А прабабушка… Прабабушка бы смогла?!

Лешке дико захотелось сбежать из больницы и добраться до прабабушки Веры. Пусть ей уже сто первый год пошел, она едва может двигаться, почти ничего не видит и не слышит. Но ум у нее остался ясным и память замечательная – каждую ракушечку в своем доме помнит, про каждую так расскажет, что заслушаешься! Вдруг, если она соберется и, надев очки, начнет читать, тоже зная книгу почти наизусть, вдруг раз! – и все вернется, как было. Буквы угомонятся и придут в себя, перестанут бесноваться и выпендриваться. А вдруг?

– А давай я тебе почитаю!

Лешка вздрогнул от чужого голоса.

– Что?

Поднял голову и не поверил своим глазам.

– Давай я тебе почитаю. Ты же не можешь, да?

Эти слова сказала девчонка, стоявшая у изножья кровати. Она казалась ровесницей почти тринадцатилетнего Лешки. Худенькая такая, светленькая, русая, серо-зеленоватые глаза… Чем-то похожая на Снегурочку, как ее мог представлять Лешка. Только лицо не кругловатое, как у всех малолетних снегурочек, а немного вытянутое, сужающееся к подбородку. И без косы, а с хвостиком. Снегурочка такая в белой, просторной и плотной футболке без всяких принтов, в светло-голубых джинсах и красных кедах.

В ушах у Лешки зашумело.

– Ты кто? – буркнул он, себя не слыша.

– Ася, – донеслось до него, будто порыв ветерка и не с близи, а из-за невидимого горизонта.

– Я тебя не знаю, – совсем не по-джентльменски пробормотал Лешка вместо того, чтобы представиться самому или хотя бы сказать «Спасибо!», или уж в крайнем случае «Спасибо, не нужно».

– Я в этом не сомневалась, – понимающе грустно улыбнулась девчонка.

Тут Лешка – от этой милой ее улыбки – вроде бы стал приходить в себя. Он огляделся. Двое пацанов, соседей по палате, еще спали, а одна койка пустовала. Он посмотрел на механический будильник со стрелками, стоявший на тумбочке. Цифр он тоже теперь не различал, но по положению стрелок угадывал время: без пяти шесть утра… Ночью он не спал почти, не мог.

– Ты откуда взялась? – продолжал вести себя неприлично Лешка… но, наверно, это было в тот момент тоже простительно.

– Вот взялась – и все, – не обиделась девчонка по имени Ася. – Стою тут сама. Хочу почитать тебе. Ведь ты сам не можешь… и плачешь от этого.

Она, конечно, тоже странно себя вела. И вправду взялась невесть откуда ни свет ни заря в мальчишечьей палате, в неврологическом отделении больницы, а держится, как будто тут нянечкой давно работает или медсестрой… и улыбается еще как-то не от мира сего.

У Лешки даже такая дурацкая мысль мелькнула: а не сбежала ли она вообще из какого-нибудь не просто неврологического, а даже психоневрологического отделения?.. Да только вот одета уж больно по-уличному.

Мысль эта мелькнула до того, как девчонка заметила вслух, что он плачет. Очень опрометчиво заметила, потому что после этих слов Лешка за себя уже не отвечал и ударился в защитную грубость:

– А тебе какое дело?! И вообще, мне в глаза накапали. От этого!

Одного было не отнять у Лешки – осторожности. Он наехал на девчонку шепотом, чтобы не разбудить соседей, и то и дело зыркал на них, не проснулись ли.

– И вообще, давай потише – чуваки проснутся, не знаю, что будет, – добавил он.

– Ничего не будет, – так же мило и беззаботно улыбнулась девчонка и проявила настойчивость уже, а не просто помощь предложила: – Я хочу почитать тебе.

– Не надо, я спать хочу, – беспомощно соврал Лешка.

– Нет, не хочешь, – уличила парня Ася.

– Слушай, что ты ко мне пристала?! – продолжал тупить пацан. – Я сам читать умею.

– Умеешь, но не можешь, – не бровь, а в глаз заметила Ася. – А я помогу.

– А я не хочу, – не знал уже куда самому деваться Леша.

– А я хочу, – настаивала Ася и даже сделала шаг между кроватей к Лешке.

Заметим, что как раз соседняя с этой стороны кровать и пустовала.

