Старая Мэй напоила меня на вкус мерзким и горьким отваром, пояс-нив, что после этого я хоть и буду всё чувствовать, но не смогу и шелохнуться. Чтобы вырвать плод из меня и не покалечить, я должна лежать неподвижно. Любое неправильное и неосторожное движение во мне же-62 лезным крючком, может убить. Я просто истеку кровью.

Но даже это не остановило меня. Я выпила всю кружку. А когда увидела в руках старухи инструменты, меня начал бить озноб.

— Может, одумаешься? — последний раз спросила она, укладывая ме-ня на стол в хижине.

Мои ноги уже не подчинялись меня, но язык ещё шевелился.

— Не-е-ет-т-т, — простонала я.

— Ой, глупая, ты, — донеслось до меня прежде, чем адская боль завла-дела мной.

Я чувствовала всё, как и предупреждала старуха, но моё тело словно сковало невидимыми тисками. Я даже не могла закричать. Лишь слабые стоны вырывались из моих уст, пока тьма не поглотила мой разум.

ГЛАВА 13. Когда родные предают

Надо мною никто не сидел. Три дня я провалялась в лихорадке. Как дошла до дома я не помню. Всё было словно в тумане. Единственное воспоминание, это рассвет, пение птиц и ухабистая дорога под моими ногами. Потом спальня и темнота.

Один раз зашла Изабель. Её голос привёл меня в чувства, возвратив в реальность.

— Что с ней? — спрашивала сестра у рабыни.

— Лихорадка, хозяйка, — отвечала всё знающая рабыня.

Она сама бегала к Старой Мэй, чтобы избавиться от ублюдков Гарри.

От неё я и узнала, что ведьма помимо помощи в родах, оказывает и другие услуги. Чёрной горничной я не сказала, от кого было дитя. Но зная о похотливости хозяина, рабыня приписала мою беременность ему. Хвала богу, язык у моей сиделки не был длинным. Для четы Коллинз у меня была обычная сезонная лихорадка.

Больше сестра ко мне не заходила, опасаясь заразиться. Когда я пришла в себя, рабыня обрадовалась.

— Мисс Лили, я знала, что вы переживете это. Вы сильная ведь в вас есть и наша кровь, — подходя ко мне, говорила чернокожая.

Наверно, эта кровь рабов и дала мне силы жить дальше. Будь я чисто-кровной белой, то, боюсь, умерла бы ещё на столе в хижине ведьмы.

Проходили дни, недели, месяцы, а моё положение в доме сестры не менялось. Я прислуживала Изабель, и только часто вырывающиеся слово «сестра» из её уст, напоминало мне, что у нас общий отец, а так ни рабыня, ни сестра. Приживалка — бедная родственница, выполняющая обязанности экономики. Весь её дом был на мне. Дом, ещё, куда ни шло, 63 но и похотливый хозяин не давал проходу. Всё пытался подловить меня одну.

Однажды в роковой для меня день ему это удалось. Я не успела закрыть на замок дверь спальни. Забежала захватить томик Данте. Сестра, сидя на веранде, захотела послушать сонеты. Схватив книгу, я уже подходила к дверям, как они отворились, и в спальню зашёл Гарри.

— Лили, — ухмылялся он, закрывая за собою двери, — я уж думал, что не поймаю тебя.

Пятясь назад к распахнутым окнам, я прижала к груди маленькую книгу, словно она спасёт меня от посягательств чужого мужа.

— Что вам надо? — и так зная ответ, спрашивала я.

Он принялся развязывать шелковый шарф на шее, подходя ближе ко мне.

— Ты, Лили.

— Нет! — громко сказала я.

Правда, кричать и звать на помощь я не осмелилась. Опасалась, что меня не так поймут домочадцы и Изабель. Я с её мужем тет-а-тет закрылась в спальне. Мне осталось только умолять Гарри отступиться от того, что он задумал. Но, разве такой мерзавец, мог отказать себе в удовольствии получить лакомый кусочек, о котором давно грезил? Нет.

И вот я в ловушке. Бежать мне некуда и кричать я не могу.

— Гарри, пожалуйста, отпусти меня, — просила я, отступая к стене.

— Нет. Ты моя рабыня и я хочу, чтобы ты разделась, — облизываясь, как кот, говорил он. — Раздевайся, Лили!

Уже приказывал родственник.

— Нет! — твёрдо заявила я, вжавшись в стену.

Отступать больше некуда. С правого боку стена. С левого распахнутое окно. Впереди возбуждённый муж сестры, уже расстёгивал пуговицы на бриджах. Я закрыла глаза в ожидании неизбежного.

