Гость проспал до позднего вечера, а едва проснувшись первым делом побежал в туалет, после чего весь помятый и жалкий появился на кухне, где ритуал одиночного чаепития завершал еще один прожитый мной день. От полученных ударов под одним его глазом проявился внушительный синяк, но спрашивать о головокружении, тошноте, шуме в ушах было бессмысленно, так как симптомы сотрясения мозга во многом совпадают с последствиями неумеренного возлияния.

— Чего стоишь? Присаживайся и расскажи еще раз о том, как катался в лифте с коллектором, — спокойно произнес я, указав кивком головы на свободную табуретку.

Последовав моему совету, Костик расположился за столом, подрагивающей рукой плеснул в пустую чашку воды из кувшина, которую торопливо выпил жадными судорожными глотками.

— Дай поправиться, иначе сдохну, — сказал он, отдышавшись.

— Сначала рассказывай, а потом поищем. Может, что и осталось, — заявил я в ответ, прибегнув к банальному шантажу.

Во мне теплилась призрачная надежда на то, что Костыль в пьяном бреду сморозил чушь или по крайней мере сильно приукрасил свой рассказ об экзекуции над попавшим под горячую руку коллектором. Как известно, развязанный алкоголем язык часто склонен к гиперболизации и легко превращает муху в слона. К тому же в кругах, где мы с ним когда-то вращались, жестокие розыгрыши с разнообразными надувательствами являлись нормой. Однако по вмиг потемневшему лицу моего приятеля стало понятно, насколько ему трудно говорить на предложенную тему. Около минуты он сидел в угрюмом молчании, виновато потупив взгляд и протяжно вздыхая, затем хрипло прокашлялся и практически в точности повторил сказанное мне ранее с добавлением некоторых незначительных подробностей.

— Перед тем, как сдаться, хочу мать повидать, правда, боюсь, меня там уже ждут. Но все равно поеду прямо сейчас, — заявил он, подытоживая сказанное, после чего робко спросил: — Одолжишь на такси?

— Конечно, о чем речь? — ответил я, проникаясь жалостью к неплохому в целом человеку и доставая из-под стола бутылку. — Поправляйся, только аккуратнее, чтоб не пришлось снова на полу отдыхать.

Костик, давясь, выпил рюмку, после чего сразу направился в прихожую. Пока он обувался у меня было время сходить в комнату за наличкой и представить, каково сейчас моему приятелю ощущать себя загнанным зверем без всякой надежды на благоволящую нам в прошлом удачу. Я собирался напомнить Костику про необходимость как можно скорее найти адвоката, но отдавая деньги совершенно неожиданно для самого себя несколько раз громко произнес чудодейственную фразу и попросил приятеля зазубрить это странное сочетание трех слов.

— Слушай, бро, сейчас не до твоих загадок. Даст Бог, еще свидимся! — заявил он, крепко пожимая мне руку.

— Ты все же ее запомни, обязательно запомни, она тебе пригодится, — без всяких пояснений повторял я свой совет с редким для себя упорством, пока Костик ждал вызванную кабину лифта.

Когда его украшенная фингалом физиономия скрылась за шумно закрывшимися автоматическими дверьми, мной овладело сходное с чувством выполненного долга переживание, только намного более глубокое, словно я сумел указать своему приятелю выход из отчаянного положения.

Следующим утром мне пришлось позвонить Инге, чтобы извиниться за вчерашний эпизод с захлопнутой перед ее носом дверью. Как ни странно, она совсем не обиделась, поэтому мы четверть часа мило болтали, а под занавес разговора договорились совершить совместный воскресный променад по расположенной вблизи нашего дома парковой зоне. Успев за субботу устать от нескончаемых домашних хлопот, я внутренне обрадовался появившемуся поводу вернуться к естественному для себя состоянию праздности, и спустя пару часов уже степенно ступал в прекрасном расположении духа под ручку с соседкой по мощеной дорожке средь аккуратно подстриженных газонов. Поскольку говорить нам в общем было не о чем, мы наслаждались обоюдным молчанием, хотя более интимное бессловесное общение при помощи мимики и жестов не прекращалось ни на миг. Проходя мимо возвышающейся в самом центре парка златоглавой церкви, я обратил внимание на редких прихожан, продолжающих уже после завершения воскресной службы входить в ее резные двери. «Продолжили бы все эти люди посещать храм, если бы вдруг перестали слепо доверять собственным мыслям, рассказывающим им о засилье зла с несправедливостью в их жизнях? — мысленно спросил я сам себя и тут же ответил: — Продолжили бы только истинные верующие, которые не столько просят Бога изменить свое настоящее положение, сколько благодарят Его за возможность разглядеть в кажущихся трудностях и бедах благословение свыше».

