— В смысле? — я оперся на стол.
— Ну, термин «борраска» — это старый, изживший себя жаргон. Слово использовалось шахтерами для обозначения истощившихся шахт.
— Шахт… — прошептал я.
Кайл замотал головой.
— Я искал в шахтах.
— Значит, все шахты в округе Батлер — борраски? — спросил я.
— Ну, в основном, только первую истощенную шахту в комплексе называли борраской.
— Вы знаете, которая из шахт иссякла первой? В нашем добывающем комплексе? — спросил Кайл от дверей, где он стоял, сжимая и разжимая кулаки.
— Ох, ну это не та вещь, которую можно вот так вспомнить, нет, — засмеялась она. — Но я могу посмотреть, я думаю, у меня где-то есть записи.
Кэтрин вернулась за стол и открыла ящик, заполненный разрозненными бумагами.
— Довольно странная вещь, чтобы вызывать интерес у ребят вашего возраста, но, наверное, я должна радоваться, что вы так стремитесь к знаниям, тем более на каникулах.
— Да, мэм, безумно стремимся, — заверил Кайл.
— А борраска, первая шахта, в которой иссякла руда, эм, это случайно не та же самая шахта, в которой пропали дети?
— Маккаски? О, нет, не думаю. Конкретно эта шахта была на самом юге, довольно близко к городу. На самом деле, я думаю, она закрылась одной из последних. О! Ну вот и оно. Информация должна быть в этой папке.
Кэтрин невыносимо долго копалась, передвигая книги на столе, чтобы освободить место для стопки листов, которые она нашла. Мы с Кайлом нервно мерили шагами комнату, стараясь выглядеть слегка заинтересованными, пока энергетики начинали действовать на наши организмы.
— Ну вот! Первой закрылась центральная северная шахта, которая была… ну да, на самом деле, одна из первых запущенных.
— Но где она? — Кайл подошел к столу и оперся на него руками. — Где эта шахта?
— Эм… — Кэтрин потянула другую стопку бумаг и начала рыться в них.
Спустя самую долгую минуту в моей жизни, она воскликнула: «А-ха!», и вытянула большой пожелтевший лист, который был сложен до стандартного размера А4. Она развернула его на столе и наклонилась, чтобы разобрать пометки. От дверей, где я стоял, мне было видно, что это карта, и я понял, что без нее мы отсюда не уйдем.
— Посмотрим. Шахта была выше по склону горы, немного сложновато добираться. Видите? — она указала на точку на карте, которая была по меньшей мере милях в четырех от мест, где мы искали.
— Можно нам взять это? — спросил Кайл. — Мы вернем.
— Конечно! Уверена, у меня есть копии. Слушайте, если вы, ребята, собрались исследовать…
— Я возьму папу, — солгал я.
— О! Тогда прекрасно, желаю хорошо развлечься! — крикнула она нам вслед, когда мы выбегали из здания.
Мы не задерживались, чтобы ответить, «развлечения» были последним, о чем мы думали.
— Это-это-это так далеко от тех мест, где мы искали, — запинаясь, говорил Кайл. — Надо идти туда прямо сейчас. И нам нужен пистолет.
— Пистолет? Где мы возьмем пистолет, Кайл?
— У твоего папы.
— Он не даст нам оружие.
— Ладно, давай тогда разведаем место, а потом вернемся с пистолетом.
Это тоже не казалось мне хорошей идеей, но какой выбор у нас был? После нескольких минут изучения карты мы поняли, что самой легкая дорога к шахте вела все через ту же Западную рудную тропу Прескотт.
Мы припарковались у начала тропы и проделали привычный путь вниз по тропе, потом вверх, по хорошо утоптанной тропинке, осознав, что нам нужно будет пройти мимо «Форта Эмберкот» по пути. И в глубине души я знал, что мы идем правильно. Мы шли по той же тропе, по которой прошло так много людей до нас на пути в Борраску. Но что они нашли там?
Мы прошли мимо дома на дереве, который выглядел безмятежно в утренней тишине. Нужно было углубиться в лес дальше на север, чем мы когда-либо ходили, и вскоре мы уже шли вслепую, шагая в направлении точки на карте и надеясь, что все еще на верном пути. Спустя час я начал сожалеть о том, что мы двинулись в путь без еды, на эмоциях и не подготовленными.
