Когда я подъехал к месту работы, картинка над головой опять сменилась. Тот, кто все решает и смотрит на нас сверху, задернул шторы и начал усиленно крошить пенопласт. Пока я шел от машины к офису, белые круглые холодные шарики набились в карманы и за шиворот. Стало липко и неуютно.

Первым делом я пригласил в кабинет Ларису, она поведала мне обо всех сплетнях, а я покурил с ее помощью.

Под конец процедуры в кабинет вошла Петровна, терпеливо дождалась, пока я открою глаза и с недоумением протянула на подпись отчеты. Конечно, ей было невдомек, какова цель проделываемых нами манипуляций, а я не стал объяснять.

Петровна сказала, что люди из страховой компании уже почти все проверили, им осталось просмотреть еще несколько бумаг и дождаться экспертного заключения. Кто должен выдать это заключение, она не знала, вроде бы какой-то «пожарник». Еще она предложила всем работникам конторы со стажем, выдать за счет фирмы по баночке черной икры на Новый Год. У икры скоро заканчивается срок хранения – и фирме хорошо и трудовому коллективу.

– У нас что, ее залежи?

– Ну, нет.

– Тогда перебьетесь. До тридцать первого вся улетит.

Петровна обиженно поджала губы.

– На Новый год всем своим сделаем скидку на продукты, – я попытался ее успокоить. – Только ограничим по сумме.

– Давайте, тысяч на пять!

– Посмотрим.

До нас Петровна всю жизнь работала в комитете по легкой промышленности, получала госпайки и поэтому советская халява глубоко запала ей в душу, свербела изнутри и подталкивала к попрошайничеству.

Темы для разговоров с обеими дамами были исчерпаны. Обе выдержали паузу, а потом разом решили уйти и одновременно двинулись к двери.

На моем столе лежали рисунки Лены. Я еще раз пересмотрел картинки, затем попытался вникнуть в смысл слов, которые Виталик написал на оборотах. «Пеньки», «дрова» и «асусы» никак не расшифровывались. Как, например, понять фразу: «Винт Евдокимова на четвертый пень. Посмотреть видюху.»? Может быть, Витюху? В смысле Виктора? Или, может, он смотрел видик на своих компьютерах? Не знаю.

Рисунки, конечно, были шикарные. Минуты три я размышлял над тем, что мне с ними делать. Потом выбросил в корзину для мусора. Все-таки вещи покойницы. Они казались мне тревожными.

Позвонила жена.

– Не знаю, где, с кем и когда ты питаешься, но нам с твоей дочерью хочется кушать. А для этого нам нужны деньги.

– Ты ведь знаешь, где они лежат.

– Те деньги, которые я знала, где лежат, уже кончились. У твоей дочери, между прочим, не было зимних сапог.

– Теперь есть?

– Теперь есть.

– Хорошо, заедь ко мне на работу. Ты ведь за рулем.

– Я, если ты не в курсе, работаю.

– В обеденный перерыв.

– В обед я обещала Чебоксарову свозить его в пульмонологическое отделение центральной больницы.

– Я передам через него. А если до тебя мы с ним не увидимся, пусть он тебе даст, сколько надо, я рассчитаюсь.

– Ладно.

– Оль, зачем ты мне грубишь?

– Я не грублю.

– Грубишь.

– Не грублю.

– Грубишь.

– Как хочешь.

– Я не хочу.

– Все. Пока. Мне некогда.

– Между прочим, твой Чебоксаров абсолютно здоров. И ты это прекрасно знаешь.

– Мне некогда.

Она положила трубку.

Без стука ворвался Аркашка.

– Шеф, тебе елку или пихту?

– Пихту.

– Какой высоты?

– Под потолок.

Аркашка выскочил, шурша списками, но через секунду вернулся.

– Совсем забыл. Вот координаты главного вьетнамца, который хочет отобрать у нас помещение на заводе.

Он протянул мне белую с золотым теснением визитную карточку, на которой было написано: «Торговое предприятие «Ханой». Нгуен Зуй. Директор». Чуть ниже адрес и телефоны.

– Откуда это у тебя?

– Я же говорил. Секретарша Урожаева – моя подружка. Он там сорил визитками.

– А чего же она раньше молчала?

– Баба-с.

– Помнишь, Спицын, ты мне рассказывал про двух проституток?

– Было дело.

– А где ты их покупал?

