ВЕРХОВЦЕВА. Я всегда старалась не выпрашивать.
БЕРИЯ. Меня твоя выдержка восхищает сильнее. Хоть тост за неё поднимай! Сейчас еле сидишь… И — ни слова. Состав преступления, тут дело понятное.
ВЕРХОВЦЕВА. Какого преступления? И… о чём это — «ни слова»?
БЕРИЯ. Не признаёшься… Ну, я и не требую… А мальчишка — золото, слушай! Хоть в Тбилиси его. Даже в Авлабари! Как он нырнул и на вокзале вынырнул!.. Топтуны наши едва не прохлопали. Правда, я в его годы… развивался гораздо интереснее.
ВЕРХОВЦЕВА. Если ты о…
БЕРИЯ (перебивает). Именно.
ВЕРХОВЦЕВА. Он отдал знак внимания. Цветы. И уехал к себе. Я его покормила. Не отпускать же мальчишку голодным в дорогу!
БЕРИЯ. Логичная версия!.. Но подтвердить это способны только вы двое?
ВЕРХОВЦЕВА. Людей в квартире действительно не было. (Невинным тоном.) Разве что… В моё отсутствие кто-нибудь заходил?..
БЕРИЯ. Ещё поэтому, Надя, я потороплюсь с отдельной квартирой для тебя. Там контроль вести легче… Правда, горячий поклонник, молоденький такой, может гнать тебя и по бульвару. Да?
ВЕРХОВЦЕВА. Я даже говорила с ним. Довольно долго. Твои люди не могли это не заметить. Вежливо и по-умному просила не преследовать меня.
БЕРИЯ. А он?
ВЕРХОВЦЕВА. Постарается. По-честному. Тем более между нами несколько сотен километров.
БЕРИЯ. Он не мог знать, что его ведут. Если чутьё сработало… (Пауза.) Тогда… (Пауза.) Пусть сидит. (Пауза.) В своём Ленинграде. Пусть в школе тихо учится! Письма и мелкие встречи я вам разрешаю, если хотите. Переспать если снова приспичит, возражать не буду. Но не больше и не в ущерб делу!
ВЕРХОВЦЕВА. Рано или поздно он забудет меня. И девушки появятся. Да ты сам понимаешь.
БЕРИЯ (садится на стул рядом с ВЕРХОВЦЕВОЙ). Отца его я знал немного. Как лев воевал, слушай! Такой верности от бывшего царского офицера даже (чуть понизив голос) Иосиф Виссарионович не ожидал. Конечно, это между нами… Поэтому сыну положена спокойная жизнь. Вслед заслугам отца. Я постараюсь. И Серго Гоглидзе в Ленинграде постарается. Но и ты тоже здесь старайся.
ВЕРХОВЦЕВА. Я буду.
БЕРИЯ. А вот тут, Наденька, я тебе верю. Я не Станиславский покойный. Правда, он бы тоже поверил. Но он жил на сцене. А я играю в жизни. Чувствуешь разницу?
Сцена 4 (рефрен)
Рубеж весны и лета 1990 года.
Стандартная отдельная квартира в современном ленинградском доме. Обстановка соответствует времени.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА СУРОВЦЕВА, скромно одетая женщина 67 лет, сидит и смотрит телевизор. Передают интервью с профессором ИСКЕРОВЫМ. Тот — на экране — совершенно сед, в очках.
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Не вы первый отмечаете внутреннее сходство разных исторических переломов.
АНЯ (входит. Над ухом ЕВГЕНИИ СЕРГЕЕВНЫ.). Бабушка, кто это?
ГОЛОС ИСКЕРОВА (любезно). Я всегда рад сойтись во взглядах с людьми.
АНЯ. А, Искеров… (Садится.)
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. А как вы относитесь, скажем, к рок-музыке? Это ведь тоже переломное явление.
ГОЛОС ИСКЕРОВА. Как к попытке смело выкрикнуть новое слово в искусстве. И я не одобряю её бездумную критику. Во времена моего детства осуждали танго, фокстроты… Хотя танцевали их все… Невинные романсы, и те считались знаками буржуазного разложения. А теперь всё это — признанные жанры. Зачем же вновь бессмысленные загибы? Хочет кто-то молодёжь потерять?
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Получается, и рок признают?
ГОЛОС ИСКЕРОВА. Уже признают. Вы, наверное, это знаете не хуже, чем я.
АНЯ (не без одобрения). Он в своём репертуаре. Даром что немного сухарь.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Тише, пожалуйста.
