Задним числом, становятся теперь понятными незаурядная «природная» зоркость моего зрения в молодости, когда при свете вечерних сумерек я тешил друзей и семью чтением газеты с пяти-шести метров, а в особенно ясные ночи мне удавалось без бинокля различать положение четырёх лун Юпитера. От японца передались «врождённое» умение ориентироваться в воздушном пространстве по странам света, автоматически определяться на местности под самолётом и «нюхом чуять» во всякий момент времени направление на аэродром базирования, даже если находишься в положении на боку или вниз головой. Значит, эти профессиональные умения лётчика-истребителя были отработаны японцем в высокой степени, а я унаследовал их в готовом виде.
Запись в матрице души увиденного мной боя оказалась действительно очень короткой, всего около пяти секунд. Но объяснила мне обо мне и моём нынешнем знакомом столько, сколько иному человеку не понять за всю жизнь. Какая нелепость! Кто может разумно, внятно ответить, на кой чёрт два великолепных летчика-истребителя, два капитана тридцати шести и тридцати двух лет от роду столкнулись даже не в Англии и не в Японии, а в небе третьей страны, к тому же, достаточно удалённой от первых двух — какой-то Бирмы на краю света?!
Я решился рассказать об увиденном моему знакомому. В наше время мы, обладатели душ двух военных лётчиков Второй мировой войны, один из которых, англичанин, погиб в марте 1942 года, а другой, сбивший его японец, через три года и четыре месяца, как я полагаю, — 1 августа 1945-го, — оба знаем теперь, что произошло при нашей роковой для капитана Йорка встрече в «тех» жизнях, и какая задача в отношениях друг с другом стоит перед нами на ныне проживаемые «эти» жизни. Вопрос в том, сумеем ли мы решить её в нынешних воплощениях наших душ.
Ничего случайного между нами, как оказалось, не было, и нет. Оба расхлёбываем результаты неверных, ошибочных действий наших предшественников по душам в прошлых жизнях. Мы можем рассориться или сразиться насмерть и в этой жизни, и тогда вынуждены будем в последующих воплощениях вновь и вновь решать задачу мирного сосуществования. Только что нам делить и не лучше ли для обоих поступить по отношению друг к другу более разумно? Мы можем сейчас решать и решить эту стоящую перед нами задачу. И дальше продолжать развитие более интересное, чем военное, то есть развитие мирное, хоть индивидуальное, хоть совместное, что в условиях Второй Мировой войны оказалось неосуществимым. Наконец, можем просто дружить. На Урале, в Англии, Японии и Бирме. Да хоть где. Выбор за нами.
Уместно было задать и самому себе вопрос: не загоняю ли я себя в пограничное состояние психики, в каком мой герой Борис каждую ночь переживал кошмары налёта на Токио, и зачем мне это надо? Только ли исследовательский интерес толкает меня на подобные действия, всех последствий которых я, естественно, предвидеть не могу? Только ли то обстоятельство, что я в моей жизни вынужденно делаю всегда сам всё то, что для меня и за меня никто сделать не удосужился? Но разве не очищаем мы ежедневно свои жилища и свои тела? Почему же тогда надо бояться и избегать очищения собственных душ? И разве загоняем мы себя в пограничное состояние психики, когда, к примеру, после освоения четырёх действий арифметики приступаем к алгебре, геометрии, тригонометрии, а потом к дифференциальному и интегральному исчислению? Что сказать тогда о людях, развивающих такой, например, «заумный» раздел высшей математики, как топология, — что они и вовсе психи? Как и астрономы? Об интересе исследователя мне вообще говорить не приходится, потому что всё, чем я занимаюсь в целях собственного духовного развития, открыто и описано до меня. А вот рассказали о своих ощущениях пока очень ещё не многие из появившихся в наше время людей с выдающимися новыми способностями.
И всё же, где, в какой части служил «мой» предшественник по душе, мой душегенный предок, японский армейский лётчик Набунагэ?