Мы гуляли по лабиринту парковых дорожек битый час, а когда решили передохнуть на приглянувшейся нам лавочке возле облюбованного раздобревшими утками пруда, мой взгляд случайно упал на проходящего мимо парня, в котором по худосочной фигуре и спадающим на бледное лицо черным вьющимся волосам я сразу узнал своего загадочного попутчика Семена.

— Здравствуй! Каким ветром тебя сюда занесло? — машинально вырвалось у меня, когда мы поравнялись на узкой дорожке.

— Здравствуйте, — приветливо улыбнулся он, явно тоже узнав меня. — В выходные сидеть в общаге скучно, вот и брожу по городу, когда в компании, а когда один.

Я попросил Ингу подождать меня на лавочке, а сам, отойдя с парнем в сторонку, сказал ему:

— Слушай, твоя фраза и вправду творит чудеса! Моя жизнь теперь обрела совсем иное качество! Извини, что оказался маловером. Сам понимаешь, на моем месте любой принял бы сказанное тобой за бред сивой кобылы или разводку какую-нибудь.

— Какая фраза? Вы о чем? — сделал удивленное лицо парень.

— Ну как, ты же Семен, студент, сообщивший мне три магических слова по дороге к городу. Неужели забыл, как подсел ко мне в машину? — растерялся я.

— Да, я Семен, студент, прекрасно помню, что вы подбрасывали меня до города. Только мы в пути почти не общались. Вы лишь поинтересовались моим именем, родом занятий, а потом все остальное время до самого города слушали музыку, — ответил Семен.

— Стой, давай разберемся, — обратился я к парню, опуская руку ему на плечо.

— Извините, мне надо идти, — холодно бросил он и быстро зашагал по дорожке.

Я некоторое время смотрел ему вслед, застыв на месте каменным столбом, после чего в крайнем замешательстве вернулся к сидевшей на лавочке Инге.

— Что за малолетка? — поинтересовалась она, едва заметно улыбнувшись.

«Почему она лыбиться? — мелькнула в голове тревожная мысль, стоило за которую на мгновение уцепиться, как на меня обрушилась настоящая лавина: — Явно не спроста. Вся эта история с забывчивым Семеном очень подозрительна, а моя соседка наверняка о чем-то догадывается, может даже что-то знает и помалкивает… А вдруг я просто схожу с ума и на самом деле Семен лишь галлюцинация больного рассудка! — ужалила меня неожиданная догадка. — Наверное, Инга в курсе моей страшной болезни, поэтому и опекает, как малого ребенка, приходит постоянно, выводит на прогулки… Точно! Как раньше можно было не понять столь очевидного факта! Не иначе, родственнички подсуетились и наняли ее присматривать за мной, прознав, что я веду себя неадекватно!».

Вследствие пришедшего на ум жуткого вывода, мне тут же расхотелось гулять, поэтому я, ничего не поясняя Инге по поводу встреченного парня, бессовестно соврал ей про разболевшуюся голову, чтобы поскорее вернуться домой.

После той случайной встречи в парке от моего спокойствия не осталось и следа. Я вновь перестал отделять себя от необузданного мышления, полностью подчинившись его диктату. В голове ни на минуту не стихал внутренний монолог, раз за разом возникали все новые догадки, предположения и версии одна ужаснее другой. Даже отпущенное для ночного отдыха время наполнялось тревожными сновидениями о произошедших со мной загадочных событиях, если вообще удавалось уснуть. Я выучил наизусть симптомы шизофрении, паранойи, биполярного расстройства и прочих психических заболеваний из-за постоянного впитывания информации со специализированных сайтов, частое посещение которых вгоняло меня в глубочайшую подавленность после поставленных самому себе диагнозов. Иногда я ненадолго успокаивался с помощью все тех же мыслей, неожиданно приобретавших утешительный характер, однако вскоре приходилось с горечью признавать зыбкость основанного на размышлении умиротворения.