— Тебя смущает это, Джим? Отсутствие такой обстановки? Или беспокоит что-то ещё?
Миддлуотер сверкнул глазами, недовольно пожал плечами и не ответил.
— У меня всё в порядке, Джим, и в таком моём фешенебельном кабинете ты можешь побывать наверху теперь же. Правда, волшебного черепа и свеч нет и там. Здесь у меня святая святых, и тебе оказано моё личное доверие. Здесь я становлюсь сама собой. А случай с Густовым оказался действительно сложнейшим. Естественно, я вынуждена применять адекватный его сложности комплекс нетрадиционных приёмов. Поэтому с пострадавшим работает небольшая группа только исключительно необходимых специалистов.
Миддлуотер после кофе и массажа оснований сразу и больших, и указательных пальцев несколько ожил. Сообщение о группе специалистов его встревожило, но свое беспокойство он постарался скрыть напускной задумчивостью:
— Может быть. Может быть… В таком случае скажи всё же, какие специалисты с ним сейчас работают?
Акико стала рассказывать, что, как Джим и просил, она, прежде всего, исходила из обеспечения полной секретности исследований по этой теме. К примеру, известный специалист-филолог Такео Ичикава из города Нагоя получает от неё для анализа обезличенные материалы. Он проводит анализ представленного текста, записанного по рассказу Густова, и не знает, кто его автор. Никаких упоминаний о МиГах в текстах, передаваемых филологу, нет. Ичикава снабжает примечаниями всё достойное, с его точки зрения, внимания. Это как комментарии специалистов к книге Льюиса Кэрролла про Алису в стране чудес: каждое слово, каждое понятие анализируется, привязывается к источнику и вновь тщательно исследуется. Кто же, если не филолог, наилучшим образом проанализирует слово? К примеру, Ичикава отметил, что цитата Густова о том, что «каждый может сметь своё суждение иметь», неточна. Фактически это слова Молчалина из комедии русского дипломата и поэта Александра Грибоедова «Горе от ума», с совершенно иным смыслом:
В мои лета не должно сметь
Своё суждение иметь.
С материалами анализа Ичикавы потом работает Акико лично. Ичикаве, кстати, текст понравился. Он даже поинтересовался, нельзя ли прочесть всю книгу мемуаров этого американского лётчика, летавшего на знаменитом стратегическом бомбардировщике «Боинге-двадцать девятом». Чтобы выяснить, издана ли она, он хотел бы знать название книги. А если не издана в Японии, он мог бы перевести её на японский язык. Он считает, фамилия Уоллоу выглядит и может оказаться псевдонимом. С ней явно стоило бы покопаться отдельно.
— Ненужная самостоятельность с его стороны, — ещё более недовольно произнёс Миддлуотер и нахмурился. — Этот бред не издавался нигде. Незачем его издавать. Покопается и ещё найдет, не дай Бог, американского пилота… Ну, вообще какого-нибудь другого человека с такой фамилией… Зачем нам это?
— Я пояснила филологу в частной беседе, что некоторые из моих пациентов, случается, порой небезынтересно, даже талантливо описывают свои внутренние ощущения. Филолог не мог поверить, что записан рассказ одного больного. Причём, я не сказала ему, что это мой больной. Ему, должно быть, под сотню лет, удивился Ичикава, похоже, этот американец трудился над мемуарами, когда ещё не болел. Я не стала уверять его, что это старый рассказ, ведь филолог, наверное, спросил бы меня, в чём тогда актуальность этих строк. Постаралась, чтобы любознательный специалист понял, что я не смогу и не стану приветствовать его предложений по расширению работ за предварительно указанные мной рамки. А для меня столь обширные впечатления Ичикавы от скромного текста ознаменовали и очередные подсказки, и новые осложнения в работе.
— Какие? — коротко поинтересовался Миддлуотер. Слушая неторопливую речь Акико, он, в свою очередь, решил набраться терпения. Про себя ругал её за штатскую наивность. Вот так и может произойти случайная утечка информации. Разве что умник-филолог такой же простак, как она. Нет, совершенно нельзя выпускать это дело из своих рук.
