Сладкий лог, там росло много ягод — вишни, земляники, клубники. Переселенцы облюбовали это место. Сибиряки, так переселенцы называли коренных жителей, не захотели отдать им это место, поскольку ближайшие деревни: Чесноки, Пименовка, Крутали Малые и Большие и Шмаково — все они пользовались ягодами из Сладкого лога. Возами возили вишню на продажу в город Курган. Сибиряки обратились к земскому начальству, чтобы не отдавать Сладкий лог приехавшим переселенцам. Тогда земское начальство решило приписать прибывших по этим селам. Таким образом, мои предки оказались в Пименовке.

Земли было много, и хорошей, плодородной — паши, да паши, сколько можешь. Пользовались новосёлы ею до 1908 года, при этом земли были ещё не делены. Обширные урочища: Петунино, Колки, Колмацкое, Ивановские кусты — начал самостоятельно разрабатывать мой дед.

Прадеда при регистрации записали — Семён Иванов. И так мы остались с новой фамилией Ивановыми. Прибывшие псковчане настаивали на поселении в Сладком логу, не хотели приписываться по сёлам. За это их наказывали розгами. Прадед перескочил через забор и сбежал от наказания розгами. Пришлось приписываться. Местные сибиряки псковчан стали называть «скобари», видимо, из-за стрижки под скобку, а еще звали «расейцы». Деревня Пименовка названа именем первого поселенца Пимена.

Прадед Семён Иванов занимался хлебопашеством и скотоводством. Трудолюбивые хозяева имели табуны лошадей, коров. Сын прадеда, мой дед Егор Семёнович, продолжил заниматься тем же трудом. Его сын, мой отец, Николай Егорович остался сиротой без отца, с матерью, с шести лет. А случилось следующее: дед Егор Семёнович на лошади повёз мороженое мясо в Долматово, но настала оттепель. Мясо за дорогу в тепле испортилось. Ветеринарный врач наказал мясо спустить в яму, залить карболкой и закопать. Дед и запил с горя, жена нашла его в доме приезжих, привезла домой, и вскоре он умер.

Учился мой отец Николай Егорович у старого фельдфебеля. Бывший солдат, обучившись грамоте в армии, учил у себя на дому человек десять. У него отец выучился читать, писать и считать.

В 17 лет мать женила Николая, он взял в жены дочь кузнеца — Павлу Михайловну Невзорову. Она была уроженкой села Чесноки (оно в 5 верстах от Пименовки). Ещё по дороге из школы Николай часто бывал в кузнице в Чесноках и интересовался кузнечным делом. Женившись, всё ходил к тестю в кузницу. Тот заметил, что с зятя будет хороший кузнец, подарил ему кузницу и не ошибся. Отец выучился насекать серпы, сохи делать, даже плуги. Работал, ковал для своих потребностей и для людей. Оказался он хорошим кузнецом и серьёзным, умным хозяином. Родительский дом был старый, деревянный. Отец построил дом кирпичный. А когда тесть подарил кузницу, то к дому отец сделал пристрой для торговой лавки.

Потом отец построил большой магазин на 4 торговых точки для предпраздничной торговли. Товар был у него самый разнообразный. Как отец говаривал, чтобы покупатели могли купить всё, что нужно человеку от самого рождения и на всю его жизнь. Была в лавке мануфактурно-бакалейная торговля (всевозможная мануфактура, орехи, пряники, мука, керосин, кирпич, медикаменты, рыба, мясо, сахар, готовые костюмы, валенки (которые выписывали из Кукмары на берегу Волги), сапоги (из Кунгура), ботинки, галоши (из Санкт-Петербурга, фабрики «Богатырь»).

Мать умерла 21 февраля 1918 года, простудилась в лавке и долго болела. Остались братья Захар, Илларион и я, Георгий, сёстры Анна, Елена, Прасковья (сейчас живёт в Кургане, ей 84 года). Всего шестеро детей.

Через четыре с половиной года отец женился в 1922 году на Евлалии Евграфьевне Лахтиной (вдове). Была очень хорошая женщина, прожила до 104 лет, а отец умер в 80 лет. Хозяйство до второй женитьбы отца вела жена Захара. Хозяйство было немалое: до 1917 года было до 12 и более рабочих лошадей, кроме них, молодняк; коров дойных до 25, много кур, овец, которые счёта не знали. Излишки молока во флягах сдавали на маслобойный завод. Но отец часто говорил, что лучше и выгоднее держать одного быка, чем 25 коров.

Поскотина (поле для выпаса скота) была в полукилометре от села. А дальше были наделы земли для посевов зерновых культур. Сеяли по 80–85 десятин (десятина земли это 2400 квадратных саженей, то есть площадью около одного и одной десятой гектара). Каждому хозяйству была отведена десятина земли для картофеля и конопли. Конопля шла на получение конопляного масла, её трепали, чтобы вить канаты и верёвки. Ткань с добавлением конопляной нити или из неё не имела сносу. Семена конопли добавляли в корм курам. Земля удобрялась навозом. Держали по 35–40 десятин паров, на следующий год на них сеяли пшеницу.

В селе были 3 сноповязалки (у нас их называли самовязалки), каждая на 2 хозяина. Наше хозяйство можно было считать богатым. Отец сам построил ветряную мельницу. У нас были сельскохозяйственные машины для своей семьи — сеялки, веялки, молотильные машины, сохи (позднее завели плуги), но жали и молотили и для людей, обратившихся за помощью. Одна машина была куплена в 1912 году — самовязалка, самосброска, сенокосилка — и потом ещё одна. Машины покупали в кредит в акционерном обществе. В 1927 году отец купил триер за 380 рублей, а в 1928 году наш триер советские власти конфисковали. Это было устройство для провеивания от шелухи, семян сорняков и твёрдых комков и сортировки по длине зерна.

Отец был очень трудолюбивым человеком и приучал детей хорошо уметь и любить выполнять любую необходимую работу. До революции держали по два работника, после — одного. Каждого работника надо было, в первую очередь, накормить, одеть. Один из них, Макар Семёнович, жил у нас 13 лет и не хотел заводить своё хозяйство. Мы, дети, ему подчинялись, не смели ослушаться. А второй работник, Гриша, молодой, поработав у нас, завёл потом своё хозяйство, выучился и тоже поставил кузницу.

Был отец человеком глубоко религиозным. Он со старанием пел в церковном хоре, стал церковным старостой, потом за его честность избрали сельским старостой, позже и старшиной.

Я пошёл учиться в первый класс в 1911 году. Учился с интересом и легко, и после рождественских каникул меня перевели уже во второй класс. До сих пор помню стихотворение, которое выучил в школе в 1912 году. Оно посвящено манифесту царя-освободителя Александра Второго от 18 февраля 1861 года об освобождении крепостных крестьян. Вот оно, как тогда заучил:

Посмотри, в избе мерцает, светит огонёк,

Возле девочки-малютки собрался кружок.

И с трудом, от слова к слову, пальчиком водя,

По-печатному читает мужичкам дитя.

Мужички, в глубокой думе, слушают, молчат,

Разве крикнет кто-нибудь, чтоб уняли ребят.

Бабы сунут деткам соску, чтобы рот заткнуть,

Чтоб самим бы, краем уха, слышать что-нибудь.

Даже, с печи не слезавший много-много лет,

Свесил голову и смотрит, хоть не слышит, дед.