– У нас?

– А где же еще? В избушке на курьих ножках?

Про избушку было сказано не для красного словца. Баба Яга частенько переходила границу для обмена лекарским опытом. Иногда, в легких случаях, Яна Семеновна делилась со знахаркой пациентами. Но зубным протезированием старуха, конечно, не владела..

– Мам, а где он жить будет? Такой огромный… И это… чем его кормить? Он же, наверное, принцессами питается…

– Издеваетесь, сударыня? – прошамкала разинутая пасть.

– Ну что вы! Простое предположение, не более, – скромно ответила Катя.

– Я, доченька, не знаю, чем или кем он питается там у себя, но у нас ему пока придется поголодать. Посидеть на молочке, творожке. А жить…

Да хотя бы и в Зорькином хлеву. Ее сейчас все равно в стойло не загонишь.

– Ага! Творческий подъем в лунные ночи! – хохотнула Катя.

– Вот-вот. А дракону там места хватит. Если хвост и лапы подогнет. – Яна Семеновна снова заглянула в раскрытый рот, удовлетворенно кивнула. – Ну вот и ладненько. Теперь пойдет на поправку. – Обратилась к дочери: – Катюша, отведи господина дракона в хлев. И дай литров десять молока. Если нашего не хватит, попроси у бабы Марфы.

– А что ей сказать, если спросит? Для чего столько?

Яна Семеновна усмехнулась.

– Баба Марфа не спросит. Можешь по этому поводу не волноваться. Иди. И, кстати, на огороде морковка сорняками заросла. Прополи, пожалуйста. Желательно сегодня. Сделаешь?

Катя обреченно вздохнула – вполне красноречивый ответ.

За окном, соседним с тем, в котором торчал дракон, что-то хрустнуло, раздался нечленораздельный звук. Катя подскочила, выглянула, но, не заметив следов чьего-либо присутствия, снова подошла к маме.

– Подожди… Я еще одного привела… За дверью сидит.

– Еще одного дракона? – Брови Яны Семеновны подскочили и выгнулись коромыслом. – Они что, теперь стаями ходят?

– Нет. Соловья. Разбойник который.

– Этого еще нам не хватало.

– Ой, мам, он ничего себе дядечка. С документом. У него резонанс пропал.

– Так, ясно. Разберемся. – Яна Семеновна открыла дверь. – Заходите, уважаемый. А ты, Катя, иди, иди…

Дракон ждал ее под окном.

Конечно, не будь Катя дочерью своих родителей и не имей того опыта, который приобрела, опять же, как дочь пограничника, обморок был бы ей обеспечен. Почему? Ну, тут, кажется, пояснений не требуется. Однако перед Катей был пациент. Существо болеющее, а значит, несчастное.

– Как зубы? – спросила Катя. Вопрос был лишним – и так ясно. Но нужно же с чего-то начинать разговор!

– Уже лучше. Мать твоя обезболила. А до того думал, помру. Чтоб этому царевичу…

– Кстати, о царевиче. Он красивый? Или так себе?

Может нормальная девчонка, выросшая на сказках, не поинтересоваться на данную тему? Не может. Вот Катя и поинтересовалась.

– Как и положено – красавец. Чтоб ему, заразе, кикиморы по ночам снились!

– Ой, так нельзя ругаться! Вы разве не в курсе, что мысли материальны?

– Потому и говорю, чтобы они материализовались, – огрызнулся дракон. – Я бы ему и не такого пожелал!

– Что же мешает? – хитро сощурилась Катя.

– Так эта самая материализация, будь она неладна. Где гарантии, что царевич не пожелает мне того же или еще похуже? Нет уж, спасибочки! С меня хватит!

– Может, познакомимся? Мне теперь для вас молоко десятками литров несколько дней таскать. Поговорить захочется. Неудобно просто выкать.

– Горыныч я.

– Ух ты! Змей Горыныч?! А скажите, вы в биологическом смысле к кому относитесь?

– Не понял, уточни.

– Ну, змей – это змея? Или другой кто-то?

– Сама ты змея, – огрызнулся дракон. – Я что, на гадюку похож?

Катя смерила взглядом гигантское тело.

– Не особенно. Скорее, на длинноногого крокодила. Я вообще думаю, что вы – дракон.

– Ну да, дракон. Или змей по-нашему. Все от места жительства зависит.

– Как это?

– В царствах живут змеи, в королевствах – драконы. Ты зови, как хочешь, не обижусь.