К полудню мы двигались уже часа четыре, и мне начинало казаться, что мы заблудились. Я подавлял растущую панику, думая о Кимбер и Уитни и о разгадке тайны, которая много лет довлела над моей жизнью.
Кайл, в свою очередь, шел молча, смотрел только вперед и руководствовался только своей миссией. А потом, как раз когда солнце балансировало в самой верхней точке, за деревьями показались открытое пространство и прямые линии рукотворных строений. Кайл ускорил шаги, и я поспешил за ним.
Когда мы, наконец, выбрались из леса на вырубку, я перевел дыхание и отступил к дереву, глядя на безмолвные строения. Большой деревянный указатель, почти такой же широкий, как сама вырубка, все еще стоял возле входа в шахту. Ему, наверное, было лет сто, и, хоть большинство букв давно сгнили и выцвели, все еще можно было разобрать, что когда-то он гласил:
Собственность города Дрискинг. Железный рудник.
Сейчас четко видны были лишь отдельные буквы: …б…е…ск…Ж…и.
«Бескожие».
— Туда, — Кайл указал на северный конец лагеря.
Мы вышли из лесной тени на открытое расчищенное пространство. На нем стояли несколько зданий, а в склоне горы был виден заблокированный вход в шахту.
— Мы туда не пойдем, — прошептал я.
— Давай проверим то здание, — сказал он и указал на одно из ближайших, самое большое и, как минимум, двухэтажное.
Мы досчитали до трех и бегом кинулись через лагерь к широким деревянным воротам старого здания. Они были приоткрыты, и когда мы протиснулись внутрь, у меня не осталось сомнений в том, что в Борраске действительно обитала смерть.
Мы стояли, как я понял, в очистительном цеху, и в самой середине был большой серебристый механизм конической формы. В него вела конвейерная лента, в зале витал терпкий запах. Даже грязь у нас под ногами, казалось, имела красноватый оттенок.
— Это та машина. Вот куда их забирали, — сказал я. — Это место, где люди умирают.
— Кимбер тут нет. Идем.
Я был только рад протиснуться наружу из этого здания и на цыпочках двинуться вдоль стены. Мы зашли за угол и едва не врезались в недавно отполированный, сверкающий зеленый пикап, стоящий там.
— Это пикап Джимми Прескотта, — выдохнул я.
— Я знаю, чей это пикап, — прорычал Кайл.
Мы оба теперь были как никогда начеку. Кайл лег на землю и по-пластунски пополз вокруг здания. Я следовал за ним, ожидая окрика или выстрела, но было тихо.
Когда мы добрались до задней части здания, Кайл повернулся ко мне и прижал палец к губам, потом указал на одноэтажное коричневое здание всего в дюжине футов от нас. Он поднялся на корточки и со всей возможной скоростью метнулся сквозь разделяющее дома расстояние. Я последовал его примеру.
Как только я оказался у стены рядом с ним, Кайл повернулся ко мне и опять прижал палец к губам, а потом указал на окно прямо над нами.
Из него был слышен шум, и даже я, шестнадцатилетний девственник, не мог не узнать звуки секса. Мы могли расслышать животное хрюканье и усталые, протестующие поскрипывания старого матраца. Не в силах сдержаться, я прошептал Кайлу:
— Что за хуйня? — но он, позабыв всю осторожность, уже бежал вдоль стены строения.
Я бросился за ним внутрь через первую же дверь, и словно влетел лицом в невидимую стену: помещение смердело нечистотами и страданием. Запах заставил меня отшатнуться, но Кайл продолжал бежать. Я последовал за ним мимо ящиков яичной лапши, еды быстрого приготовления, бутилированной воды и коробок, читать надписи на которых у меня не было времени. Я пробежал сквозь еще одну дверь и вдруг оказался окружен людьми. Там было так много людей. Я встал как вкопанный и вдруг осознал, что нахожусь в чем-то вроде общей спальни. Ряд за рядом с каждой стороны от меня стояли кровати с привязанными к ним людьми, кто-то из них был одет в грязные лохмотья, кто-то совсем обнажен.
Многие выглядели раздутыми, я ждал, что кто-то позовет меня, но они молчали. Одни смотрели на меня усталыми, мертвыми глазами, другие отворачивались. Присмотревшись, я осознал, что все люди вокруг были женщинами, а те, которые показались мне раздутыми были… беременны. Некоторые были прикованы к постелям, другие нет.