Получается, что весной 1942 года он воевал в Юго-Восточной Азии, а в район боевых действий в Бирме сравнительно недавно перелетел в составе соединения из Южного Китая. Из китайского города Чанчуня? Или из Чэнду? Что же, поскольку был он армейским лётчиком, то, понятно, служил никак не в военно-морском авиакорпусе Каноя! Почему тогда мне постоянно вспоминается этот корпус южной авиабазы Каноя? Вот, попробуй-ка разобраться в чужой службе и географии далёких стран на Юго-Востоке Азии! С возрастанием объёма информации о японском лётчике стало увеличиваться и количество вопросов, на которые захотелось получить как можно более точные ответы. С изумлением отметил я, что постоянно приходится учиться новому отношению к жизни и приноравливаться к возрастным изменениям в самом себе, становясь, с каждым годом, всё старше моего японского предшественника по душе, ведь он ушёл из жизни в тридцать пять лет, и нужного мне теперь опыта старших возрастов не получил. Тогда, что вполне естественно и объяснимо, мне захотелось знать, могу ли я использовать бесценный опыт жизни за преодолённым тридцатипятилетним рубежом хоть кого-то из моих предшественников по душе?
В период работы над «бирманской» темой я понял, что накопил и располагаю теперь внутренней энергией, необходимой для пробивания незримой «изолирующей» перегородки между сознанием и подсознанием, причем, энергией, более значительной по объёму и мощности, чем, скажем, всего год назад. И я отважился на гораздо более глубокое проникновение в прошлое с целью, с пользой для себя, понять, в ком пребывала ныне моя душа ещё перед тем, как воплотилась в японце. При случае я старался проконтролировать себя и найти ответы на некоторые особенно важные для меня рабочие вопросы, очень откровенно беседуя с психологами, например, с симпатичной и импозантной дамой из Питера Кисельниковой. Моё психическое состояние никого не насторожило, и это меня всякий раз успокаивало. Но и полезного совета традиционные медики дать мне не смогли, потому что о восточной медицине слышали все, но не разбирался в ней и методах работы с психическими энергиями никто. Поехать в Азию я не мог.
Собственно, удалось получить информацию даже не о конкретном эпизоде, а воспринять, скорее, краткие общебиографические сведения тоже о мужчине, жившем, и довольно долго, в девятнадцатом веке.
Это был весьма образованный по тому времени турок, человек тонкий и ироничный, блестящий знаток и толкователь Корана. Тогда моя склонность к непреходящей иронии лично мне вполне объяснима. Благодаря знанию Корана и, наверное, совершённому хаджу в священную Мекку, «мой» турок иногда выступал в качестве своеобразного арбитра, но не в мелкобытовых распрях плебса, а, по желанию его высоких собеседников или заказчиков, при рассмотрении вопросов, если не фундаментальных, то весьма и весьма существенных. Не знаю, совершал ли хадж кто-нибудь из действовавших султанов или опасался оставить трон. Думаю, что совершал хадж вряд ли, и тогда важным оказывался разумный совет грамотного, побывавшего в Мекке.
К слову, получается, ныне моя душа третий раз кряду воплощается в мужском теле, если вести счёт от турка-мусульманина. Считается, что душа может воплощаться в телах одного и того же пола от трёх до семи раз кряду, не более. В телах какого пола, женского или мужского, воплощалась ныне моя душа до турка, определённо я пока не знаю. Мелькают изредка лишь какие-то трудноуловимые проблески. Стало быть, знать это мне ещё не время.
Представьте себе женщину, получившую душу, в прошлых рождениях принадлежавшую закалённым жизнью мужчинам. И теперь она вышла замуж за того, кого с первого мгновения стала опекать и им командовать. А муж оказался с душой, изнеженной пребыванием в женских телах, окружённых теплом, восхищением, любовью и заботой — готовый «подкаблучник», не правда ли? Кто из нас, европейцев, понимает хотя бы эту элементарщину? Но вернёмся к турку.
Я вижу оливково-коричневатое, с морщинами, худое, продолговатое лицо этого турка, седоватые брови, узкие, словно слегка вдавленные виски, полуприкрытые смуглыми тонкокожими веками тёмно-серые глаза с умной лукавинкой, маскирующей собой восточную вековечную печаль, выступающие скулы, тонкие губы и чуть одутловатые щёки, как если бы он постоянно, с детства слегка их надувал для игры на пронзительной азиатской дудке.