Руки Гарри впились в мои плечи. Он толкнул меня на кровать и сам улегся сверху, пытаясь засунуть одну ладонь в лиф, другою задирал мне платье. Его слюнявые губы тыкались в мою шею. Это было так омерзительно, что меня передергивало от отвращения. Вертя головой из стороны в сторону, я пыталась избежать его поцелуев. А когда почувствовала ладонь Гарри на своём бедре, во мне откуда-то взялись силы сопротивляться. Освободив руку с томиком Шекспира, я занесла её над головой насильника. Сигналом к действию мне стал язык Гарри на моих губах. Собрав всю силу, что у меня была, я обрушилась её на голову мерзавца. Уголок книги, переплёт которой был частично из вставок железа, врезался в самый затылок.

Гарри взвыл, как зверь, и вскочил. Прикладывая руку к затылку, закричал на меня:

— Черномазая тварь! Я это тебе припомню! Ты ударила своего господина!

64

В эту самую минуту в спальню вбежала Изабель. Она растерянно смотрела на меня и мужа, не понимая, что происходит. Почему я лежу на постели растрёпанная с задранным до колен платьем? Почему её муж кричит, прикладывая к голове уже окровавленную руку? Не знаю, что могла подумать другая на её месте, но точно не обвинять меня в соблазнении благоверного супруга.

Изабель нашла объяснения быстро этому инциденту.

— Как ты, посмела?! — закричала она на меня. — Ты совратила моего супруга!

Это стало потрясением для меня. Неужели не видно кто в этой ситуации жертва совращения? Я на постели, а её муж вопит с разбитым за-тылком. Кто из нас кого добивался, а кто отбивался от посягательств? Но, сестра не переставала обвинять меня в грехе прелюбодейства со своим благоверным супругом.

Поднимаясь с кровати, я спускала подол юбки и попыталась оправдаться:

— Изабель, он хотел изнасиловать меня.

Сестра замолчала на мгновение. Переведя свой взгляд полный укориз-ны на супруга, задала ему вопрос:

— Она говорит правду?

Гарри даже не стал тратить время на оправдания. Держась одной рукой за затылок, другой поддерживая спущенные бриджи, спокойно сказал жене:

— Да хотел. А что я мужчина, и Лили соблазняет меня. Она сама была не прочь поразвлечься, — нагло врал её муж.

Я уже чувствовала, как бледнею от каждого слова из его лживого рта.

Ужасно то, что моя сестра, зная о похотливости своего мужа, верила ему.

— Дрянь! — закричала Изабель на меня. — Ты такая же, как и твоя мать! Ты черномазая шлюха!

Не веря своим ушам и глазам, я бросилась к сестре. Но она меня оттолкнула. Я, запутавшись в ворохе юбок, упала на пол. Подняв глаза на Изабель, заплакала:

— Ты же, знаешь, что он лжёт! Почему веришь ему? Разве я способна на такую подлость?

Гарри не дождался ответа жены. Он обошёл меня с Изабель и вышел из спальни, кинув напоследок нам в дверях:

— Я хозяин здесь, и будет так, как я сказал. Раз ты, Лили, сама хотела, значит, так и было. А ты, Изабель, будешь верить всему, что я скажу тебе.

И вышел.

Мы остались с сестрой наедине. Впервые в её глазах я увидела ненависть ко мне. Изабель часто жаловалась на неверного супруга. Плакалась, как противно ей спать с ним. Но, стоило Гарри покуситься на меня, как сте-пень виновности Изабель распределила, руководствуясь отнюдь не сест-ринскими чувствами.

65

— Я тебя ненавижу, — прошипела сестра, и выскочила из моей спальни.

Я сидела на полу, закрыв ладонями лицо, и плакала. Что я сделала такого плохого? Я же не отдалась её мужу. Я отчаянно сопротивлялась ему.

Или нужно было уступить, как она? Реветь, кричать, проклинать, но уступить. Только Гарри был настолько противен, что представить его рядом я не могла без содрогания. Он, как и Кристофер, внушал, кроме жгучей неприязни, ещё и брезгливость. Смазливый, холёный, жеманный, словно женщина, но не мужчина.

Эти курчавые русые волосы, собранные в пушистый хвостик черной шёлковой ленточкой. Влажные голубые глаза, густые длинные ресницы и пухлые губы. Лицо Генри лишено угловатой мужской строгости, сплош-ные плавные линии. Даже привычный атрибут мужской зрелости, такой как щетина, у него вовсе отсутствовал. Мягкий светлый пушок на круглых щеках. Своей красотой Гарри мог привлечь только юных глупых девиц. На-стоящие женщины лишь мило улыбались ему и отворачивались повзды-хать об офицерах в чинах повыше.