– Ты что, шеф? Какие проблемы? В наше время проституток больше, чем порядочных. Открой любую бесплатную газету: досуг, отдых, приятное знакомство. Да, на крайняк, весь проспект ими забит.

– Что-то не замечал.

– По обочинам, шеф, по обочинам.

Аркашка убежал, а я минут пять вертел в руках вьетнамскую визитку. Никакой новой информации мне из нее почерпнуть не удалось. Я хотел позвонить Спарыкину и сообщить о том, что враг идентифицирован, но в это время ко мне в кабинет вошел азербайджанец по имени Саша и полез обниматься. Вообще-то он был не Саша, а Сардар Мамедович, но из дружелюбия просил, чтобы его называли по-русски. Саша был огромного роста и обнимался по-настоящему. Его большой ноздрястый нос уперся мне в щеку и шмыгнул. Он всегда шмыгал. В России Сашу преследовал хронический насморк.

Саша поставлял нам контрабандные детские наклейки и тусклые, но дешевые турецкие открытки с Бритни Cпирс и Натальей Орейро. В свои неполные сорок восемь Саша имел жену в Баку и двух девочек подростков, которые учились в платном турецком лицее. Желание дать детям приличное образование заставляло Сашу колесить по заснеженным дорогам России.

После всяких там «как дила дарагой? как жина, как дэти?», Саша предложил мне на этот раз купить у него печатной продукции на две штуки баксов вместо одной, как обычно.

– Пятдэсят працентов сразу, асталное черэз мэсяц.

Я сказал, что этот вопрос нужно решать с Вероникой.

– Вэроника сагласна, я у нее уже был. Слышал, вас вьетнамцы выгоняют.

– Да не вьетнамцы, а наши козлы в лице внешнего управляющего.

– Падонок. Слюшай, а у него дача есть?

– Не знаю.

– Узнай. Я ее сажгу.

– Не надо.

– Всэго за пятсот долларов. На мэня никто нэ падумает. Я нэ мэстный. Вы толко скажите, гдэ она. Я умэю дэлать напалм. В Карабахе научился. Все згарает да тла.

– Спасибо, мы как-нибудь сами.

Он ушел, но после его шмыганья в кабинете еще долго стояло эхо. Именно так шумит Каспийское море.

Какое-то время я занимался текучкой, звонил в Москву, орал на менеджеров. В коридоре встретил Дальтоника, завел его к себе в кабинет и сообщил про азербайджанца. Еще я рассказал ему, как на собрании возник вопрос о том, что Урожаева экономически выгоднее заказать. Я высказался нейтрально, не раскрывая своего отношения к этому предложению. Мне было интересно мнение компаньона.

Чебоксаров обратил все в шутку. Мне это не понравилось. В последнее время Колька все больше и больше отдалялся от меня. Никаких разговоров по душам.

Дальтоник собрался уйти, но я его не пустил, сбегал в бухгалтерию, взял денег и передал ему пять тысяч, для жены на закуп продовольствия.

– Ты, надеюсь, не против, что я эксплуатирую Ольгу?

Он спросил это как-то вскользь и отвел глаза. А может, это мне только показалось.

– Да что ты, дружище.

Когда Колька упомянул имя жены, передо мной опять всплыла моя щекотливая проблема. Я вспомнил, что уролог посоветовал мне лечить голову вместо простаты.

– Слушай, у тебя есть классный психиатр?

– Даже два. Один – психоневролог, второй – психотерапевт.

– А в чем разница?

– Знал, но забыл. Да я толком с ними и не общался. Тот, который психоневролог, на мой взгляд – слишком молод. А второй – вообще жлоб какой-то. Понимаешь, у меня в последнее время с нервами все в порядке. Я ведь делаю дыхательные упражнения.

– А почему этот второй – жлоб?

– Ну, я был у него на приеме, отвечал на всякие придурковатые вопросы. Это называется тестированием. Потом начал рассказывать ему про свое здоровье. Ты ведь в курсе, у меня постоянные проблемы. И знаешь, что заявил мне этот псих?

– Что?

– Он прочитал мои ответы и сказал, что я совершенно здоров, а болезни сам себе придумываю. Якобы это какая-то разновидность невроза. Я, в то время как раз лечил астму, так он мне предложил вместо уколов скорректировать психику. Ну не жлоб ли?

Я чуть не подпрыгнул.