– Понятно. Интересно, как это у вас с такой массой получается летать да еще и фигуры высшего пилотажа выписывать?

– Крылья хорошие. Большие. И формы аэродинамические.

Разговор уже давно проходил рядом с Зорькиным хлевом. На слове «большие» Катя измерила Горыныча взглядом и мысленно вписала в прямоугольник коровника. Получилось.

– Ладно, мы пришли. Располагайтесь, отдыхайте. А я за молоком сбегаю.

Проследив за тем, как втянулся в помещение стрелообразный драконий хвост, Катя довольно хмыкнула и, прикидывая в уме, что говорить бабе Марфе, чтобы та не догадалась о гостях, пошла за ведрами.

Между прочим, задача, которую предстояло решить, была непростой. Соседка обладала острым умом и внимательными колючими глазками. Кроме того, она всегда обо всех все знала. Иногда Кате казалось, что баба Марфа и сама пришла с той стороны. Вот взять бабу Ягу. Могли у нее быть какие-то дети? Вполне. Где они? Почему нет никаких сведений? Может Марфа оказаться дочкой Яги? Разумеется, может.

– Здравствуйте, бабушка Марфа! – обратилась Катя к широкой, чуть сутулой спине.

Спина, естественно, была не сама по себе, а являлась частью вполне нормального целого человека.

– Младшенькая Калинина, что ль, пожаловала? Входи, внученька, входи! – отреагировала соседка, не отвлекаясь от молочной струи, тянущейся от огромного оцинкованного ведра к вместительному алюминиевому бидону. – Молочка парного не желаешь?

– Желаю, – закивала Катя как китайский болванчик. – Еще как желаю!

– Головой-то так не тряси. Отвалится, – усмехнулась Марфа. – Погоди, сейчас налью.

– Бабушка Марфа, я не себе. Мама просила передать, что нам нужно целое ведро. Или даже больше.

Соседка оживилась. Ее не по возрасту быстрые глазки забегали так, словно вознамерились заглянуть Кате за спину.

– Никак гости пожаловали?

– Угу.

– До молочка охочи?

– Угу.

– А ваша-то красотка чего? Не доится?

– Угу.

Тут, во избежание ошибки, стоит остановиться. Если кто-то когда-то захочет охарактеризовать нравственные качества Кати Калининой, он вполне может утверждать, что, несмотря на юный возраст, девочка была недостаточно честной и откровенной. И на первый взгляд будет совершенно прав. Но существует еще второй взгляд. И даже третий, открывающий совершенно другую истину: Катя была не скрытной, а осторожной, не банальной врушкой, а человеком, умеющим хранить тайны.

Подумайте сами. Неужели нужно доказывать соседке, что у коровы сейчас творческий отпуск? Что доить поэта неэтично? Да и небезопасно, судя по самой Кате и ее друзьям.

– Что заухала, точно филин? Я же все понимаю, так своей маме и передай. Запомнила? Скажи: баба Марфа все понимает и молока даст столько, сколько потребуется.

Соседка замялась, покряхтела, пару раз шмыгнула носом и все-таки спросила:

– А кто пожаловал-то?

И замерла, с интересом наблюдая за метаморфозами Катиного лица.

Вот оно, испытание настоящего шпиона! Как ответить, чтобы и репутацию не подмочить, и дело не загубить, и отношения с хорошим человеком не испортить?

Катя замялась, но лишь на секунду. Затем быстренько прикинулась дурочкой: самый выгодный способ снять с себя всю ответственность за происходящее.

– Та я не поняла еще. Дядька какой-то. И еще один…

Кто, намеренно не уточнила. «Один» мог быть и человеком, и заграничной нелюдью.

– Ну, ладно, ладно… Молодец ты, девонька. Хорошо маме помогаешь, – не стала продолжать допрос Марфа. – Сейчас полведерочка молока дам. Выпьют ваши гости – за второй половиной приходи. Сразу такую тяжесть тебе все равно не унести.

До вечера Катя успела дважды напоить Горыныча молоком. В том числе и Зорькиным.

Закончив очередной опус, поэтесса на радостях решила подоиться. А поскольку молока требовалось больше, чем могла выдать корова бабы Марфы, Катя не стала отказываться от этого подарка судьбы. Разумная девочка не знала, что накануне Зорька, измученная поиском рифмы, вновь побывала на границе. Со всеми вытекающими последствиями…