И всё же я ни от чего не отказывалась и ни от кого не отмахивалась. Искала, нашла и впустила в себя новые знания. И всё это выросло из возникших отношений с Борисом. Точнее, из моего собственного отношения к нашим с ним новым отношениям, Борис ведь ещё растёт.

Вообразила даже, было, хоть на очень короткое, но необыкновенно счастливое время, что вновь обретённые знания и способности уникальны и делают меня сверхмогущественной. Да только ведь дал мне их ошё Саи-туу, чьи действия в значительно большей мере, чем мои, привели к прогрессирующему улучшению в состоянии и Бориса Густова, и Стаха Желязовски. Такими совершенными и могущественными знаниями, если ещё не большими, на деле обладают и другие буддийские монахи, а также высокопосвящённые тибетские ламы, и теперь я это тоже хорошо понимаю. А мои западные коллеги это тоже понимают? Вряд ли им это надо, да и Джим обратился всё-таки не к ним, а ко мне. Они бы с Борисом не справились.

Так хороша была бы и я, если б удовлетворилась лишь европейской системой образования! Многие гордятся, что ею владеют. Простите, а чем ещё им гордиться, если очень хочется, да больше нечем? В части ехидства я, при даже ничтожном желании, не уступлю моей Джоди! И всё же я не стала бы превозносить любую систему человеческих знаний, в том числе религиозных, по отношению к любой другой. Несовершенно всё, созданное людьми. Мы тоже.

Мои новые познания, безусловно, интересны, и не только мне. Но в то же время слишком субъективны мои ощущения даже самой себя. Контролировать надо выучиться прежде всего свои собственные ощущения и мысли. Накрепко держать в узде собственное сознание, от иллюзий и заблуждений, увы, не гарантированное и не застрахованное. Основывающееся на моих ошибочных ощущениях, которые ретиво выдают себя за объективно воспринятую реальность. Вот, например, каковы мои наисвежайший урок и поучение самой себе.

На прошлой неделе я просматривала видеозаписи, сделанные охранной системой. И вдруг обнаружила, что система засняла мое собственное «буйство» в тот день, когда Борис и Джеймс самозабвенно «сражались» на лётных тренажерах.

Была поражена, что фактически никакого буйства на самом деле и не было. На ногах, правда, держалась я недостаточно твёрдо, когда бесцельно кружила по комнате, от навалившегося горя не владея собой. Ноги мои действительно слегка подгибались. Лицо временами искажалось гримасой страдания, я слабо шевелила руками, иногда в отчаянии их заламывала, только и всего, хотя большего я и не перенесла бы тогда. Бурлило и протестовало, вероятно, мое астральное тело, тело эмоций, и от этого мне было так плохо.

Утомили меня и обессилили, получается, мои собственные внутренние страдания, а вовсе не воображаемые мной физические действия, на самом деле довольно вялые. Вот и верь себе самой после такого разительного несовпадения видимого поведения с катастрофическим самоощущением в тот памятный печальный момент!

Отмечу ещё один момент пришедшего ко мне понимания: моя мама происходила из древнего самурайского рода, сильно обедневшего в новые времена, и вынуждена оказалась крестьянствовать. Но это её кровь всякий раз побеждает крестьянскую плоть моего отца-кузнеца и придаёт мне стойкости в трудных жизненных обстоятельствах. И добавлю.

Чтобы не испытывать ненужные эмоции, замутняющие и усложняющие разуму восприятие и понимание происходящего, мне лучше бы всего суметь отстраниться от самой себя и следить за всем, что разворачивается перед нами, как бы со стороны. Ведь именно такому спокойному, внимательному, разумному отношению ко всему вне себя и внутри себя учил Бориса ошё Саи-туу: «Господин должен постоянно учиться созерцать Будду и в себе и в мире, во всем, что есть внутри и что окружает. Надо помнить, что Будда вовсе не личность. Надо понять: Будда — это осознанно достигнутое совершенное состояние и ещё каждый, кто его достиг. Ключ к успешному развитию скрыт в самоограничении во всём. Господин должен вдуматься в эту истину и раскрыть своему пониманию её жизненно необходимый смысл».