— Первое. Ичикава и не заподозрил, — продолжала Акико, — что автор «мемуаров» не в себе. Если бы не упоминание о МиГах, вряд ли можно было предположить, что что-то здесь не так. Но о МиГах Ичикава и не знает, и не догадывается. Второе: нужна проверка истинности того, что Густовым описывается о Второй Мировой войне. Было такое или подобное на самом деле или нет? В этом мне нужна твоя помощь. Нужно проверить по архивам, был такой полёт или рассказ о нём Густова — чистая фантазия? Существовал лётчик с такой фамилией — Уоллоу — в действительности или нет?
Джеймс хитровато прищурился, невольно улыбнулся точности теоретического вычисления японцами второго участника аэрокосмического полёта, в котором пострадал экипаж МиГа, и, пряча настороженность, вынужден был согласиться с Акико в отношении обоснованности организации архивного поиска. Он согласился также, что филологи являются специалистами «по текстам и словам», но ему непонятно, какое всё-таки отношение может иметь к состоянию психики секретного пациента филология.
— Здесь как раз всё просто, — чуть удивившись, сказала Акико. — Книги, литература, и не только художественная, и в наше время являются простым, легкодоступным и долгосрочным средством физического сохранения и передачи самого ценного — мыслей человека. Ведь это мысли в нашем мире имеют наивысшее значение и наивысший приоритет — не взгляд, не интонация, не то, как человек спит, ходит или разговаривает, с чего пьёт и ест и на чём спит. Мысли — вот ценнейшая информация, скрытая от других. Литература же тайные мысли человека доносит до нас. Этим художественная литература существенно отличается от кино и театра. Там мысли требуется произносить вслух, озвучивать — мы не совершенны, мысль не всегда сыграешь. Это уникальное качество литературы. И кому, скажи, как не филологу, оценить мысли, приведённые в литературе? Верно? А он ещё и психолог.
Миддлуотер наконец понял и согласно наклонил голову.
— Джеймс, — прищурив глаза, снова мягко заговорила Акико своим переливчатым голосом, — я действительно согласна объяснять тебе, почему выбрано то или иное направление в работе с нашим подопечным. Но я не стану согласовывать с тобой никаких моих действий по работе с его сознанием, если уж я взялась за эту работу. Предлагаю условиться об этом на будущее сразу. В этих стенах только не вполне психически здоровые люди, которые в состоянии конфликта с тем, что осталось снаружи. Здесь мы друг с другом не конфликтуем. Мне, аналогично, сейчас представляется, что волею судеб мы с тобой оказались из-за ситуации с этим русским лётчиком вместе в одной лодке. Если угодно, на одном спасательном плоту. И мы разом или выплывем и спасёмся — или берега не достигнем. В складывающихся обстоятельствах не имеет значения, начищены ли твои ботинки и повязан ли галстук. Для нас важны именно обстоятельства, которые нам диктуют, что делать, и вынуждают обоих действовать согласованно. Сейчас важно, умеем ли мы грести, плавать и выплывем ли?
Миддлуотер подчёркнуто замедленным кивком изобразил своё согласие и с этими её доводами, и приглашением продолжать сотрудничество и по её профессиональным правилам. Только предупредил, хмурясь и давая понять, что в целом озабочен:
— О'кей. Мне всё же хотелось бы, чтобы в нашем деле главенствовала не техническая возможность совершить то или иное, а действительная практическая необходимость. И не упускай важные моменты, как ты говоришь, детали.
«Может быть, и он прав, Джим, — подумала, стараясь согласиться, Акико. — Всю мою жизнь я подчиняюсь необходимости и тому, что постоянно кому-то должна. Ведь только поэтому, столкнувшись с первыми препятствиями, обратилась к собственному здравому смыслу, памяти, интуиции, чутью, которые и подсказали, что я должна была либо знать раньше, либо нащупать, что поведение Бориса похоже на поведение человека, которому внушили под гипнозом, что он — совсем другой человек. Но ведь и под гипнозом ничего от русского добиться мне не удалось».