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Вернёмся к истории. Ваш отец — тот знаменитый красный командир… Он был человеком перелома? Всё-таки из бывших офицеров, из старинного дворянского рода.
ГОЛОС ИСКЕРОВА. Напомню, что он умер в 1926 году. Мне тогда было три с половиной года. Личных впечатлений об отце у меня, я вам говорил, нет. К чужим точкам зрения они примешиваться не могут. К объективной оценке — точно так же.
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. И какова оценка?
ГОЛОС ИСКЕРОВА. Мой отец делал выбор. Но свою судьбу не отделял от судьбы страны. А ведь сейчас настало также время переломное. И важно не ошибаться с выбором. Вопрос только — к чему идти.
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. Что же, Алексей Николаевич, к сожалению, наша встреча подходит к концу. Спасибо за беседу.
ГОЛОС ИСКЕРОВА. Спасибо за внимание.
ГОЛОС ЖУРНАЛИСТА. С нами был доктор исторических наук, профессор Алексей Николаевич Искеров. Удачи, дорогие телезрители!
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (поднимается с кресла и выключает телевизор). Как-то живо чувствуешь, что на дворе 90-й год. И думаешь, сколько лет нам обоим.
АНЯ. Ну да, одноклассники.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Видимся-то мы теперь редко.
АНЯ. Зато я с ним часто. Ничего, ко мне доброжелателен. Видимо, оттого, что я — внучка своей бабы Жени. Между прочим, сядь.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Ты сядь, а я, баба Женя, насиделась… Кстати, в школе Алексей Николаевич выглядел… Не очень весёлым, это правда… Но не ныл никогда! А учился великолепно. Вдобавок советы нам давал такие… Его и комсорги слушали! У нас до собраний не доходил ни один неприятный случай. Ну, если только нечто чрезвычайное…
АНЯ. Исчерпывать инциденты он умеет. Это правда. И ничего плохого людям не делает.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. А что сухарём оборачивается — это чистая самозащита. Сама подумай… Решат, что на человеке можно ездить. А шея ни у кого не железная.
АНЯ. Нахалов строить он тоже умеет. Притом качественно. Это тебе не фильм «Осенний марафон»… Но ведь ты замуж вышла всё-таки за деда?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Нас с Алексеем Николаевичем война разметала… Потом было не переиграть. И зачем? Семьи сложились хорошие у обоих…
АНЯ. Но почему моя будущая бабушка Евгения Сергеевна Ракитина, по мужу Суровцева, проехала мимо такого парня?.. Или соперниц испугалась?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (словно бы не слыша последних вопросов). Алёша, кстати, и в юных киноактёрах побывал. «Покорители глубокого моря» — знаешь, как в конце тридцатых этот фильм прогремел? Не хуже, чем «Дети капитана Гранта»! (Через паузу.) Был у Алёши очень серьёзный роман. Но я об этом никогда не сплетничала. И сейчас не буду.
Действие второе
Рубеж августа и сентября 1939 года.
Сцена 5
Очень недолго звучит танго из балета Шостаковича «Золотой век».
Комната в коммунальной квартире на Васильевском острове.
Сидят юные ЖЕНЯ РАКИТИНА и ЛЮБА МАРГУЛИС. Они хороши собой, по-спортивному подтянуты, при этом домовиты.
ЛЮБА. Я к Алёше Искерову всегда относилась строго по-товарищески. И ты, Женя, это знаешь. Тебе не в чем меня упрекнуть.
ЖЕНЯ. Он ко всем девочкам относится так же. Вежлив, но ведь ни за кем не ухаживает. Возможно, любовь у него уже была. И, наверное, с разрывом. А тогда предмет тяжело забыть. Я это понимаю.
ЛЮБА. Надо взять над товарищем доброе моральное шефство. Только ты имей в виду, что Алёша очень непрост. В кино вот снимался.
ЖЕНЯ. Правда?
ЛЮБА. Как то, что меня зовут Любовь Маргулис.
ЖЕНЯ. А где?
ЛЮБА. В «Покорителях глубокого моря». Неужели ты его не видела?
ЖЕНЯ. Да ведь там масса народа! И мелькают все так быстро…
ЛЮБА. Алёша играл заводилу. Вот той водной ребячьей ватаги. Ну, эпизод… Где Верховцева в воду уронила бинокль. Алёша бросается, ныряет и чуть не со дна достаёт. Вспомнила?
ЖЕНЯ (не сразу). Ой, да… Точно!
ЛЮБА. Хотя роль всё-таки была эпизодической.
ЖЕНЯ. Там взрослые везде на первом плане.