Эмоции нужны, эмоции вредны. Но какова мера баланса для гармонии?

Ах да, мы ведь, похоже, свернули налево, к океану… Наверняка, едем уже к Саппоро.

Снова я перебираю в мыслях, что сделано, словно хочу убедиться, что использовала всё, на что только могла опереться. Для достижения внутренней уверенности в себе?

Мне обещан, пусть непрошено и неожиданно, высокий пост руководителя вновь создаваемого научно-психологического информационно-исследовательского центра. Уже само название вон какое длинное из-за множества неясностей нового направления. А вместо этого вдруг предстоит срочно уехать, даже улететь неизвестно куда и насколько. Как булгаковской Маргарите с её Мастером, поражённым социальной болезнью времени и места их бытия.

Но, вероятно, я слишком засиделась на одном месте без предписанного мне Высшими силами внутреннего развития. И получила теперь приглашение не к неожиданному, а к давно — да, да — давным-давно ожидаемому мной действию. Я ведь не одна, я теперь с Борисом, и отныне его судьба — это, смею думать, и моя судьба. Вправе ли я взять и отказаться?! Как ко мне тогда станут относиться земные высокие руководители? Мне приходится выполнять и не афишируемые государственные обязанности. И если я исполню просьбу правительства, то тем заслуженнее мной окажется новое назначение? Может быть, может быть…

Или мне надо научиться жить одновременно во всём большом земном мире, а не только в моей родной Японии? Тоже может быть… Ах, девчонка! Вот только моя личная цель такого устремления… Хорошо, о ней я ещё подумаю.

Лишь теперь, сидя в автомобиле напротив Джеймса и время от времени поглядывая на внешне безмятежно болтающего, хотя и сосредоточенного на чём-то глубоко своём Бориса, как если бы ожидала от него если не поддержки, то хотя бы подсказки в моём спешащем размышлении, я остро почувствовала и поняла, что именно будет всегда оставаться внутренним препятствием между мной и Миддлуотером, пока мы с ним такие, каковы есть.

Дело здесь не только в том, что, по словам Джима, которые, благодаря несравненной компьютерной памяти моей верной Джоди, и я накрепко запомнила: «В Японии первостепенное значение уделяется философскому и эстетическому аспектам, только потом рассматривается полезность, а мы, практичные американцы — прагматики».

Джеймс Миддлуотер, я полагаю, видит и оценивает лишь чисто внешнее, физически ощутимое, а особенно то, что идёт ему лично на пользу, достаточно, кстати, утилитарную. Для меня же тысячекрат ценнее те внутриличностные изменения, которые происходят и во мне, и в Борисе и в любом ином живом существе почти невидимо для других. Просто сейчас я оказалась, как когда-нибудь каждый, на своём переднем крае. И не вправе покинуть мой окоп, мой участок фронта, оставить выполнение моей личной задачи.

И, значит, требование внутреннего развития для меня никто не отменял.

Качественные перемены глубоко внутри нашего духа, пока не улавливаемые отстающими осмыслением и техническими средствами современной науки, эти незаметно вызревающие программные духовные ростки, о которых не научилась ещё рассказывать также отстающая от реалий жизни так называемая классическая художественная литература, и освоение, и управление именно этой — потаённой, глубинной, тончайшей жизнью человеческого духа со всеми её особенностями и закономерностями — вот важнейшая задача всех нас не на потом, не на завтра, а уже на день сегодняшний. И мои личная задача и вечная, как недостижимый горизонт, цель тоже. Значит, каждодневно и неустанно надо искать. Розыск, исследование, анализ. Интеллектуальная работа, как для детектива. В себе и вне меня. Во имя осознанного продолжения этого глубинного духовного развития, в целях истинного внутреннего совершенствования моей собственной сущности, а также души и духа моего любимого я и покидаю мой ласковый дом в обнажающемся осеннем саду. Вот для какого рода оценок нужен интеллект, предваряющий любое действие и выбирающий саму мысль.