На совещании ажиотажа, который я ожидал где-то той же частью разума, где зиждился религиозный генетический страх, не было. Все выслушали запрос – «Наладить коммуникационную линию со Вселенной, с целью выяснения разумного начала в космосе. Сформулировать алгоритм универсальных запросов для получения отклика Вселенной. Провести необходимые эксперименты до ответа. Результаты оформить однозначно. Предоставить отчет о ходе работы.»

Вот такие задачи ставил Фироками.

Конечно, можно было бы отделаться стандартным – если устроить взрыв в космосе, Вселенная ответит радиационными поясами. Или любую подобную же бессмысленную ерунду. Там мы и не нужны, психологи. Таких экспериментов у физиков вагон. Притянуть это за уши к разумному отклику смогут космологи-теоретики. Но мы все знали, что нужно Фироками. И, по решимости коллег, я видел, что мы собираемся это сделать. Связаться с Богом.

Я вернулся домой, завершив или заморозив текущие дела. Мы принадлежали Фироками, его заказы были приоритетными. С недовольными богатыми и могущественными заказчиками, с отложенными сроками, столица разбиралась сама.

Я решил почитать эту самую последнюю работу Громулина. «Живая вселенная» – послушно отобразил экран. Конечно, я ее читал, даже изучал. Но, как я говорил, ее изучали неподробно, а сам я ее не перечитывал со времен Университета. Незачем было. Меня вопросы Бога не интересовали. Меня интересовал человек, а не его гипотетический создатель.

«Казалось ли вам когда-то, что за вами кто-то незримо наблюдает? Что вы стараетесь показаться лучше, даже наедине с собой? Кому вы хотите понравиться, когда одни? С кем вы разговариваете вслух и про себя, когда одни, оправдывая свои не очень красивые мысли?»  – так начиналась книга. Да уж, начало научной книги. Но Громулин, вообще, был славен тем, что самые сложные теории мог описать просто и понятно. Даже там, где требовались многоэтажные формулы, Громулин приводил художественные образы, и мне, чистому гуманитарию, удавалось понять параллаксы, браны, изотропность и прочие понятия, одни названия которых меня пугали. Громулин был психологом. Он настаивал, что понимание терминологии облегчает понимание предмета в целом. Но я считаю, что как хороша бы ни была эта идея, все еще зависит, от того, кто объясняет эту самую терминологию. Объяснить же можно так, что и само объяснение не поймешь.

Да, вы, наверняка заметили, я очень восхищен Громулиным. Но, разве не полагается быть восхищенным человеком, показавшим тебе путь, давшим тебе простые ответы, на казавшиеся сложными тебе, вопросы?

Я читал до поздней ночи, я вел диалог с Громулиным, как будто он мне отвечал в своей книге. Не знаю, как так получалось. Но стоило мне не согласиться с каким-то его положением, стоило мне только подумать о сомнениях, как он развеивал их в следующем абзаце. Стоило мне согласиться, он словно хитро улыбался и показывал – а это противоречие не заметил? Если я задавал вопрос, он отвечал. Если он задавал вопрос, я отвечал, и он продолжал рассуждать, словно услышал этот ответ. Я заметил, что веду диалог, только перед самым утром. И решил не ложиться спать.

Да, для вас это странно. Но я сплю не каждый день. Только когда настроение угнетенное, когда нужно найти какое-то решение, какой-то ответ, когда нужно много времени, тогда мы, сотрудники нашего НИИ (мы же договорились, я буду называть его просто НИИ? В Фироками, вы знаете, часто все так зовется, Университет, НИИ, Клиника…), уходим в безвременное пространство. Чтобы иметь сколько угодно времени на размышления. Каламбур, конечно, но по сути точный. Да, наши ученые определили, что такое сознательный сон, бессознательный сон, что происходит во время сна. И почему. Да, вы, наверное, помните, я рассказывал про сны в своем прошлом рассказе «Сон в весеннюю ночь». Кто не читал, пусть почитает, я не буду сейчас отвлекаться на теорию снов. Да, это было большое открытие, которое даже не предали широкой огласке. Так, опубликовали в журнале «Аве, наука!», не для всех. Некоторые даже поговаривали, что люди пострадали, пытаясь применить положение о сне на практике. Ну, да ладно, во Вселенной нет ни одного предмета, который не принес бы вреда когда-нибудь и кому-нибудь. Абсолютно все когда-либо выступало в роли убийцы и абсолютно все выступало в роли жертвы.

Я сварил кофе, вкусный. Почти, как у Софии. Чтение я прекратил, мы о многом поговорили ночью, теперь нужно все переварить.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.