И Ася, как этот шаг сделала, так сразу и нависла над Лешкой с неотвратимостью ужасной судьбы.

И тут Лешка сорвался.

– Да отвяжись ты от меня, дура! – заорал он и вжался спиной в подушку.

– Сам дурак! – резонно заметила Ася, однако опять ничуть не обижаясь, очень даже подозрительно не обижаясь, и добавила, как печать поставила: – Еще какой дурак, ой-ей-ей!

Тем временем пацаны-соседи разом вздрогнули, проснулись и вытаращились на Лешку.

– Ты че орешь? – гневно вопросил сосед Колька, ворочая тяжелым веком, а второе даже поднять не в силах.

– Да вот же пристала! – кивнул Леха в сторону Аси.

– Кто пристал? – изумился сосед Колька.

– Да вот же… – И Лешка осекся.

Не было рядом Аси – настырного волонтера чтения! Пропала!

Лешка похлопал глазами.

И заметил, что дверь палаты совсем чуть-чуть приоткрыта… Выскользнула, значит, да? Слиняла по-тихому?! Вот же лиса вредная!

Пришлось срочно собраться с мыслями.

– В общем, это… извиняюсь, – пробурчал Лешка и пошмыгал носом. – Сон был. Кошмар приснился. Простите.

– Ну, ты попроси таблетку, что ли, – сказал Колька. – А то так заикой из-за тебя проснешься.

Он обиженно отвернулся на другой бок и выразительно запахнулся одеялом.

Лешка еще посидел так, посидел. Потом сполз на постели в горизонтальное положение. Похлопал глазами. Потом аккуратно положил книгу на тумбочку. Потом глаза прикрыл волевым усилием… Сон, конечно, не приходил. Теперь где-то совсем далеко сон толкался, как за окном ночная бабочка, прилетевшая на свет. Лешка обдумал по кругу и с разных сторон случившееся странное явление и… и резко открыл глаза.

Нет! Не было ее. Она не подкралась!.. Значит, хоть чего-то боится в жизни, и, наверно, можно выдохнуть: вряд ли до подъема и завтрака снова проберется сюда. Да и как она вообще будет потом пробираться, если народу уже будет полно на ногах?

Но все-таки откуда она знает, что он читать не может?! Врач не мог разболтать. А кто тогда? Медсестры?.. Одна есть с хитрыми такими глазами… Нянечки? Нет, ну, сменные нянечки были такими добрыми, что от них такой подлости ожидать никак нельзя.

Ерзал-ерзал Лешка лопатками и все же провалился ненадолго в мутное забытье… И увидел в гудящем сне, похожем, по ощущениям, на приближающийся из тоннеля поезд метро или же лифт, увидел Лешка перед собой сумрачную лестницу. Это был пролет между площадками. На нижней стоял он. Выше маршем был следующий этаж жилого дома. И это был явно его собственный дом… И какая-то неясная, но очень опасная угроза неторопливо поднималась снизу то ли по лестнице, то ли в медлительном лифте. И Лешка пошел вверх, вверх, и чем выше он поднимался, тем становилось все страшнее и безысходнее… Он понимал, что уже совсем скоро достигнет верхнего этажа и упрется в запертую решетчатую дверь на чердак. И тогда деваться будет некуда… А оно, то особенно страшное своей неизвестностью, неотвратимо поднимается следом за ним.

И вот уже – последний этаж. Почему тут такой сумрак, несмотря на светящийся на потолке плафон?

Леша заворачивает за шахту лифта… И прямо перед запертой железной дверью последнего марша на чердак видит эту девчонку! Все! Попались оба!

– Ты зачем здесь? – вопрошает во сне Лешка.

А она не отвечает – и только смотрит на Лешку испуганными глазами, вжимаясь спиной в неодолимое препятствие – в решетку двери.

И эта девчонка своими глазами словно высасывает весь страх из Лешки в себя, и от этого она начинает бояться еще сильнее. И он весь переключается на то, чтобы не самому спастись – странным образом он уже сам не чувствует никакой опасности, грозящей именно ему, – а чтобы куда-то живо увести и спасти ее, эту Асю.

– Отойди от двери. Я открою ее, – говорит он во сне.

В те нереальные мгновения в нем совместилось несовместимое: полная уверенность в том, что он сейчас как-то откроет дверь, и полная уверенность в том, что эту дверь совершенно невозможно никак открыть.